Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18063
После этого ей стало немного легче…
Денис вошел в раж, и уже не обращал внимания ни на что. Я обвел глазами комнату. Вовка слушал, забыв обо всем. Славка внимательно смотрел на Дениса, но чувствовалось, что он с трудом борется со сном. Лунный свет все так же завешивал пространство, растворяя реальность, заполняя его серебряной пылью. Я осторожно, стараясь не шуметь, приподнялся, и сел на кровать, подтянув колени к подбородку. Нащупав рукой тумбочку, приоткрыл дверцу. Сверток был на месте. Слегка наклонившись я вытащил его из тумбочки и положил перед собой, на одеяло. Денис неодобрительно скосил глаза, но рассказывать не перестал. Славка исподтишка погрозил кулаком. Я послушно застыл, продолжая слушать страшный рассказ Дениса…
Окончательно придя в себя, она поднялась, обвела коридор мутным взглядом — пора было идти (пока не пробили часы… ). Пошатываясь она продолжила свой путь. Можно было подождать доктора здесь, но если честно, эту встречу она собиралась откладывать как можно дольше. Она упорно продвигалась вперед, еле волоча уставшие ноги.
То ли ей показалось, то ли действительно, коридор стал шире. Плакаты, висевшие на стене уже не болтались лохмотьями, а блестели глянцем, деловито призывая мыть руки перед (операцией… ) едой, мыть овощи и делать утреннюю зарядку. Стали попадаться оббитые потертой кожей скамейки — такие обычно стоят в больницах, для больных ожидающих приема. На одной из этих скамеек и сидела ее мать.
— Мама! — тяжело выдохнула она…
Нож выпал из руки. Она не заметила пропажу и словно лунатик приблизилась к скамье.
Простенькое серое платьице. Седые волосы, глубокие морщины — такие до боли знакомые, родные.
— Мама…
Мать подняла голову и посмотрела сквозь нее, в сумрак коридора.
— Тебе нужно спешить — равнодушно сказала она.
— Я знаю, доктор Бо…
— Нет, не доктор — перебила мать — присядь…
Ноги ее подкосились. Она осторожно села рядом с матерью.
— Ты умерла — прошептала она…
Мать повернула голову.
— Ты тоже умрешь, если не вспомнишь кое-что…
Она напряглась, чувствуя разгадку этого кошмара.
— Вспомни, это важно — что-то связанное с твоим отцом, связанное со мной.
— Но доктор…
— Его нет! — закричала мать — Доктор — это ночной кошмар, сказка прочитанная на ночь, тень в твоем подсознании.
(ага, скажи это Бо, скажи это тому, что крадется вслед за ней по бесконечным коридорам, мерзко хихикая, тяжело шаркая ногами)
— Его нет — повторила мать уже более спокойно — есть я и твой отец. Ты вспомнишь — я уверена. Кстати тебя пригласили на бал. А теперь иди…
— Но мама…
— Иди — мать растянула мышцы лица в улыбке, больше напоминающей оскал — иди.
Она послушно встала со скамьи и сделала несколько неуверенных шагов.
— Вспомни — донесся сзади тихий шепот.
Она застыла — голову словно пронзила молния. Словно пузырьки воздуха из глубины памяти всплыли какие-то фрагменты воспоминаний, давно и как ей казалось надежно, похороненные с годами…
… пар заполнил ванную — отец собрался купаться, он всегда любил погорячее. Отец нагнулся, попробовал воду, одобрительно крякнул.
— Дочка иди сюда — требовательно позвал он.
Она пришла на зов, сжимая в руках любимого плюшевого медвежонка, в глубине души догадываясь, зачем он ее позвал. Отец посмотрел на нее, и она сжалась, чувствуя, как его взгляд застывает, становится отрешенным, отсутствующим. Словно какая-то завеса застилала его изнутри, отгораживая, выпуская наружу, чудовище, живущее в нем, существующее где-то на самом дне.
— Скажи, ты была хорошей девочкой? — строго спросил отец.
— Да — прошептала она.
— Да, папочка — сквозь зубы процедил отец.
— Да, папочка — послушно повторила она, чувствуя как в уголках глаз, появляются слезы. По своему опыту она знала, что ни в коем случае нельзя было плакать — это раздражало отца, он злился. Когда отец злился — это было очень плохо…
— Покажи руки — потребовал отец.
Она протянула руки, отец придирчиво осмотрел каждую. Посмотрел на шею, понюхал под мышками. От отца сильно пахло спиртным, она знала — на кухне сейчас должны лежать несколько пустых пивных бутылок. Плохой признак…
— Грязнуля — отец наотмашь ударил ее по лицу, огромная пятерня оставила красный отпечаток на лице.
Она заплакала, прижимая мишку к груди.
— Ты папина девочка? — немного смягчившись спросил отец, и расстегнул ремень.
— Да — по щекам текли два тонких ручейка.
Она уже знала, что должно было произойти. Ей было десять лет, когда отец впервые наказал ее. Было очень больно и стыдно. Она проплакала весь день, прячась от людей, в своем укромном местечке. Отец наказывал ее и позже…
Мама ничего не знала об этом — она скорее бы умерла, чем рассказала ей обо всем матери.
Денис вошел в раж, и уже не обращал внимания ни на что. Я обвел глазами комнату. Вовка слушал, забыв обо всем. Славка внимательно смотрел на Дениса, но чувствовалось, что он с трудом борется со сном. Лунный свет все так же завешивал пространство, растворяя реальность, заполняя его серебряной пылью. Я осторожно, стараясь не шуметь, приподнялся, и сел на кровать, подтянув колени к подбородку. Нащупав рукой тумбочку, приоткрыл дверцу. Сверток был на месте. Слегка наклонившись я вытащил его из тумбочки и положил перед собой, на одеяло. Денис неодобрительно скосил глаза, но рассказывать не перестал. Славка исподтишка погрозил кулаком. Я послушно застыл, продолжая слушать страшный рассказ Дениса…
Окончательно придя в себя, она поднялась, обвела коридор мутным взглядом — пора было идти (пока не пробили часы… ). Пошатываясь она продолжила свой путь. Можно было подождать доктора здесь, но если честно, эту встречу она собиралась откладывать как можно дольше. Она упорно продвигалась вперед, еле волоча уставшие ноги.
То ли ей показалось, то ли действительно, коридор стал шире. Плакаты, висевшие на стене уже не болтались лохмотьями, а блестели глянцем, деловито призывая мыть руки перед (операцией… ) едой, мыть овощи и делать утреннюю зарядку. Стали попадаться оббитые потертой кожей скамейки — такие обычно стоят в больницах, для больных ожидающих приема. На одной из этих скамеек и сидела ее мать.
— Мама! — тяжело выдохнула она…
Нож выпал из руки. Она не заметила пропажу и словно лунатик приблизилась к скамье.
Простенькое серое платьице. Седые волосы, глубокие морщины — такие до боли знакомые, родные.
— Мама…
Мать подняла голову и посмотрела сквозь нее, в сумрак коридора.
— Тебе нужно спешить — равнодушно сказала она.
— Я знаю, доктор Бо…
— Нет, не доктор — перебила мать — присядь…
Ноги ее подкосились. Она осторожно села рядом с матерью.
— Ты умерла — прошептала она…
Мать повернула голову.
— Ты тоже умрешь, если не вспомнишь кое-что…
Она напряглась, чувствуя разгадку этого кошмара.
— Вспомни, это важно — что-то связанное с твоим отцом, связанное со мной.
— Но доктор…
— Его нет! — закричала мать — Доктор — это ночной кошмар, сказка прочитанная на ночь, тень в твоем подсознании.
(ага, скажи это Бо, скажи это тому, что крадется вслед за ней по бесконечным коридорам, мерзко хихикая, тяжело шаркая ногами)
— Его нет — повторила мать уже более спокойно — есть я и твой отец. Ты вспомнишь — я уверена. Кстати тебя пригласили на бал. А теперь иди…
— Но мама…
— Иди — мать растянула мышцы лица в улыбке, больше напоминающей оскал — иди.
Она послушно встала со скамьи и сделала несколько неуверенных шагов.
— Вспомни — донесся сзади тихий шепот.
Она застыла — голову словно пронзила молния. Словно пузырьки воздуха из глубины памяти всплыли какие-то фрагменты воспоминаний, давно и как ей казалось надежно, похороненные с годами…
… пар заполнил ванную — отец собрался купаться, он всегда любил погорячее. Отец нагнулся, попробовал воду, одобрительно крякнул.
— Дочка иди сюда — требовательно позвал он.
Она пришла на зов, сжимая в руках любимого плюшевого медвежонка, в глубине души догадываясь, зачем он ее позвал. Отец посмотрел на нее, и она сжалась, чувствуя, как его взгляд застывает, становится отрешенным, отсутствующим. Словно какая-то завеса застилала его изнутри, отгораживая, выпуская наружу, чудовище, живущее в нем, существующее где-то на самом дне.
— Скажи, ты была хорошей девочкой? — строго спросил отец.
— Да — прошептала она.
— Да, папочка — сквозь зубы процедил отец.
— Да, папочка — послушно повторила она, чувствуя как в уголках глаз, появляются слезы. По своему опыту она знала, что ни в коем случае нельзя было плакать — это раздражало отца, он злился. Когда отец злился — это было очень плохо…
— Покажи руки — потребовал отец.
Она протянула руки, отец придирчиво осмотрел каждую. Посмотрел на шею, понюхал под мышками. От отца сильно пахло спиртным, она знала — на кухне сейчас должны лежать несколько пустых пивных бутылок. Плохой признак…
— Грязнуля — отец наотмашь ударил ее по лицу, огромная пятерня оставила красный отпечаток на лице.
Она заплакала, прижимая мишку к груди.
— Ты папина девочка? — немного смягчившись спросил отец, и расстегнул ремень.
— Да — по щекам текли два тонких ручейка.
Она уже знала, что должно было произойти. Ей было десять лет, когда отец впервые наказал ее. Было очень больно и стыдно. Она проплакала весь день, прячась от людей, в своем укромном местечке. Отец наказывал ее и позже…
Мама ничего не знала об этом — она скорее бы умерла, чем рассказала ей обо всем матери.
Страница
27 из 89
27 из 89
