Антропофаг

Я-то со своей стороны условия, как договорено было, выполнил. А он как же?

— Да будьте покойны, ждет не дождется вас кормчий, — судя по румянцу, проступившему на мелово бледном лице Солодникова, у него явно отлегло от сердца и, когда он пригласил: — Извольте следовать за мной, сударь, — в его голосе даже прорезались приветливые нотки.

По пути в уже знакомый покой, Петр, стараясь унять невольно разошедшееся волнение, под полой сюртука тискал горящей ладонью рукоять пистолета. Более всего он страшился, как бы в последний миг стреляный лис Селиванов не почуял расставленных на него силков и не ускользнул каким-нибудь тайным ходом. Но беспокоился он зря. Магия озвученной им суммы притупила былую осторожность алчного старика, и у полицейского словно гора с плеч свалилась, когда он увидел самопровозглашенного императора Петра III, горделиво восседающего посреди комнаты на кресле с высокой спинкой.

Вошедший первым Солодовников, склонившись к уху Селиванова, принялся вполголоса что-то ему докладывать, а Петр Ильич отметил застывших с каменными лицами по бокам кресла двух крепких парней. Он остался у порога и когда старик, наконец, поднял на него колючие глаза, едко ухмыльнувшись, на высокой ноте представился:

— Чиновник по особым поручениям при обер-полицмейстере Петр Ильич Сошальский, — и с последними словами выхватив пистолет, продолжил: — Вы, господа, все арестованы. — А когда один из охранявших Селиванова парней угрожающе шевельнулся, жестко предупредил: — Даже не думай. Еще движение и ты покойник.

Однако прошедший через каторгу старик имел отменное самообладание. Скривив бледные губы, он язвительно проскрипел:

— И ты, болван, надеясь на свою пукалку, в одиночку решил здесь всех повязать? Видал я всяких дурней на своем веку, однакось эдакого впервые встречаю.

— Почему ж в одиночку? — весело перебил его Петр, прислушиваясь к нарастающему за спиной шуму. — Глазом моргнуть не успеете, как здесь вся моя компания будет.

В подтверждение его слов в комнату вихрем ворвался обер-полицмейстер в распахнутой на груди форменной шинели. Неугомонный Гладков не пожелал и слушать помощников, тщетно увещевавших его дожидаться результата в резиденции и категорически возжелал лично замкнуть кандалы на руках еретика, умудрившегося так круто насолившего самому столичному генерал-губернатору.

Вынырнувшие из-за генеральской спины вездесущие квартальные поручики мигом скрутили охранявших Селиванова бугаев, впрочем, уже и не мысливших о сопротивлении, оттерли в дальний угол онемевшего хозяина дома, и вытряхнули из кресла ошарашенного старика, не устоявшего на ногах и с размаху бухнувшегося на колени. А нависший над ним разъяренным медведем Гладков оглушительно рявкнул:

— Подавай сюда руки, мерзавец, пока не пришиб!

Замешкавшийся, было, Селиванов тут же клюнул носом, получив звонкую плюху от заскочившего вслед за поручиками квартального надзирателя и, несмотря на строптивость и боязнь уронить себя, сразу смекнул, что дело пахнет жареным и особо церемониться с ним никто не будет. Понурившись, он безропотно выполнил приказ, и торжествующий генерал защелкнул железо на старчески иссохших запястьях скопца. Затем обер-полицмейстер, брезгливо обтерший руки добытым из кармана платком, скомандовал:

— Всех в железо и по одиночкам в крепость. Допрашивать уже с утра будем, — и, направившись на выход, поманил за собой так не опустившего пистолета Сошальского.

Перед крыльцом, которое охраняли три вооруженных будочника, стоял личный выезд Гладкова, а за ним пристроилась мрачная тюремная карета. Заприметив генерала, куривший подле облучка денщик кинулся отворять дверь. Взявшийся за поручень обер-полицмейстер, обернулся к тенью следовавшему за ним чиновнику по особым поручениям, по пути все же сунувшему пистолет обратно за пояс, и с чувством произнес:

— Вы, душа моя, молодец. Я тотчас к Михал Андреичу, с докладом. Намерение было вас с собой взять, как героя дня отрекомендовать, да уж больно время позднее. Однако непременно опишу все в подробностях и более того, уведомлю его высокопревосходительство, что за храбрость представляю вас к «Владимиру» четвертой степени. Чаю, губернатор всецело меня поддержит. А теперь, Петр Ильич, давай-ка домой, отдохни, отоспись и часика в три пополудни ко мне, вместе в крепость дознание проводить поедем.

Петр, которого к собственному удивлению ничуть не тронуло обещание ордена, хотя, еще вчера, он наверняка принародно пустился бы в пляс от подобной новости, вяло кивнул в ответ:

— Да-да, Иван Васильевич, непременно, лишь распоряжусь подвал как следует обыскать. В нем где-то укрывают троих, давеча при мне оскопленных этим иродом. Если живы еще, пусть тоже показания дают. Они, почему-то сдается мне, совсем нам не лишними будут…

Вся следующая неделя прошла у Петра Ильича в сплошных хлопотах.