Добавить в моё избранное
343 мин, 22 сек 6746
Но в его былосатой мордочке было что-то привлекавшее сердца и очень скоро барсуки-оборотни стали искушать патриархов и прыгать по крышам императорского дворца. Позже у них появились свои алтари в высоких горах, мастера-фехтовальщики, обученные своему искусству лукавым зверем и целые самурайские роды, называвшие Тануки в числе предков.
Удивляться не приходится: даже его лишённый мистического ареола европейский собрат нередко задаёт жару. Гурисимику-сенсей передаёт историю о том, как несколько немецких биологов ночевали в Беловежской Пуще. Как-то ночью один из них вышел из палатки по нужде и нечаянно облил кравшегося в кустах барсука. Полный экологического гнева, барсук бросился на учёного, типнул его за тот самый орган и долго-долго, невзирая на ругань, удары и пинки участников экспедиции, не желал отпускать.
Алтарь Тануки, возле которого росла Адзаруни (я не скажу, в какой провинции) был одним из самых известных в то время. Её отец был при этом алтаре кем-то наподобие настоятеля, а матери она не знала — может быть, он просто удочерил осиротевшую девочку. Отец, пусть и косвенно, происходил из рода, управлявшего всей провинцией: он был чьим-то побочным сыном и в юности даже носил меч, но после смерти покровителя и наступления мирной эпохи, решил уйти в монахи, надеясь вместе с именем сменить и судьбу. Тануки считался одним из предков клана и его поставили служителем, чтобы не отдавать родича в чужие руки. Упитанный и улыбчивый, с сильными, как у дровосека руками, настоятель неплохо дополнял своего пронырливого подопечного.
Паломников было много (большей частью одиночки, любители извилистых дорог) и пост считался важным.
Адзаруни барсука недолюбливала. Высокая и сильная, с прямой, словно мачта, душой, она была совершенно помешана на фехтовании и мечтала ошеломить своими победами лучших мастеров её провинции. Окрестные жители её боялись, парни распускали непристойные слухи, а люди из замка, приезжавшие ночью на тайное поклонение, видели её тренировки и обещали, что по достижении зрелого возраста возьмут воинственную девушку к себе и приставят к ней хорошего наставника.
— Она одержима, конечно, — говорил господин Курамори, — Но и одержимые могут принести пользу.
Адзаруни не обижалась. Её интересовали лишь рассветные ветры да взмахи меча.
Но первый серьёзный противник оказался не из тех, которых можно разрубить одним ударом. Спустя несколько дней после шестнадцатилетия замок решил выдать её замуж.
Женихом был назначен Като — девятнадцатилетний вассал семьи, управлявший соседней провинцией. Его отцу было рекомендовано совершить сепукку; сын сделал всё, чтобы проступки отца были забыты.
Политические мотивы смешивались здесь с любопыством: первая же семейная неурядица обещала закончится боем на мечах и всем было очень интересно, кто одержит победу.
Чтобы её унижение стало окончательным, на свадьбе должна была присутствовать её подруга детства Кадзуко, знаменитая своими стихами и капризами. Она была старше Адзаруни примерно на год и иногда приезжала погостить. Девочки лазили по алтарю, ловили рыбу в ручье, а однажды подрались, причём Адзаруни вышла победительницей. Позже Кадзуко получила придворную должность в Эдо и уехала вкушать столичные радости.
Так затягивалась вокруг неё шёлковая петля обычаев. Бессильная что-то изменить, Адзаруни проводила все свои дни в святилище, отрабатывая удары и комбинации. Её отец предпочитал жить внизу, в деревне, напротив постоялого двора, чтобы не портить одиночество Тануки своим зажиточным домом и каждое утро подниматься по ста тридцати ступеням к крытому алтарю. Рядом стояла небольшая ухоженная хижинка; в ней можно было отварить риса или переждать полуденную жару. В этой хижине она отсыпалась по ночам или пряталась от редких паломников.
Однажды Като решил навестить свою будущую жену. Пока в замке шли приготовления к свадьбе, он отправился к алтарю Тануки.
Но Адзаруни увидела его раньше. Возле алтаря росла большая красная сосна и она обожала забираться на неё и разглядывать окрестности: в хорошую погоду можно было разглядеть стены замка и даже лодки на пристани. Дорога в деревню была видна оттуда как на ладони, и одинокий всадник на хорошей лошади сразу бросился в глаза. Даже сейчас, в сумерках, можно было разглядеть нашитый на груди герб.
— Там мой жених, — сообщила она отцу, — Но мы будем разговаривать утром. Я очень устала.
Пот действительно пропитал её одежду так, что она облегала тело, как кожура печёное яблоко.
Когда Като приехал, в деревне уже зажгли фонари. Поговорив с отцом невесты, он устроился на постоялом дворе.
В час, когда полночь затопила и небо, и землю, Адзаруни выбралась из придорожных кустов с верёвкой в одной руке и ножом в другой. Перебравшись через стену, она прокралась на второй этаж и бесшумно распорола бумажную дверь комнаты, где спал Като.
Удивляться не приходится: даже его лишённый мистического ареола европейский собрат нередко задаёт жару. Гурисимику-сенсей передаёт историю о том, как несколько немецких биологов ночевали в Беловежской Пуще. Как-то ночью один из них вышел из палатки по нужде и нечаянно облил кравшегося в кустах барсука. Полный экологического гнева, барсук бросился на учёного, типнул его за тот самый орган и долго-долго, невзирая на ругань, удары и пинки участников экспедиции, не желал отпускать.
Алтарь Тануки, возле которого росла Адзаруни (я не скажу, в какой провинции) был одним из самых известных в то время. Её отец был при этом алтаре кем-то наподобие настоятеля, а матери она не знала — может быть, он просто удочерил осиротевшую девочку. Отец, пусть и косвенно, происходил из рода, управлявшего всей провинцией: он был чьим-то побочным сыном и в юности даже носил меч, но после смерти покровителя и наступления мирной эпохи, решил уйти в монахи, надеясь вместе с именем сменить и судьбу. Тануки считался одним из предков клана и его поставили служителем, чтобы не отдавать родича в чужие руки. Упитанный и улыбчивый, с сильными, как у дровосека руками, настоятель неплохо дополнял своего пронырливого подопечного.
Паломников было много (большей частью одиночки, любители извилистых дорог) и пост считался важным.
Адзаруни барсука недолюбливала. Высокая и сильная, с прямой, словно мачта, душой, она была совершенно помешана на фехтовании и мечтала ошеломить своими победами лучших мастеров её провинции. Окрестные жители её боялись, парни распускали непристойные слухи, а люди из замка, приезжавшие ночью на тайное поклонение, видели её тренировки и обещали, что по достижении зрелого возраста возьмут воинственную девушку к себе и приставят к ней хорошего наставника.
— Она одержима, конечно, — говорил господин Курамори, — Но и одержимые могут принести пользу.
Адзаруни не обижалась. Её интересовали лишь рассветные ветры да взмахи меча.
Но первый серьёзный противник оказался не из тех, которых можно разрубить одним ударом. Спустя несколько дней после шестнадцатилетия замок решил выдать её замуж.
Женихом был назначен Като — девятнадцатилетний вассал семьи, управлявший соседней провинцией. Его отцу было рекомендовано совершить сепукку; сын сделал всё, чтобы проступки отца были забыты.
Политические мотивы смешивались здесь с любопыством: первая же семейная неурядица обещала закончится боем на мечах и всем было очень интересно, кто одержит победу.
Чтобы её унижение стало окончательным, на свадьбе должна была присутствовать её подруга детства Кадзуко, знаменитая своими стихами и капризами. Она была старше Адзаруни примерно на год и иногда приезжала погостить. Девочки лазили по алтарю, ловили рыбу в ручье, а однажды подрались, причём Адзаруни вышла победительницей. Позже Кадзуко получила придворную должность в Эдо и уехала вкушать столичные радости.
Так затягивалась вокруг неё шёлковая петля обычаев. Бессильная что-то изменить, Адзаруни проводила все свои дни в святилище, отрабатывая удары и комбинации. Её отец предпочитал жить внизу, в деревне, напротив постоялого двора, чтобы не портить одиночество Тануки своим зажиточным домом и каждое утро подниматься по ста тридцати ступеням к крытому алтарю. Рядом стояла небольшая ухоженная хижинка; в ней можно было отварить риса или переждать полуденную жару. В этой хижине она отсыпалась по ночам или пряталась от редких паломников.
Однажды Като решил навестить свою будущую жену. Пока в замке шли приготовления к свадьбе, он отправился к алтарю Тануки.
Но Адзаруни увидела его раньше. Возле алтаря росла большая красная сосна и она обожала забираться на неё и разглядывать окрестности: в хорошую погоду можно было разглядеть стены замка и даже лодки на пристани. Дорога в деревню была видна оттуда как на ладони, и одинокий всадник на хорошей лошади сразу бросился в глаза. Даже сейчас, в сумерках, можно было разглядеть нашитый на груди герб.
— Там мой жених, — сообщила она отцу, — Но мы будем разговаривать утром. Я очень устала.
Пот действительно пропитал её одежду так, что она облегала тело, как кожура печёное яблоко.
Когда Като приехал, в деревне уже зажгли фонари. Поговорив с отцом невесты, он устроился на постоялом дворе.
В час, когда полночь затопила и небо, и землю, Адзаруни выбралась из придорожных кустов с верёвкой в одной руке и ножом в другой. Перебравшись через стену, она прокралась на второй этаж и бесшумно распорола бумажную дверь комнаты, где спал Като.
Страница
76 из 94
76 из 94
