Хозяин Большого Каштана

Негнущиеся пальцы с нечеловеческим усилием разодрали ширинку, и по сырым чёрным корни ударило жёлтой струёй. В животе словно гири катались, голову кружило и заносило на поворотах, но всё равно было славно. Знаете ли вы, лязгающие зубами возле камина и проклинающие осенние заморозки, какое это иной раз счастье — оказаться снаружи.

А у меня ещё десять минут…

Через сад шёл не глядя, потому что знал — выйду в любом случае. На брови запеклась кровь, не помню, от чего. Сад был чёрным на золоте, и небо, словно фон для его знамени. Кажется, я помнил, что вокруг ограда, но мне было плевать.

Голоса я услышал после — сперва лязгнула калитка и зачафкали шаги. Сначала полетел в листву, и только там понял: пришли.

Это было как кадр из детективного кино: трое в пальто и шляпах, торопливо переговариваясь, шагают к сараю. Пока увидят, пока поймут, я успею…

Но не успел. Меня заметил Джаркин. У этого парня прямо нюх на свои деньги. Они их, конечно, нашли и забрали, захватив заодно и мои собственные — не пропадать же добру…

Я вскочил и побежал. Краем уха услышал их топот, попытался определить, где ворота, но тут возле уха тренькнула пуля, и почему-то страшно захотелось лечь-лечь-лечь и успокоиться. Когда сотрясение, всегда так.

Я выбежал к пруду и, не сбавляя темпа, повернул к нарядному газончику. Очередная пуля фыркнула в воде и пошла кругами. Вспомнился костыль, который я зашвырнул в кусты. Против револьвера, конечно, ничто, но уверенности придаст.

По ноге чиркнула раскалённая оса, я сжал зубы, — и тут же налетел на кучу тлеющей листвы. Нога увязла, руки попытались схватиться за воздух, и я полетел, полетел, полетел, в вязкость и сырость, шорох и рассыпной мрак. Два золотых листочка осины прилипли к глазам, словно монетки.

Шаги всё ближе, к лицу ползёт вонючий дым.

Осень теперь далеко, ей меня не достать. Я лежу один в безукоризненно-белой палате, вдоль стены ещё пять коек с синими покрывалами. На покрывалах ни морщинки, а под высоким потолком мигает алый глаз пожарной сирены. Хорошо!

Нога, куда попала пуля, перебинтована, равно как и второе ранение — уже не помню, куда. Я лежу возле огромного, почти во всю стену окна. За окном — огромный осенний парк с чугунными урнами, пустыми мокрыми лавочками и бесчисленными кучами листвы. Осень осталась там, за пуленепробиваемым стеклом. Она мне больше не опасна.

Тишина абсолютная. Знаю, в коридоре ждёт аккуратная накрахмаленная медсестра, готовая прийти по первому звонку.

Рай? Рай!

Но… нет, тишины всё-таки нет. Далеко-далеко, на первом этаже, кто-то одышливый учится ходить на ортопедических костылях. Шмяк-шмяк-шмяк-шмяк. Словно по листьям. Всё ближе и ближе…

Буквально за уши вытаскиваю себя к реальности.

Они рядом — слышно, как шамкают подошвы по листве. Теперь, когда цель неподвижна и достать меня легче лёгкого, они не стреляют, хотят наверняка.

Я лежу и думаю о пулях. Интересно, что больше вредит престижу хозяина — поспешная продажа дома или стрельба в саду? Хотя когда человеку прищемило престиж, он не думает о таких мелочах.

Джаркин уже рядом, я слышу его дыхание и сжимаю листья в кулаке.

Остановился. Целится. Дышит тяжело, рука дрожит. Поодаль топочут компаньоны.

В голове, полная ясность, словно только что выспался. Голова хрустальная, а мышцы словно солдаты, готовы выполнить любой приказ.

Не поднимаюсь и не подпрыгиваю — взлетаю и в развороте обрушиваюсь на Джаркина. Он рвётся, дёргается, револьвер стреляет в воздух и летит прочь. Мы снова падаем в листву, но теперь охочусь я, и у него нет ни малейшей надежды.

(этой штуке меня научило Животное — и я чудом уцелел, когда увидел это в первый раз. Секрет в том, что ты впиваешься противнику в горло, когда он ещё только думает обороняться)

Когда я поднимаю голову, двое оставшихся стоят неподвижно. Один сунул руку за пояс, но достать не решается.

Рывок и прочь. Куда угодно. Наружу.

До выхода уже не доберусь, это очевидно. Поэтому ноги бегут, а голова ищет выход.

Два выстрела — почти одновременно. Соседняя осина — чёрная полоса — вздрагивает и брызжет в лицо чёрными опилками. Глаз шарит убежище и видит только стёкла небольшой веранды.

На обоснование времени нет. Оттолкнувшись, лечу прямо в стеклянную плёнку, похожу на гладь воды, — и когда они уже сыпется алмазным дождём, правое плечо прошивает пулей.

Я лежу на полу и вижу лепной потолок. Роскошные, витые ромашки. Интересно, который я по счёту человек, который это заметил. Редко встретишь среди Джаркинов знатоков архитектурного декора.

Я поднимаюсь и чувствую, что победил. Мой главный союзник — здесь. Там, за стеклом, две чёрные тени, у них револьверы и много друзей. Но это уже не важно.

И в последний момент перед тем, как всё решится, я делаю то, что давно стоило сделать.