Антропофаг

Ничуть не изумившийся и даже ожидающий нечто схожее, Петр, — иначе, к чему было искусным конспираторам скопцам вот так с ходу тащить его в святая святых и демонстрировать душераздирающее представление, — тотчас припомнил рассказ обер-полицмейстера и сообразил, что Селиванов имеет в виду «малую печать», так как оскопление «царской печатью» считалось седланием «коня белого».

С трудом сглотнув перекрывший глотку горький комок и откашлявшись, Сошальский, с оборвавшимся от страха сердцем решился-таки сыграть ва-банк. Вскинув затравленный взгляд на нависающего над ним старика, сбивчиво пробормотал:

— У меня с утра лекция в университете уж больно важная. Никак пропустить невозможно. А как же я смогу, после убеления-то?

Удовлетворенно усмехнувшийся великий кормчий приподнял вероятного неофита за подбородок скрюченным указательным пальцем и, пристально взглянув ему в глаза, проскрипел:

— А с чего ж это ты решил, что тебя вот так запросто к божественной чистоте приобщат? В подтверждение готовности спасти душу бессмертную поспеешь ли в три дня пять тысяч собрать, а?

Никак не ждавший подобного поворота Петр, чуть не сверзился со стула. Всеми силами стремясь скрыть радостное облегчение, он согласно закивал головой и торопливо затараторил:

— Мне как раз, кстати, днями батюшка должен содержание перевести. Да и с прошлого месяца кой-чего осталось, всяко наскребу, — и для правдоподобия, чтоб мнительные скопцы ни дай бог не заподозрили бы его в слишком скором согласии, вдруг запнулся, изобразив крайнюю озабоченность. — Да вот только сумма больно велика. Все отдам, на жизнь-то вовсе не останется. Впору будет на паперть подаваться.

В ответ Селиванов благосклонно потрепал его по щеке, пачкая еще не подсохшей кровью, и успокоил:

— Ты, отрок, не тушуйся. Твое дело волю добрую явить — внести. А там не оставим. Мы своих отродясь до паперти не доводили. И глазом моргнуть не успеешь, как все обратно с солидной прибавкой возвернешь, — самозабвенно врал старик, а подавшийся вперед с горящими глазами Сошальский лез из кожи вон, делая вид, что ему верит.

В результате они пришли к следующему — не через три, а через пять дней, чтоб уж наверняка, Петр приносит в дом Солодовникова требуемую сумму, и в тот же вечер великий кормчий самолично проводит над ним обряд убеления. На этом, ссылаясь на немалый размер взноса, категорически настоял Сошальский, которому в первую голову был нужен сам Селиванов.

Глубоко заполночь вырвавшись их логова скопцов, выжатый, словно лимон молодой человек, на соседней улице заскочил в крытую коляску, нарочно его дожидавшуюся по распоряжению обер-полицмейстера, и коротко пересказав случившееся с ним дежурившему внутри заспанному поручику, в изнеможении выдохнул: «Домой»…

Тревожным, каким-то омерзительно липким, как дым от сжигаемых в подвале обрезков человеческой плоти, сном Петр забылся лишь под утро, когда за окнами уже начало откровенно сереть, и сразу же провалился в кошмар. На сей раз он в уже привычном образе беглого каторжника, отчаянно душил желтолицего узкоглазого противника, откуда-то твердо зная, что тот пришел именно по его душу. И тут Петра, со смачным хрустом дробящим хрящи гортани вдруг превратившимися в железные пруты пальцами, пронзило еще более распалившее тупую животную ярость острое наслаждение. Никогда и не от чего ранее в жизни он не ощущал большего блаженства, чем от этого убийства во сне…

В четверг в условленное время Сошальский дернул за шнурок у запертых дверей парадного подъезда Солодовникова, прислушиваясь к глухо звякнувшему в глубине дома звонку. Карманы его длиннополого сюртука оттягивали две внушительные пачки кредиток, — на собрание у обер-полицмейстера, где готовился план захвата «корабля» скопцов, было принято решение все же деньги показать, дабы не спугнуть добычу раньше времени, — а за поясом панталон пристроился заряженный пистолет.

Ждать пришлось на удивление долго. Пока в глядящих на мостовую окнах первого этажа из-за слабо колышущихся занавесок мелькали настороженные глаза, взопревший от лихорадочного напряжения, несмотря на гулявший по переулку свежий ветерок, Петр уже начал сомневаться, что ему и вовсе отворят. Однако засов все же громыхнул и одна из створок двери немного приоткрылась. Из щели вылезла рука и ее владелец, сам не показываясь, крепко ухватив Сошальского за отворот пальто, затянул его внутрь.

В скудно освещенных сенях едва удержавшийся на ногах Петр нос к носу столкнулся с озабоченным Солодниковым, от прошлой любезности которого ныне не осталось и следа. Купец, не заботясь о приличиях, нервно прошипел:

— Вы один? — а, получив утвердительный ответ, тревожно справился: — Вся сумма при вас?

Не сумевший удержаться от саркастической усмешки Сошальский кивнув головой, продемонстрировал одну из денежных пачек и в свою очередь подозрительно поинтересовался:

— А где же великий кормчий?