Тихий Холм 1865

Священник подошел к нему сзади:

Мы нашли это подле тебя… Точнее в тебе, у тебя грудь пробита, погляди… Видно ты пересекся где-то с индейцами, — Карл протянул ему окровавленную стрелу с красным оперением. Он принял ее, даже не посмотрев на пробитую рубаху и не ощупав свежую, но совсем не опасную рану. «Стрела… Ведь у тех, что пришли побеждать бледнолицего Зверя не было луков, только хорошие ружья. Это все он, слепая сволочь, послал мне из мира мертвых прощальный привет. Оберег, на долгую память. Высшая любовь — жестокость… Господи, зачем я только послушал тебя, Экзальчибуте!»

Если бы все можно было вернуть назад, то я бы не выстрелил, — уверенно проговорил он, не обращаясь ни к кому.

Не выстрелил в кого? — спросил Бернс

Ни в кого… И никогда… Я бы не прикоснулся к оружию и до самой смерти и рос бы на родной ферме, даже не думая о такой глупости, как побег из дома… Если бы все можно было вернуть назад… — он повертел в руках стрелу, а затем переломил тонкое древко напополам. Кинул деревяшки на землю.

Что толку жалеть об уже свершившемся, чужак? Ты всегда можешь отречься от своих прошлых грехов. Господь простит тебя. Он всех прощает и спасает. Даже в этот раз, Он, в безграничной своей любви к нашему грешному роду, отстрочил Апокалипсис. Он спас нас, потому что Он, не только Всемогущий, но и Всемилостивый. Но мы узрели гнев Его, значит добрых Сынов и Дочерей Церкви станет больше. Значит все эти жертвы не зря… А одна брюхатая в эту страшную ночь даже родила, представляешь… Прямо на кладбище… Укрылась от всех и родила младенца, которому теперь жить в этом грешном мире, хотя он мог быть первым чадом узревшим Новое Небо — в голосе преподобного звучала прощающая милость к своему брату во Христе, лишь чуть-чуть затуманенная едва уловим сожалением о том, что Новый Иерусалим так и не появился, не смотря на все его мольбы.

Вас спас не Господь, а я… — устало ответил он Карлу. — Ты просто ничего не знаешь. А добрые Дети Церкви только отвернуться от тебя, преподобный. Ты обещал им Рай, обещал Новую Землю, толкнул их ради этого на убийство невинной женщины. Но Старый Мир остался стоять. Остался вместе со своей изматывающей каторжной работой, вместе с беспросветной бедностью, с жалкими, постыдными радостями, скрытыми на дне бутылок и с давящим отчаянием пустоты, на месте смысла жизни. Думаешь, они забудут? Нет… Они пойдут не за тобой, а за теми, кто действительно сможет построить Новый Мир. За теми, чей путь будет легче и понятней твоего. Как ты точно сказал, Создатель ОТСРОЧИЛ Апокалипсис. Все, что произошло сегодня ночью повторится в этом Городе. Может быть не раз и не два, но до тех пор, пока они не обретут желанный Новый Порядок… — он не чувствовал ненависти, вовсе не хотел поставить священника на место. Он просто предупреждал отца Карла, пытался открыть ему глаза, хорошо понимая, что это ничего не изменит.

Шел бы ты отсюда по-хорошему, чужак. — голос Бернса разом посуровел. — Люди и так думали растерзать тебя. Все видели, как ты защищал Ведьму. Они не испугались бы еще одного убийства, они вошли во вкус. Но я утихомирил их гнев, напомнив про заповеди и смиренный долг христианина прощать заблудшие души… Теперь же, когда ты говоришь такое, я даже не знаю, правильно ли я поступил…

Никто не знает, правильно ли он поступил, Карл. Никто. До самой смерти. Тот кто думает, что знает — ошибается. Не ошибайся, преподобный! — грустно улыбнулсяся он. Затем посмотрел священнику прямо в глаза, такие же молодые и преисполненные святой Верой. — В какую сторону мне идти, чтобы выйти к железной дороге?

На Юг. Иди на Юг и не возвращайся, чужак. Мы по горло сыты чужаками. У нас много дел. Нужно все отстроить заново, нужно всем миром выслужить покаяние и молебен для усопших. Иди на Юг, — затем Карл запустил руку в глубокий карман рясы и вытащил пятидолларовую бумажку. — На, держи. Билеты не бесплатны, а так я хоть тебя от разбоя очередного уберегу. Спасай душу, чужак! Спасай, но только не в этом Городе.

Он поклонился и почтительно принял неожиданный дар. Люди недобро озирались на него, ощупывали волчьими взглядами. Еще немного и принялись бы кидать камни и кричать. Он не хотел их злить и поспешил по мерзлой мостовой к городским воротам. По дороге, среди чужих окон, замерзших трупов и завываний утреннего ветра, ему встретилась лишившаяся всадника лошадь, одного из слуг Кзулчибары. Он снял с нее этот дурацкий красный балахон и оседлал. Смятая бумажка приятно грела карман. «Откуда Бернсу знать, что билет на поезд стоит куда меньше? Но это даже хорошо… Я обязательно напьюсь перед тем как сесть в вагон. Надо вытравить из себя всю эту память. Все режущие душу воспоминания о Ней. Пусть мертвые останутся мертвым.»

У самых ворот его встретил Винсент. Библиотекарь кивнул ему, помахал рукой и вместо прощания фальшиво протянул последнюю строчку той самой песни, которая еще долго не могла отпустить его на болотистых тропах.