343 мин, 22 сек 6684
но смекалка? но тяга к познанию мира…
Над горизонтом занимались две зари.
Автобусная история
I
Давным-давным-давно, когда чужой рок был под запретом, его ввозили и размножали самыми злокозненными способами. На экзоплёнке, на бобинах, на рентгене, иногда даже на дорогущих пластинках, купленных и переправленных сюда вместе с обложками и буклетами, но чаще всё-таки на кассетах, причём писанных-переписанных. Кассеты были: одно, двух и даже какие-то трёхсторонние. Как слушали последние, уже не узнаешь — помнится, дорожки были настолько узкие, что воспроизводящая головка регулярно сбивалась и прыгала не туда, создавая непрошенные ремиксы.
Так вот, про все эти кассетки слышали все, но не все знают, как была обставлена концертная деятельность. Да, кто-то приезжал вполне легально, выступал в ДК и срывал аплодисменты публики — пригласили как-то даже «Vagr Munag», который и у них-то стали всерьёз слушать лет через десять — но этого было мало, издевательски, неимоверно мало и жаждущие спасались самостоятельно.
Организация была та же — везли через границу и по частям, замаскировав под невинный багаж. Но ведь человек — не пластинка, его в трусы не спрячешь! Приходилось разбирать и вводить по кусочкам, как везли немного позже игры на дискетах — отдельно голову, туловище, руки и ноги, в нескольких копиях и тщательно промаркированное, чтобы не путалась, и не терялось. Но всё равно случались накладки: и не раз и не два бывало, что по пальчику собранная звезда светила совсем другим, непредусмотренным светом. До сих пор помню Джона Леннона, у которого было пять левых рук и не одной правой; бедняга так и играл, едва ли не теппингом, регулярно забывая, какой рукой что делает и пристукивая об пол единственной коленкой. Бывало так, что забывали голову, или инструменты, или пальцы для рук. Целый мозг привозили очень редко — был большой стрём касательно интеллектуальной собственности — чаще брали только спинной, мозжечок и шишковидную железу, чтобы в ритм попадал. Но и тут ухитрялись напутать — гудящие зомби со знакомыми лицами тупо тыкались по квартире, часами пытаясь извиниться, что они не в голосе и вообще уже давно не.
Как-то привозили весь «Ignitus Honey», вместе с инструментами и оборудованием, которое, как оказалось, некуда было подключить, а примерно через год и «Namurgees», — эти, впрочем, выступать отказалась, потому что никто не додумался захватить менеджера. Вообще, даже при перевозке классиков экономили на всём, так что поклонниц, мечтавших познакомиться с кумиром поближе, ждало жестокое разочарование.
Но это всё происходило много раньше, когда я был совсем маленький. Сразу после войны, когда и случилась эта история, записи продавались легально, а концерты были настоящие и знаменитости приезжали целиком. Приезжали, впрочем, редко, потому что восторженные поклонники были единственным, чего у нас было по-настоящему много.
Именно двор, а не дом объединял тогда горожан. Не говорили «в нашем доме живёт», говорили «в нашем дворе». Во дворе сопели горьким дымом летние печки, сохло бельё и шушукались старушки, во дворе гоняли мяч, назначали свидания и бренчали на бесчисленных гитарах (концертов было мало, поэтому играть умели все). Дома тесно, в школе скучно, а двор был целым миром с качелями, яблонями и даже чугунными скамейками — неведомые богатыри перетаскивали их из заброшенных парков и бросали прямо под окнами. Каждый вечер местные дедушки забивали там козла и вспоминали боевую молодость.
Бывали и более странные, а то и вовсе потусторонние объекты, которые ещё ждут пытливых исследователей: навсегда закрытые сараи, подвалы, где ночи напролёт горит одинокая лампочка, палисадники, на которых растут незнакомые, совсем чужие цветы и травы, а их хозяйки — полусумасшедшие особы в драных платьях и чумазых сандалиях… или нездоровые девочки, не приписанные ни к одной школе, которые живут одни в квартирах, задрапированных чёрным… или даже просто решётки, здоровенные такие узорчатые решётки с бронзовыми птицами и львами, какими не побрезгует иной респектабельный особняк — лет двадцать назад их принесли во двор, прислонили к стене, да так и оставили стоять, тускнеть и медленно врастать в сырую землю.
Сколько их было, таких? Наверное, все. В каждом дворе рано или поздно обнаруживалось что-нибудь достопримечательное своей непонятностью. Двор с Кроликом, Качелями, Валунами, Грибом или неким Джагбэндом… Был даже Пустой Двор — это где-то в районе рынка — знаменитый тем, что там вообще не было ничего интересного, только стены, окна и лавочки.
А самый-самый ориентир находился в нашем дворе, причём так долго, что даже старожилы не могли рассказать, откуда здесь это. Не смогу и я; только знаю свершено точно: когда я родился, он уже стоял.
Это был Автобус — самый что ни на есть доподлинно-настоящий «Кагер», без колёс и дверей, с исцарапанными боками и треснувшей левой фарой.
Над горизонтом занимались две зари.
Автобусная история
I
Давным-давным-давно, когда чужой рок был под запретом, его ввозили и размножали самыми злокозненными способами. На экзоплёнке, на бобинах, на рентгене, иногда даже на дорогущих пластинках, купленных и переправленных сюда вместе с обложками и буклетами, но чаще всё-таки на кассетах, причём писанных-переписанных. Кассеты были: одно, двух и даже какие-то трёхсторонние. Как слушали последние, уже не узнаешь — помнится, дорожки были настолько узкие, что воспроизводящая головка регулярно сбивалась и прыгала не туда, создавая непрошенные ремиксы.
Так вот, про все эти кассетки слышали все, но не все знают, как была обставлена концертная деятельность. Да, кто-то приезжал вполне легально, выступал в ДК и срывал аплодисменты публики — пригласили как-то даже «Vagr Munag», который и у них-то стали всерьёз слушать лет через десять — но этого было мало, издевательски, неимоверно мало и жаждущие спасались самостоятельно.
Организация была та же — везли через границу и по частям, замаскировав под невинный багаж. Но ведь человек — не пластинка, его в трусы не спрячешь! Приходилось разбирать и вводить по кусочкам, как везли немного позже игры на дискетах — отдельно голову, туловище, руки и ноги, в нескольких копиях и тщательно промаркированное, чтобы не путалась, и не терялось. Но всё равно случались накладки: и не раз и не два бывало, что по пальчику собранная звезда светила совсем другим, непредусмотренным светом. До сих пор помню Джона Леннона, у которого было пять левых рук и не одной правой; бедняга так и играл, едва ли не теппингом, регулярно забывая, какой рукой что делает и пристукивая об пол единственной коленкой. Бывало так, что забывали голову, или инструменты, или пальцы для рук. Целый мозг привозили очень редко — был большой стрём касательно интеллектуальной собственности — чаще брали только спинной, мозжечок и шишковидную железу, чтобы в ритм попадал. Но и тут ухитрялись напутать — гудящие зомби со знакомыми лицами тупо тыкались по квартире, часами пытаясь извиниться, что они не в голосе и вообще уже давно не.
Как-то привозили весь «Ignitus Honey», вместе с инструментами и оборудованием, которое, как оказалось, некуда было подключить, а примерно через год и «Namurgees», — эти, впрочем, выступать отказалась, потому что никто не додумался захватить менеджера. Вообще, даже при перевозке классиков экономили на всём, так что поклонниц, мечтавших познакомиться с кумиром поближе, ждало жестокое разочарование.
Но это всё происходило много раньше, когда я был совсем маленький. Сразу после войны, когда и случилась эта история, записи продавались легально, а концерты были настоящие и знаменитости приезжали целиком. Приезжали, впрочем, редко, потому что восторженные поклонники были единственным, чего у нас было по-настоящему много.
Именно двор, а не дом объединял тогда горожан. Не говорили «в нашем доме живёт», говорили «в нашем дворе». Во дворе сопели горьким дымом летние печки, сохло бельё и шушукались старушки, во дворе гоняли мяч, назначали свидания и бренчали на бесчисленных гитарах (концертов было мало, поэтому играть умели все). Дома тесно, в школе скучно, а двор был целым миром с качелями, яблонями и даже чугунными скамейками — неведомые богатыри перетаскивали их из заброшенных парков и бросали прямо под окнами. Каждый вечер местные дедушки забивали там козла и вспоминали боевую молодость.
Бывали и более странные, а то и вовсе потусторонние объекты, которые ещё ждут пытливых исследователей: навсегда закрытые сараи, подвалы, где ночи напролёт горит одинокая лампочка, палисадники, на которых растут незнакомые, совсем чужие цветы и травы, а их хозяйки — полусумасшедшие особы в драных платьях и чумазых сандалиях… или нездоровые девочки, не приписанные ни к одной школе, которые живут одни в квартирах, задрапированных чёрным… или даже просто решётки, здоровенные такие узорчатые решётки с бронзовыми птицами и львами, какими не побрезгует иной респектабельный особняк — лет двадцать назад их принесли во двор, прислонили к стене, да так и оставили стоять, тускнеть и медленно врастать в сырую землю.
Сколько их было, таких? Наверное, все. В каждом дворе рано или поздно обнаруживалось что-нибудь достопримечательное своей непонятностью. Двор с Кроликом, Качелями, Валунами, Грибом или неким Джагбэндом… Был даже Пустой Двор — это где-то в районе рынка — знаменитый тем, что там вообще не было ничего интересного, только стены, окна и лавочки.
А самый-самый ориентир находился в нашем дворе, причём так долго, что даже старожилы не могли рассказать, откуда здесь это. Не смогу и я; только знаю свершено точно: когда я родился, он уже стоял.
Это был Автобус — самый что ни на есть доподлинно-настоящий «Кагер», без колёс и дверей, с исцарапанными боками и треснувшей левой фарой.
Страница
14 из 94
14 из 94