Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18062
)
Сзади скрипнуло. На этот раз отчетливо, вызывающе. Не обращая внимания на скрип, (заставив себя не обращать внимание!) она продолжала идти вперед. Скрип перешел в легкий шелест. Что-то катилось сзади, шурша резиновым протектором по старому линолеуму пола. Катилось все быстрей, догоняя ее. Она представила, как подножки кресла (острые словно лезвия кухонных ножей) врежутся в ее икры, сбивая с ног, и тяжелые колеса проедут по ее телу, вминая плоть в грязный линолеум. А потом проедут еще раз, и еще…
Обливаясь холодным потом она шла вперед, все быстрее и быстрее. Шелест не отставал, к нему добавилось ее тяжелое, хриплое дыхание, и небольшой ветерок дующий в спину. Кресло догоняет — с ужасом поняла она, переходя на бег. Задыхаясь, из последних сил, она бежала по коридору. Серые и желтые квадраты на полу все быстрее и быстрее сменялись у нее под ногами. Что-то легко коснулось ног, и ее разум погрузился в черную бездну паники. Запутавшись в пижаме она рухнула на пол, обречено ожидая, что кресло проедет по ее туловищу, ломая руки и ноги, выдавливая внутренности…
И ничего не произошло.
Пролежав минуту на холодном полу, она приподнялась на руках, и не веря в то, что еще жива, оглянулась — кресло осталось далеко позади, там, где она его оставила.
(Я не умею ездить — я самое обычное инвалидное кресло. Вот если бы ты села в меня, тогда мы что нибудь придумали бы, наверняка придумали… )
Она истерически засмеялась, чувствуя, что не может остановиться. Смех перешел в кашель. С трудом она поднялась и устало облокотилась об стену.
Давно кто-то неаккуратно прилепил на стену небольшой цветной плакат. Краски на плакате выцвели, но текст сохранился. Ведя пальцем по неровным строчкам, она прочитала:
Ты умрешь на больничной подушке
Кое-как похоронят тебя
И закончишь свой век одинокой
Никого, никогда не любя…
(этот стих для тебя детка… )
Автор строк был явно сумасшедшим — решила она, и повела взглядом вдоль стены. Чуть дальше висел еще один плакат:
Стойте, опомнитесь
Страсти умерьте
Жизнь — это сон
И дыхание смерти…
Чуть ниже чья-то рука дописала неровным почерком:
— Бо найдет тебя… Бо поможет тебе… Бо вылечит тебя…
(сукин сын, настырный сукин сын… )
Нужно было спешить, оставаться здесь, она это чувствовала, было опасно (у тебя есть время детка, пока часы не пробьют окончание бала, и тогда… ) Она устремилась вперед, стараясь не обращать внимания ни на грязные стены, ни на странные плакаты. Стоп!
Остановившись перед открытыми дверьми, она на минуту задумалась. Кажется она догадывалась кто преследует ее — неутомимый проказник и шалун доктор Бо, со своим верным помощником доктором скальпелем. Она совершенно не представляла себе, что будет, когда он настигнет ее (а он настигнет, не сомневайся, просто пока он играет с тобой в кошки-мышки, в «Догони меня кресло»), но, черт раздери этого докторишку, она не собиралась стоять истуканом, и безучастно наблюдать, как ее кожа, под ударами скальпеля, будет облазить с тела, словно апельсиновая кожура.
(ты умрешь на больничной подушке… )
Она осторожно вошла в кабинет, нашарила выключатель. Зажегся свет — такой же тусклый и невыразительный, как и во всей больнице. В кабинете, у самой стенки, рядами стояли медицинские шкафы со стеклянными дверцами, она подошла к ближайшему. Верхняя полка — пусто, средняя ощерилась страшной улыбкой — кто-то аккуратно разложил на стекле полный набор человеческих зубов. Передние зубы, резцы, коренные стояли блестя эмалью, рядышком, как солдаты, корнями вверх. Она вздрогнула, и опустила взгляд на нижнюю полку — полный набор всевозможных щипцов и клещей — страшные, блестящие инструменты. В следующем шкафу стояли бутылочки с ядами — она догадалась по черепам, и скрещенным костям на этикетках. В последнем, дальнем шкафу полки были завалены бинтами и ватой. Она обвела комнату взглядом. У противоположной стены стоял стол, накрытый прямоугольным куском толстого стекла. Она подошла ближе. На столе было то, что ей нужно. Нож — огромный, кухонный тесак, с пластмассовой черной ручкой. Рядом с ножом, в лужице запекшейся крови, лежало ухо — обыкновенное, человеческое ухо. Преодолев наступающую рвоту, она осторожно, стараясь не запачкаться взяла нож.
(ты умрешь… )
Второе ухо, она обнаружила опрометчиво заглянув под стол. Оно лежало там, вместе с головой, которая смотрела невидящим взглядом из окровавленных глазниц. Лохмотья сосудов и остатки гортани, торчали из шеи, словно пучок проводов. Зубов у головы не было. Губ впрочем тоже. Она осторожно вышла из кабинета, выключила свет, вышла в коридор, присела на корточки, прислонившись спиной к стене, крепко сжимая нож в руках. Перевела дыхание, посмотрела на желтоватый кафель стены и зашлась в беспощадных приступах рвоты.
Сзади скрипнуло. На этот раз отчетливо, вызывающе. Не обращая внимания на скрип, (заставив себя не обращать внимание!) она продолжала идти вперед. Скрип перешел в легкий шелест. Что-то катилось сзади, шурша резиновым протектором по старому линолеуму пола. Катилось все быстрей, догоняя ее. Она представила, как подножки кресла (острые словно лезвия кухонных ножей) врежутся в ее икры, сбивая с ног, и тяжелые колеса проедут по ее телу, вминая плоть в грязный линолеум. А потом проедут еще раз, и еще…
Обливаясь холодным потом она шла вперед, все быстрее и быстрее. Шелест не отставал, к нему добавилось ее тяжелое, хриплое дыхание, и небольшой ветерок дующий в спину. Кресло догоняет — с ужасом поняла она, переходя на бег. Задыхаясь, из последних сил, она бежала по коридору. Серые и желтые квадраты на полу все быстрее и быстрее сменялись у нее под ногами. Что-то легко коснулось ног, и ее разум погрузился в черную бездну паники. Запутавшись в пижаме она рухнула на пол, обречено ожидая, что кресло проедет по ее туловищу, ломая руки и ноги, выдавливая внутренности…
И ничего не произошло.
Пролежав минуту на холодном полу, она приподнялась на руках, и не веря в то, что еще жива, оглянулась — кресло осталось далеко позади, там, где она его оставила.
(Я не умею ездить — я самое обычное инвалидное кресло. Вот если бы ты села в меня, тогда мы что нибудь придумали бы, наверняка придумали… )
Она истерически засмеялась, чувствуя, что не может остановиться. Смех перешел в кашель. С трудом она поднялась и устало облокотилась об стену.
Давно кто-то неаккуратно прилепил на стену небольшой цветной плакат. Краски на плакате выцвели, но текст сохранился. Ведя пальцем по неровным строчкам, она прочитала:
Ты умрешь на больничной подушке
Кое-как похоронят тебя
И закончишь свой век одинокой
Никого, никогда не любя…
(этот стих для тебя детка… )
Автор строк был явно сумасшедшим — решила она, и повела взглядом вдоль стены. Чуть дальше висел еще один плакат:
Стойте, опомнитесь
Страсти умерьте
Жизнь — это сон
И дыхание смерти…
Чуть ниже чья-то рука дописала неровным почерком:
— Бо найдет тебя… Бо поможет тебе… Бо вылечит тебя…
(сукин сын, настырный сукин сын… )
Нужно было спешить, оставаться здесь, она это чувствовала, было опасно (у тебя есть время детка, пока часы не пробьют окончание бала, и тогда… ) Она устремилась вперед, стараясь не обращать внимания ни на грязные стены, ни на странные плакаты. Стоп!
Остановившись перед открытыми дверьми, она на минуту задумалась. Кажется она догадывалась кто преследует ее — неутомимый проказник и шалун доктор Бо, со своим верным помощником доктором скальпелем. Она совершенно не представляла себе, что будет, когда он настигнет ее (а он настигнет, не сомневайся, просто пока он играет с тобой в кошки-мышки, в «Догони меня кресло»), но, черт раздери этого докторишку, она не собиралась стоять истуканом, и безучастно наблюдать, как ее кожа, под ударами скальпеля, будет облазить с тела, словно апельсиновая кожура.
(ты умрешь на больничной подушке… )
Она осторожно вошла в кабинет, нашарила выключатель. Зажегся свет — такой же тусклый и невыразительный, как и во всей больнице. В кабинете, у самой стенки, рядами стояли медицинские шкафы со стеклянными дверцами, она подошла к ближайшему. Верхняя полка — пусто, средняя ощерилась страшной улыбкой — кто-то аккуратно разложил на стекле полный набор человеческих зубов. Передние зубы, резцы, коренные стояли блестя эмалью, рядышком, как солдаты, корнями вверх. Она вздрогнула, и опустила взгляд на нижнюю полку — полный набор всевозможных щипцов и клещей — страшные, блестящие инструменты. В следующем шкафу стояли бутылочки с ядами — она догадалась по черепам, и скрещенным костям на этикетках. В последнем, дальнем шкафу полки были завалены бинтами и ватой. Она обвела комнату взглядом. У противоположной стены стоял стол, накрытый прямоугольным куском толстого стекла. Она подошла ближе. На столе было то, что ей нужно. Нож — огромный, кухонный тесак, с пластмассовой черной ручкой. Рядом с ножом, в лужице запекшейся крови, лежало ухо — обыкновенное, человеческое ухо. Преодолев наступающую рвоту, она осторожно, стараясь не запачкаться взяла нож.
(ты умрешь… )
Второе ухо, она обнаружила опрометчиво заглянув под стол. Оно лежало там, вместе с головой, которая смотрела невидящим взглядом из окровавленных глазниц. Лохмотья сосудов и остатки гортани, торчали из шеи, словно пучок проводов. Зубов у головы не было. Губ впрочем тоже. Она осторожно вышла из кабинета, выключила свет, вышла в коридор, присела на корточки, прислонившись спиной к стене, крепко сжимая нож в руках. Перевела дыхание, посмотрела на желтоватый кафель стены и зашлась в беспощадных приступах рвоты.
Страница
26 из 89
26 из 89
