Антропофаг

… Около восьми вечера субботы 11 мая 1824 года, прикрываясь зонтом от сеявшейся с серого неба нудной мороси, Петр Ильич Сошальский неторопливо брел по Ковенскому переулку. Он мог бы запросто мог нанять извозчика, потому как ежемесячно присылаемое отцом содержание, вкупе с жалованием по полицейскому департаменту, обращало его во вполне состоятельного, даже по столичным меркам, молодого человека. Но в этот раз Петр, несмотря на непогоду, предпочел прогуляться, чтобы собраться с мыслями и настроить себя на предстоящее рандеву. Через полчаса ему предстояло под видом универсанта и единственного наследника помещика-миллионера, по организованной обер-полицмейстером фальшивой протекции явиться на раут в дом одного из богатейших обитателей Санкт-Петербурга купца первой гильдии Михаила Герасимовича Солодовникова.

По строго конфиденциальным сведениям, доведенным до него накануне Гладковым, как сам Солодовников, так и большинство из регулярно собиравшегося у него общества, были тайными приверженцами скопчества, отмеченными так называемой «малой печатью», или, проще говоря, лишенными мошонки со всем содержимым. Однако, вопреки расхожему мнению, невозможность продолжать род после оскопления, не лишало скопца возможности совокупления с женщиной. Более того, носители «малой печати» становились неутомимыми любовниками, способными без конца и края предаваться усладам, что, по преданиям, очень ценили в евнухах знавшие толк в любовных утехах римские дамы.

Тогда, у вникнувшего в детали предстоящей миссии Петра первым движением души было ответить генералу категорическим отказом. Но, лишь невероятным усилием воли овладев собой, распаленный болезненным юным самолюбием, не способным снести даже намека на насмешку от пожилого ветерана, провоевавшего большую часть жизни, после недолгих колебаний, он все ж согласился. А ныне, отсчитывая последние шаги до парадного подъезда роскошного особняка, уже сто раз успел раскаяться в опрометчивости и неуемной тяге к приключениям.

Однако поначалу черт показался не столь и страшен, как его малевали. Вышколенный лакей с бесстрастным выражением бледного, словно у новопреставившегося покойника лица, учтиво справившись о фамилии гостя и коротко глянув в список, лежащий подле него на банкетке, принял влажные с дождя крылатку и зонт. Второй же, показавшийся из гардероба слуга, поклонившись, пригласил следовать за собой и повел по ярко-алому ковру, покрывающему мрамор ступеней широкой лестницы, на площадках мраморных же перил которой высились выполненные в стиле греческих амфор вазоны с цветами.

Сразу за дверь темного дуба, застекленной цветными витражами, Петра Ильича радушно встретил, по всей видимости, заранее извещенный хозяин дома. Михаил Герасимович являл собой добродушного на вид приземистого толстяка с заметно выпирающим из белоснежного жилета животом, нависающим над поясом брюк, пошитых из добротного сукна ровно в аккурат по изрядно расплывшейся фигуре, и круглым, нездорового желтоватого цвета, без единого волоска на ноздреватой коже, лицом. Раскинув руки и без лишних церемоний заключая в крепкие объятия смутившегося Сошальского, он запел тоненьким, впору юной девице, дискантом:

— Петр Ильич, душа моя. Заждались уж, — подхватив молодого человека под руку, хозяин потянул его за собой в глубину ярко освещенного и гудящего разговорами изрядного количества гостей зала. — Просим, просим, проходите. Не побрезгуйте, выпейте, закусите, чем Бог послал. Да не тушуйтесь, у нас тут все попросту, по-свойски. А батюшке своему, наслышан о нем много-много замечательного, пренепременно поклон передавайте-с. Коли вдруг, паче чаяния, навестить сыночка соберется, так от всей души приглашаю-с на чаек-кофеек, а то и чего покрепче, — Солодовников заговорщески подмигнул ошарашенному столь неожиданно бурным приемом Петру и остановился возле стола, щедро уставленного тарелками с разнообразными закусками. Подхватив с подноса у одного из туда-сюда снующих по залу официантов бокал с пузырящимся шампанским, он сунул его в руки молодому человеку и дружески потрепав по плечу, пропищал: — Вы тут, Петр Ильич, помаленьку осваивайтесь, а мне уж позвольте-с по хозяйству похлопотать. Везде, понимаете ли-с, свой глаз требуется. А иначе никак, совсем никак. Но мы еще ныне всенепременно свидимся, вот вам крест, — Солодовников размашисто осенил себя крестным знамением и, с после этого прижав с полупоклоном руку к сердцу, удалился удивительной для его грузного сложения легкой танцующей походкой.

Оставшись без опеки хозяина, Петр, маленькими глотками прихлебывая шипящее мелкими пузырьками вино, не желая упускать удобный момент, неприметно осмотрелся. Ничем не примечательное на первый взгляд светское собрание, при внимательном изучении обладало некими отличительными чертами. Будь чиновник по особым поручениям обычным гостем, он бы и в голову себе не взял подмеченные особенности.