Хозяин Большого Каштана

Рядовые закопошились вокруг тела. Решили перенести его в Зал и дать вторую клятву, после которой Мяснику точно не оправится. А пока они копались, мы вернулись и набросились на еду.

Мысли были просто умиротворённые. Представлялся длинный ряд клятв и похорон, на которых мы играем и отъедаемся, бесконечная вереница жалостливых мелодий и удачных поминок. Об осаде как-то не вспоминали — похоже, мы к ней уже привыкли.

Когда, скрипя половицами, внесли Манра, мы уже отряхивали крошки и поднимались из-за стола. Я взял инструмент, хотел проверить настройку — и вдруг…

— МЯСНИК! МЯСНИК! ВОТ ЖЕ ОН!!

Тот давнишний мальчонка — откуда он здесь взялся?— бросился через весь зал, перемахнул через стол и вцепился в шиворот оторопевшему Руангу. Руанг посмотрел на него глазами борова походил на борова, который в чём-то провинился перед деревенским пастушком.

— Что такое?— кто-то с той стороны.

— Бусы! Бусы у него из зубов! Смотрите!

Одним рывком содрал он бусы, едва не вывернув шею хозяина, и поднял над головой, словно свежий скальп. Среди бегло отточенных костяных шариков сверкнула золотая искорка.

IV

Против обыкновения, нас не били — просто вытолкнули вместе с инструментами через чёрный вход. Не помню, как мы выбирались оттуда, но к утру мы завалились на чердак и тут же разбрелись спать. Больше ничего не было.

Тело нам так и не выдали и нигде его не вывешивали. Похоже, нечего было… Армия умеет разбираться с врагом.

Да, Руанг погиб, но ремесло его осталось. Много было у нас потом геморроев (гнали с чердака, и пришлось устраиваться в заброшенной казарме), много конкурентов, ведь похоронных оркестров тогда требовалось всё больше и больше, но мы продолжали свой путь и никогда не огорчались. Ушёл генерал Манр, ушло вместе с ним всё строго-наивное и благопристойное, и осталась только липкая грязь под дряхлыми городскими крышами. А ещё единственный путь, который и помог нам выжить.

Потому что наш похоронный оркестр был единственным, который сам обеспечивал себя клиентурой.

Письмоносец

Если вы бывали в солнечных южных городках, где один циферблат часов городской ратуши смотрит в степь, а другой — в поле, то, наверное, запомнили целые леса садов за чёрными чугунными решётками. Эти сады настолько пышны и полны жизни, что даже дом, проступающий сквозь заросли, кажется всего-навсего ещё одним, самым огромным кустом с россыпью крупных белых цветов, превращают улицу в тесную аллейку между двумя шуршащими зелёными стенами, так что ориентироваться приходится по едва заметным приметам: ветке шиповника с особенно крупными розами, медному флюгер в форме трезубца (начищен так, что полыхает на солнце), а вот затылок статуи виднеется среди лохматой листвы. Местных жителей на улице встретишь редко, они предпочитают чай в прохладных беседках или светское общество на набережной. А ведь розы цветут не только для хозяина, но и для случайных прохожих. Как-то летом мне каждый день приходилось ходить через такой райончик, тихий и зажиточный; удовольствие было невероятное. Случается, что дорогу перебежит ёжик: потом до самого дома радуешься и даже не столько ёжику, сколько самому факту встречи.

Именно там я и встретил Авенамчи. На него было сложно не обратить внимания: во-первых, он был единственным прохожим на всю улицу, а во-вторых, тащил с собой целую охапку дощечек, какими окна заколачивают. В сочетании с чёрной курточкой гимназиста и мягкими домашними туфлями зрелище выходило занятное. Эдакий сын лендлорда, лишённый наследства за роман с горничной и теперь, в изгнании, постигающий ремесло дровосека.

— Тебе помочь?— спросил я. — Не похоже, что ты мастер таскать тяжести.

— Да, — липкие волосы упали ему на лоб, и он тщетно пытался их отбросить, не прибегая к помощи рук, — Да, да, помогите, пожалуйста.

Домик, к которому мы подошли, стоял как раз напротив медного фонаря и казался наиточнейшей копией всех своих соседей одновременно и даже огромный тёмно-зелёный куст с лиловыми вакумарками вполне мог принадлежать и соседнему саду. Рядом коротенькая улочка уходила прямо под уклон; в самом низу задумчиво синело море.

— Надо топить углём, — посоветовал я, — Ты взрослый парень, должен понимать, что всякая дрянь и горит соответственно.

Признаться, я не понимал, зачем ему вообще нужны доски — здесь. в этом благодатном краю, где даже зимой камины стоят холодными и служат скорее для красоты. Да и на слугу он не походил, скорее на внезапно обедневшего хозяина.

— Мне не топить.

— А зачем?

— Заколачивать.

Я почувствовал себя так, словно волосы на моей голове отрастили ножки и отправились путешествовать.

— Ты о чём?

— Заколачивать. Дверь в библиотеку заколотить. Поможешь?

тяжёлый, стало быть, случай, раз просит помощи у первого встречного… Хотя на умалишённого не похож.