Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18040
Я не знаю точно, куда держала путь старая шхуна. Могу только сказать, что этот путь оказался короток. Старушка «Легенда» налетела на рифы, в первый же шторм…
Тогда я и узнал о лилипутах.
— О ком? — Переспросил старик.
— Черт возьми. — Бродяга допил содержимое кружки, и со стуком опустил ее на стол. — Нет, все это было потом. Это случилось с Диком. Дьявол, я не такой хороший рассказчик, как хотелось бы вам, сэр. Постараюсь рассказывать, как было все на самом деле. Держаться линии, если вы понимаете, о чем я.
Дик и я… мы подружились. Немного. Настолько, насколько это вообще возможно на судне, где каждый день похож на предыдущий, и стоит высунуть нос на палубу, там, за фальшбортом, все то же что и вчера. Море, и ничего кроме моря.
Тот день я запомнил на всю жизнь.
Шторм накрыл нас с головой. Небо опустилось так низко, что казалось, до него можно было дотянуться рукой. Капитан приказал рубить мачты — вот только было уже поздно. Волны перехлестывали через борта, словно море готовилось забрать причитающееся.
Я не буду рассказывать о том, как ломались шпангоуты, и разлетались мачты. На самом деле, все, что помню — как задрожала под ногами палуба, и тихий треск. А потом я провалился куда-то вниз, и там было чертовски холодно и мокро.
Вода, она была повсюду, я тонул, судорожно хватаясь руками, пытаясь удержаться на плаву. А потом меня закружило холодным соленым водоворотом, и забросило куда-то ко всем чертям.
Бродяга замолчал. Старик с интересом наблюдал за тем, как его лицо стало задумчивым, словно рассказчик снова переживал некогда случившееся с ним. Бродяга потянулся за кружкой, и старик сделал незаметное движение рукой. Из ниоткуда вынырнул верзила, чтобы забрать опустевшие кружки, и вновь исчез в дыму.
— Мне повезло. — Продолжил бродяга. — Я не пошел на корм рыбам. Но иногда живые завидуют мертвым. Я не понимал этого выражения раньше, до тех самых пор, пока не открыл глаза.
Я оказался один на маленьком островке. Его можно было обойти за день. Серые скалы покрывал коричневый мох. При желании он мог вполне сойти за еду. Мне еще повезло — в щелях между скалами полно было гнезд. Чайки летали над островом, высматривая пищу себе и своим птенцам. Я оказался сам по себе, ползал по камням, раня ноги об острые утесы, делал зарубки на сгнившей доске, выброшенной на берег волнами, отмечая дни, проведенные на проклятом острове. Иногда шел дождь — это было настоящим благословением. Дождевая вода собиралась в уступах скал, и можно было вдоволь напиться. Иногда солнце раскаляло камни, и оставалось только молиться богу, стоя по шею в соленой воде.
Каждый день, проведенный на острове, становился зарубкой на дереве. Я кромсал доску, втайне надеясь, что однажды придет спасение, и когда-нибудь, возможно очень даже скоро, буду смеяться над тем, как всматривался в горизонт, пытаясь увидеть очертания проходящего судна.
Да, я смотрел вдаль, и все что видел — гребаное море. Его было слишком много. Вокруг одно и то же. Волны, морская пена, и ничего более.
А еще на востоке, там, где вставало солнце, виднелись очертания суши. Быть может еще один остров, или просто скалы, торчат из воды. У меня бы ни за что не хватило сил добраться туда вплавь. Я просыпался, и смотрел на восток, солнце вставало из-за скал, не надолго освещая их. И это место казалось раем, тем самым, куда стоило попасть такому неудачнику, как я…
Бродяга надолго замолчал. Старик смотрел, как он шевелит губами — очевидно рассказ утомил его, навеял неприятные воспоминания. Он откинулся поудобнее, настолько, насколько позволяла скамья, приготовился ждать.
— Солнце… Я проклинал его. — Продолжил, наконец, старик. — Я забирался в воду, и закрывал глаза, не забывая время от времени нырять, чтобы окончательно не спятить. Уходил под воду, и каждый раз замирал там, чувствуя, что скоро не останется сил. Клятое солнце выжигало мысли, все, что я мог позволить себе — бормотать под нос, словно заклинание — ничто не вечно, и я уберусь отсюда, рано или поздно.
Смотрел на восток, скрипел зубами — там, казалось мне, мое спасение. Остров куда больше моего. Огромные пальмы шелестят на ветру, даря изумительную тень. Легкий бриз и волнительная свежесть. Родники с чистой водой и прочая чепуха, которая может привидеться однажды днем, когда солнце светит с неистовой силой, словно собираясь вскипятить проклятый океан.
А потом, когда на доске не осталось места для зарубок, я решился. Труднее всего было оттолкнуться ногами, потерять ощущение тверди под ногами. Я плыл навстречу острову, и солнце вставало на востоке, приветствуя мои желания, я молотил руками как умалишенный, стараясь хоть чуть-чуть приблизиться к цели, но проклятый остров словно издевался надо мною. Я всматривался туда, где темнело темное пятнышко суши, но оно не становилось ближе.
Тогда я и узнал о лилипутах.
— О ком? — Переспросил старик.
— Черт возьми. — Бродяга допил содержимое кружки, и со стуком опустил ее на стол. — Нет, все это было потом. Это случилось с Диком. Дьявол, я не такой хороший рассказчик, как хотелось бы вам, сэр. Постараюсь рассказывать, как было все на самом деле. Держаться линии, если вы понимаете, о чем я.
Дик и я… мы подружились. Немного. Настолько, насколько это вообще возможно на судне, где каждый день похож на предыдущий, и стоит высунуть нос на палубу, там, за фальшбортом, все то же что и вчера. Море, и ничего кроме моря.
Тот день я запомнил на всю жизнь.
Шторм накрыл нас с головой. Небо опустилось так низко, что казалось, до него можно было дотянуться рукой. Капитан приказал рубить мачты — вот только было уже поздно. Волны перехлестывали через борта, словно море готовилось забрать причитающееся.
Я не буду рассказывать о том, как ломались шпангоуты, и разлетались мачты. На самом деле, все, что помню — как задрожала под ногами палуба, и тихий треск. А потом я провалился куда-то вниз, и там было чертовски холодно и мокро.
Вода, она была повсюду, я тонул, судорожно хватаясь руками, пытаясь удержаться на плаву. А потом меня закружило холодным соленым водоворотом, и забросило куда-то ко всем чертям.
Бродяга замолчал. Старик с интересом наблюдал за тем, как его лицо стало задумчивым, словно рассказчик снова переживал некогда случившееся с ним. Бродяга потянулся за кружкой, и старик сделал незаметное движение рукой. Из ниоткуда вынырнул верзила, чтобы забрать опустевшие кружки, и вновь исчез в дыму.
— Мне повезло. — Продолжил бродяга. — Я не пошел на корм рыбам. Но иногда живые завидуют мертвым. Я не понимал этого выражения раньше, до тех самых пор, пока не открыл глаза.
Я оказался один на маленьком островке. Его можно было обойти за день. Серые скалы покрывал коричневый мох. При желании он мог вполне сойти за еду. Мне еще повезло — в щелях между скалами полно было гнезд. Чайки летали над островом, высматривая пищу себе и своим птенцам. Я оказался сам по себе, ползал по камням, раня ноги об острые утесы, делал зарубки на сгнившей доске, выброшенной на берег волнами, отмечая дни, проведенные на проклятом острове. Иногда шел дождь — это было настоящим благословением. Дождевая вода собиралась в уступах скал, и можно было вдоволь напиться. Иногда солнце раскаляло камни, и оставалось только молиться богу, стоя по шею в соленой воде.
Каждый день, проведенный на острове, становился зарубкой на дереве. Я кромсал доску, втайне надеясь, что однажды придет спасение, и когда-нибудь, возможно очень даже скоро, буду смеяться над тем, как всматривался в горизонт, пытаясь увидеть очертания проходящего судна.
Да, я смотрел вдаль, и все что видел — гребаное море. Его было слишком много. Вокруг одно и то же. Волны, морская пена, и ничего более.
А еще на востоке, там, где вставало солнце, виднелись очертания суши. Быть может еще один остров, или просто скалы, торчат из воды. У меня бы ни за что не хватило сил добраться туда вплавь. Я просыпался, и смотрел на восток, солнце вставало из-за скал, не надолго освещая их. И это место казалось раем, тем самым, куда стоило попасть такому неудачнику, как я…
Бродяга надолго замолчал. Старик смотрел, как он шевелит губами — очевидно рассказ утомил его, навеял неприятные воспоминания. Он откинулся поудобнее, настолько, насколько позволяла скамья, приготовился ждать.
— Солнце… Я проклинал его. — Продолжил, наконец, старик. — Я забирался в воду, и закрывал глаза, не забывая время от времени нырять, чтобы окончательно не спятить. Уходил под воду, и каждый раз замирал там, чувствуя, что скоро не останется сил. Клятое солнце выжигало мысли, все, что я мог позволить себе — бормотать под нос, словно заклинание — ничто не вечно, и я уберусь отсюда, рано или поздно.
Смотрел на восток, скрипел зубами — там, казалось мне, мое спасение. Остров куда больше моего. Огромные пальмы шелестят на ветру, даря изумительную тень. Легкий бриз и волнительная свежесть. Родники с чистой водой и прочая чепуха, которая может привидеться однажды днем, когда солнце светит с неистовой силой, словно собираясь вскипятить проклятый океан.
А потом, когда на доске не осталось места для зарубок, я решился. Труднее всего было оттолкнуться ногами, потерять ощущение тверди под ногами. Я плыл навстречу острову, и солнце вставало на востоке, приветствуя мои желания, я молотил руками как умалишенный, стараясь хоть чуть-чуть приблизиться к цели, но проклятый остров словно издевался надо мною. Я всматривался туда, где темнело темное пятнышко суши, но оно не становилось ближе.
Страница
10 из 89
10 из 89
