Добавить в моё избранное
391 мин, 17 сек 18728
Все еще что-то помнит, во что-то верит. Да и с Гансом соседствовать далеко не каждому по плечу.
Ага, а вот, наконец, и цель моего короткого путешествия! Увидев следующую дверь, на которой красовалась аккуратно выведенная жирная свастика, я обрадовался и одновременно с этим забеспокоился. Обрадовался потому, что нашел. Забеспокоился, поскольку дверь оказалась приоткрытой, словно забывчивый хозяин ее так и бросил, спешно отправившись по своим неотложным делам.
Что-то не видел я тут открытых дверей. Тем более Ганс со своей врожденной немецкой основательностью и аккуратностью не мог оставить открытым путь к своим сокровищам. Запреты запретами, а жажда золота, что ни говори, штука коварная. Кто пожаднее может и не устоять. От таких мыслей у меня мороз по коже пробежал. А вдруг Ганса и впрямь грабанули?! Как же мы теперь это золото проклятущее насобираем? И времени осталось совсем ничего, часов двадцать, я так полагаю.
Подхваченный волной страха и сомнений, я с ходу влетел в сокровищницу «Третьего Рейха». Фух, слава богу, полным-полна моя коробочка! В центре кладовой возвышалась груда золота высотой в человеческий рост. Нет, не в рост Чен Фу, метр с кепкой, а в мой, двухметровый ростец, подобающий истинному русскому моряку.
В полумраке кладовой золотые самородки играли и светились, словно раскаленные угли догорающего в ночи костра. Они звали и манили, обещая тепло, покой и забвение. При виде такой красотищи я слегка поплыл и размяк. Захотелось бухнуться на эту кучу, обхватить ее руками и валяться, загребая золотые камешки, как детишки загребают гладкую морскую гальку на каком-нибудь ялтинском пляже.
— Ай, зараза! — я вскрикнул от неожиданной острой боли.
Мою голую лодыжку словно огнем обожгли или собака бешенная вцепилась. Я дернулся, подпрыгнул, ошалело глянул вниз и обмер. Нет, никакая это не собака. Это… это… это, глазам не верилось! Это голова ублюдка Ганса. Подкатилась как колобок и стиснула свои гнилые черные зубки чуток повыше моей пятки. Эх, ошибался Чен, когда говорил, что слова это главное оружие обезглавленных бестий. Слова это так… это пустяки, куда страшнее их челюсти.
Я ревел от боли и пытался сбросить вгрызшуюся зубастую опухоль. Дергался, брыкался, но куда там… бульдожья хватка! Делать нечего, пришлось прибегнуть к кардинальным мерам. Я размахнулся и обрушил ледоруб на невиданного доселе противника. Попал прямо в висок. Послышался хруст, и ненавистная Гансова голова мячиком от гольфа полетела прочь. Что хрустнуло, я так и не понял. То ли проломленный череп, то ли именно с таким гадким звуком от моей ноги оторвался солидный кусок мяса. Я с омерзением наблюдал, как отлетев в угол кладовой, голова не успокоилась, а начала с аппетитом его пережевывать. Ах ты, гнида, это ведь мое мясо! Меня обуяла дикая ярость. Переполненный справедливым желанием отомстить, я кинулся на эту окровавленную, отвратно чавкающую тварь. Раскрошу, размелю, разотру в склизкую кашу!
Я замахнулся ледорубом… да так и не ударил. Пропади ты пропадом, чтобы еще марать руки о такую гниль. А, кроме того, если хорошенько подумать… Да, точно! Наверное, следует сказать Гансу спасибо. Не вцепись он мне в ногу, я бы наверняка уже пополнил ряды доблестных золотодобытчиков восьмого круга. Не держит-таки сейчас мой пластиковый фильтр, совсем не держит!
Удрученный неожиданной проблемой, я чисто автоматически пнул голову Ганса ногой. В ответ она словно змея сипло зашипела. Говорить не может. Видать перерубил я Гансу голосовые связки. Тем лучше, никому ничего не разболтает. Стараясь не подставлять свои и без того рваные башмаки под очумело щелкающие зубки стал потихоньку футболить голову к выходу. На кой она мне тут сдалась, внутри то?
Именно за этим увлекательным занятием меня и посетила одна жутко подозрительная мысль. А как вот эта самая буйная нацистская головушка здесь оказалась? Далековато, чтобы докатиться своим ходом. Неужто кто притащил? И только я об этом подумал, как за спиной послышались негромкие шаркающие шаги.
Повернуться я так и не успел. Меня схватили за горло и начали душить. Ах, если бы душить, а то ведь нет! Мою голову загибали назад с явным намерением переломать шею. Я сопротивлялся изо всех сил, но с ужасом понимал, что все потуги тщетны. Если нападавший не ослабит свой звериный напор, я не выдержу.
В отчаянной попытке сбить захват я попятился, чтобы из последних сил впечатать нападавшего в стену. Сейчас он грохнется своей дурацкой башкой и слегка поумерит свой пыл. Как правило, после такого удара перед глазами еще долго плывут радужные круги, а весь окружающий мир раскачивается, словно во время двенадцатибального землетрясения.
Удар в самом деле поучился славный. Вот только вместо противника в стену впаялся я сам. Голова почему-то ухнула в пустоту позади и гулко поздоровалась с твердым камнем. Сознание помутилось.
Ага, а вот, наконец, и цель моего короткого путешествия! Увидев следующую дверь, на которой красовалась аккуратно выведенная жирная свастика, я обрадовался и одновременно с этим забеспокоился. Обрадовался потому, что нашел. Забеспокоился, поскольку дверь оказалась приоткрытой, словно забывчивый хозяин ее так и бросил, спешно отправившись по своим неотложным делам.
Что-то не видел я тут открытых дверей. Тем более Ганс со своей врожденной немецкой основательностью и аккуратностью не мог оставить открытым путь к своим сокровищам. Запреты запретами, а жажда золота, что ни говори, штука коварная. Кто пожаднее может и не устоять. От таких мыслей у меня мороз по коже пробежал. А вдруг Ганса и впрямь грабанули?! Как же мы теперь это золото проклятущее насобираем? И времени осталось совсем ничего, часов двадцать, я так полагаю.
Подхваченный волной страха и сомнений, я с ходу влетел в сокровищницу «Третьего Рейха». Фух, слава богу, полным-полна моя коробочка! В центре кладовой возвышалась груда золота высотой в человеческий рост. Нет, не в рост Чен Фу, метр с кепкой, а в мой, двухметровый ростец, подобающий истинному русскому моряку.
В полумраке кладовой золотые самородки играли и светились, словно раскаленные угли догорающего в ночи костра. Они звали и манили, обещая тепло, покой и забвение. При виде такой красотищи я слегка поплыл и размяк. Захотелось бухнуться на эту кучу, обхватить ее руками и валяться, загребая золотые камешки, как детишки загребают гладкую морскую гальку на каком-нибудь ялтинском пляже.
— Ай, зараза! — я вскрикнул от неожиданной острой боли.
Мою голую лодыжку словно огнем обожгли или собака бешенная вцепилась. Я дернулся, подпрыгнул, ошалело глянул вниз и обмер. Нет, никакая это не собака. Это… это… это, глазам не верилось! Это голова ублюдка Ганса. Подкатилась как колобок и стиснула свои гнилые черные зубки чуток повыше моей пятки. Эх, ошибался Чен, когда говорил, что слова это главное оружие обезглавленных бестий. Слова это так… это пустяки, куда страшнее их челюсти.
Я ревел от боли и пытался сбросить вгрызшуюся зубастую опухоль. Дергался, брыкался, но куда там… бульдожья хватка! Делать нечего, пришлось прибегнуть к кардинальным мерам. Я размахнулся и обрушил ледоруб на невиданного доселе противника. Попал прямо в висок. Послышался хруст, и ненавистная Гансова голова мячиком от гольфа полетела прочь. Что хрустнуло, я так и не понял. То ли проломленный череп, то ли именно с таким гадким звуком от моей ноги оторвался солидный кусок мяса. Я с омерзением наблюдал, как отлетев в угол кладовой, голова не успокоилась, а начала с аппетитом его пережевывать. Ах ты, гнида, это ведь мое мясо! Меня обуяла дикая ярость. Переполненный справедливым желанием отомстить, я кинулся на эту окровавленную, отвратно чавкающую тварь. Раскрошу, размелю, разотру в склизкую кашу!
Я замахнулся ледорубом… да так и не ударил. Пропади ты пропадом, чтобы еще марать руки о такую гниль. А, кроме того, если хорошенько подумать… Да, точно! Наверное, следует сказать Гансу спасибо. Не вцепись он мне в ногу, я бы наверняка уже пополнил ряды доблестных золотодобытчиков восьмого круга. Не держит-таки сейчас мой пластиковый фильтр, совсем не держит!
Удрученный неожиданной проблемой, я чисто автоматически пнул голову Ганса ногой. В ответ она словно змея сипло зашипела. Говорить не может. Видать перерубил я Гансу голосовые связки. Тем лучше, никому ничего не разболтает. Стараясь не подставлять свои и без того рваные башмаки под очумело щелкающие зубки стал потихоньку футболить голову к выходу. На кой она мне тут сдалась, внутри то?
Именно за этим увлекательным занятием меня и посетила одна жутко подозрительная мысль. А как вот эта самая буйная нацистская головушка здесь оказалась? Далековато, чтобы докатиться своим ходом. Неужто кто притащил? И только я об этом подумал, как за спиной послышались негромкие шаркающие шаги.
Повернуться я так и не успел. Меня схватили за горло и начали душить. Ах, если бы душить, а то ведь нет! Мою голову загибали назад с явным намерением переломать шею. Я сопротивлялся изо всех сил, но с ужасом понимал, что все потуги тщетны. Если нападавший не ослабит свой звериный напор, я не выдержу.
В отчаянной попытке сбить захват я попятился, чтобы из последних сил впечатать нападавшего в стену. Сейчас он грохнется своей дурацкой башкой и слегка поумерит свой пыл. Как правило, после такого удара перед глазами еще долго плывут радужные круги, а весь окружающий мир раскачивается, словно во время двенадцатибального землетрясения.
Удар в самом деле поучился славный. Вот только вместо противника в стену впаялся я сам. Голова почему-то ухнула в пустоту позади и гулко поздоровалась с твердым камнем. Сознание помутилось.
Страница
68 из 110
68 из 110
