И настанет день третий

Его уже не хватало, чтобы ориентироваться и твердо стоять на ногах, но каким-то непостижимым образом его все еще оставалось достаточно, чтобы понять, кто вцепился в меня мертвой хваткой.

— Ты победил, Ганс, — прошептал я, проваливаясь в черную бездну.

Сперва я приоткрыл один глаз, затем попробовал расплющить второй. Черт, второй почему-то не открывался. Ах, да, конечно, не было у меня второго глаза. Слова богу, что хоть первый все еще хоть что-то видит. Кстати, а где это я? Это что, тот свет того света? Меня обволакивал желтоватый светящийся туман, столь плотный, что все предметы в нем казались неопределенными размытыми пятнами. Вот, например, что это за гора, возвышающаяся там, на самом краю горизонта? А вот эти два кружащиеся в воздухе светляка… Что они или кто они? Не понять. Может, сумею подняться и подойти поближе. Там и рассмотрю.

Я попробовал пошевелиться. Получилось. Руки и ноги работали, правда, со скрипом и жуткой болью, но это все мелочи. Шею ломило как у тягловой лошади, с которой после тяжелого трудового дня наконец сняли ненавистный хомут. Тоже не беда. Как говорится, если утром проснулся и ничего не болит, значит помер. С большим натягом эту народную мудрость можно было применить и к моему случаю, правда звучала она теперь несколько иначе: если что-то болит, значит это у меня еще осталось, значит это еще не оттяпали. Приободренный и обнадеженный, я, наконец, решился. Превозмогая боль, приподнялся на локтях.

— Слава богу, оклемался!

Два пятна ринулись в мою сторону. По мере приближения они стали превращаться в человеческие лица, и я с радостью узнал эти обожженные, изуродованные, но такие родные рожи.

— Сурен, Чен, вы что ли?

— Конечно мы, кто же еще? — в голосе моего друга слышалось облегчение. — Хорошо, что пришел в себя, а то мы уж и не знали, что с тобой делать.

— По морде били?

— Само собой, — Сурен чуть ли не обиделся, мол, как это я мог подумать, что он позабыл о таком эффективном способе.

— Значит, мало били.

Я начал ворочаться, пытаясь придать своему телу новое положение, подобающее в эволюционном ряду представителю более высокоорганизованного вида. На четвереньки хоть бы встать, что ли!

— Да особо тебя и не похлещешь. Рука, знаешь ли, не поднимется. Грех лупить друга, да еще калеку. — Подхватив меня под руки, верные товарищи принялись мне помогать.

— Какого еще калеку?! — проревел я с угрозой, полагая, что Сурен намекает на мой выколотый глаз.

— Какого-какого, самого натурального. Голова на один бок. Хорошо, что Чен додумался подвязать ее твоей тельняшкой.

Я только сейчас обратил внимание, что вокруг шеи и в самом деле что-то намотано. Повязка. Очень тугая повязка, скорее даже бандаж. Будь я живым человеком, она как пить дать удушила бы меня. А здесь, в аду, глядишь, и ничего… вроде как работает, выполняет свою поддерживающую функцию.

Продолжая стоять на четвереньках, я попробовал повертеть головой. Поворачивается. Однако все время ощущалась какая-то странная, неестественная неустойчивость, как будто голова держалась на плечах только благодаря коже и мышцам, а шейные позвонки вдруг стали мягкими и гутаперчивыми. Вот тут-то я и вспомнил цепкие беспощадные руки у себя на горле.

— Ганс, скотина, сломал-таки! — сдавленный вскрик сам собой вырвался из груди.

— Только начал, да мы вовремя подоспели.

— Вы?!

Превозмогая боль, я с трудом поднял голову, чтобы осмотреться. Кладовая Ганса, это точно. Вон и золото на месте, и кровь на полу, аккурат там, где я сражался с его зловредной головой. Одно непонятно, как тут очутились Сурен и Чен Фу?

— Эй, братья по разуму, вы чего тут делаете? Я же приказал не высовываться и ждать.

— Долго бы мы тебя ждали. — С иронией протянул Сурен. — Сожрать бы тебя Ганс не сожрал, но на куски порвал, это точно.

— Хватит мне мозги пудрить! — я стал выходить из себя. — Объясните толком, что тут произошло и где этот чертов фашик? Да и поставьте меня на ноги, в конце то концов!

Сурен с Чен Фу переглянулись и принялись меня поднимать, между делом докладывая о последних событиях:

— Может мы и остались бы в кладовой у Чена, если бы он не припомнил, что ты по своей неопытности оставил Ганса, я бы так выразился, практически в собранном состоянии, — начал мой друг.

— Да-да, Алексей Кириллович, вы так и сказали: «Я же ему башку снес». Заметьте, не порубил, не покромсал, а лишь одну башку.

— Как только я об этом узнал, то сразу подумал, что Ганс вернется и непременно захочет поквитаться, — перебил китайца Сурен. — Правда, кроме тебя у него имелась еще одна широко распространенная в этих местах страстишка. — Сурен кивнул, перехватив мой взгляд, устремленный на золотую гору. — Да, правильно, золото. Ганс не смог бы утерпеть, чтобы не проверить свою сокровищницу.