Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18096
Кто-то не так посмотрел, кто-то недовольно буркнул (или буркнула) в ответ на вполне невинное (и наверно даже справедливое!) замечание. И началось, — слово за слово, и в итоге третий день Ольга, вместо того, чтобы сидеть на переднем сиденье теплых, уютных Жигулей Игоря, тряслась на разбитом, пыльном ПАЗике, задыхаясь в потной, шумной толпе взбалмошных теток и дышащих отвратительным перегаром алкашей.
Ольга еще раз вздохнула и с тоской посмотрела вокруг. Заходящее солнце печально раскрасило осенними полутонами старый, порыжевший тополь, на котором горделиво красовалось сакрально-сокровенное «ХУЙ», умело вырезанное рукой неизвестного мастера. Болдинская осень, умирающей провинции…
Ну что же — в путь сестричка…
Что-то холодное и липкое противно ткнулось в ее ногу. Ольга опустила взгляд и тихонько ойкнула. Старая больная псина, жалобно скулила, так и норовила прижаться к ней, чтобы испачкать соплями новые импортные колготки. В гниющих глазах собаки читалась смертная мука, словно она устала от этой никчемной жизни и просила только одного — успокоения. Некогда переломанная лапа неправильно срослась, и теперь торчала под прямым углом, как у картонного манекена с проволочным каркасом. Огромная рана на боку, с рваными краями, потеками засохшего гноя, завораживала своей нереальностью. Смрад гниющей плоти усилился, и теперь полностью вытеснил запахи осени.
— Пошла к черту — От неожиданности Ольга чуть не подпрыгнула, и неожиданно для себя с силой пнула собаку ногой. Псина завизжала и бросилась прочь. Ольга с бьющимся сердцем смотрела, как собака, скрылась в посадке, — грязное пятно еще некоторое время мелькало среди желтеющей листвы, потом растаяло, оставив лишь отвратительную вонь.
Настроение было испорчено окончательно. Ольга недовольно скорчила личико — проклятая тварь напугала ее, хотя она обычно к братьям меньшим относилась если не с любовью, то, во всяком случае, с некоторым сочувствием. Пожалев, запоздало, вообще то ни в чем не виноватое животное, Ольга тяжело вздохнула — если бы собака не подкралась так неожиданно, можно было бы обойтись поласковее с бедной псиной, тем более что в сумочке завалялся кусочек пирога с мясом, купленный утром на колхозном рынке. Ну да ладно, никто не виноват. Такова жизнь — кто-то кушает хлеб с маслом, запивая обжигающим чаем, кто-то беспомощно царапает лапой мусорный бак, в напрасной надежде добраться до содержимого.
Сделанного не воротишь. Ольга поправила юбку, и направилась к тропинке…
Игорь сидел в машине, сжимая руль, нервно высматривая момент, когда откроются двери проходной и на улицу выйдет она. Несколько дней назад, они разругались, сцепившись как две собаки, не поделившие кость.
Три дня он собирал волю в кулак, чтобы не сорваться, и не набрать номер, чтобы после пары гудков в трубке, услышать родной голос.
Телефонная симфония любви. «Алло» — перекрываемое шумом помех, старой ненадежной сети. Тишина в трубке и прерывистые гудки — остатки невысказанной боли…
Игорь сдерживался из последних сил, понимая, что в их, в общем-то, пустяковой ссоре, был меньше всего виноват он — кто знал, что с утра Ольга встанет с не той ноги, и маленький скандальчик перерастет в оглушительную ссору с битьем посуды и взаимными проклятиями. Словно что-то оглушительно злое, встало между ними, выложив из кирпичиков ненависти и нетерпимости высокую стену взаимонепонимания.
И короткое: «Нам не нужно больше встречаться»…
В тридцать с гаком, когда жизнь проходит семимильными шагами, удаляясь от тебя, выжимая остатки молодости, приближаясь к заветной черте, за которой пустота и неизвестность, поневоле задумываешься о том, что неплохо все-таки иметь рядом с собой, любимого человека, которому можешь открыться, рассказать про все свои беды…
Жизнь штука жестокая, и вредная — от нее умирают.
Три дня он сидел в пустой квартире, тупо уставившись в стену, переживая каждое мгновение, проведенное с ней.
Три ночи пустого самосозерцания, копания в мелкой человеческой душонке. Застарелые обиды и комплексы, вытащенные наружу, рассмотренные под микроскопом пристальным взглядом, обращенные в шутку, раздутые до размеров галактики, возвращенные назад в глубину воспоминаний. Мерные покачивания после трех бутылок пива, согнутый палец, глубоко, до хруста вдавливающий кнопку питания на системном блоке, давно позабытый гул вентиляторов, щелчок включаемого монитора и укоризненное приветствие операционной системы.
Стакан водки, выпитый на кухне. Рвотные позывы, и запах паленного, первый предвестник грядущего опьянения.
Белая простыня текстового редактора, и первые слова ни о чем, выплеснутые на равнодушное пространство не рожденных страниц. Стихи, рассыпающиеся ровными строчками, нервные касания пальцев…
Он любил и страдал. Как в стихах. Старый заезженный штамп, как нельзя лучше описывал его состояние в эти проклятые дни.
Ольга еще раз вздохнула и с тоской посмотрела вокруг. Заходящее солнце печально раскрасило осенними полутонами старый, порыжевший тополь, на котором горделиво красовалось сакрально-сокровенное «ХУЙ», умело вырезанное рукой неизвестного мастера. Болдинская осень, умирающей провинции…
Ну что же — в путь сестричка…
Что-то холодное и липкое противно ткнулось в ее ногу. Ольга опустила взгляд и тихонько ойкнула. Старая больная псина, жалобно скулила, так и норовила прижаться к ней, чтобы испачкать соплями новые импортные колготки. В гниющих глазах собаки читалась смертная мука, словно она устала от этой никчемной жизни и просила только одного — успокоения. Некогда переломанная лапа неправильно срослась, и теперь торчала под прямым углом, как у картонного манекена с проволочным каркасом. Огромная рана на боку, с рваными краями, потеками засохшего гноя, завораживала своей нереальностью. Смрад гниющей плоти усилился, и теперь полностью вытеснил запахи осени.
— Пошла к черту — От неожиданности Ольга чуть не подпрыгнула, и неожиданно для себя с силой пнула собаку ногой. Псина завизжала и бросилась прочь. Ольга с бьющимся сердцем смотрела, как собака, скрылась в посадке, — грязное пятно еще некоторое время мелькало среди желтеющей листвы, потом растаяло, оставив лишь отвратительную вонь.
Настроение было испорчено окончательно. Ольга недовольно скорчила личико — проклятая тварь напугала ее, хотя она обычно к братьям меньшим относилась если не с любовью, то, во всяком случае, с некоторым сочувствием. Пожалев, запоздало, вообще то ни в чем не виноватое животное, Ольга тяжело вздохнула — если бы собака не подкралась так неожиданно, можно было бы обойтись поласковее с бедной псиной, тем более что в сумочке завалялся кусочек пирога с мясом, купленный утром на колхозном рынке. Ну да ладно, никто не виноват. Такова жизнь — кто-то кушает хлеб с маслом, запивая обжигающим чаем, кто-то беспомощно царапает лапой мусорный бак, в напрасной надежде добраться до содержимого.
Сделанного не воротишь. Ольга поправила юбку, и направилась к тропинке…
Игорь сидел в машине, сжимая руль, нервно высматривая момент, когда откроются двери проходной и на улицу выйдет она. Несколько дней назад, они разругались, сцепившись как две собаки, не поделившие кость.
Три дня он собирал волю в кулак, чтобы не сорваться, и не набрать номер, чтобы после пары гудков в трубке, услышать родной голос.
Телефонная симфония любви. «Алло» — перекрываемое шумом помех, старой ненадежной сети. Тишина в трубке и прерывистые гудки — остатки невысказанной боли…
Игорь сдерживался из последних сил, понимая, что в их, в общем-то, пустяковой ссоре, был меньше всего виноват он — кто знал, что с утра Ольга встанет с не той ноги, и маленький скандальчик перерастет в оглушительную ссору с битьем посуды и взаимными проклятиями. Словно что-то оглушительно злое, встало между ними, выложив из кирпичиков ненависти и нетерпимости высокую стену взаимонепонимания.
И короткое: «Нам не нужно больше встречаться»…
В тридцать с гаком, когда жизнь проходит семимильными шагами, удаляясь от тебя, выжимая остатки молодости, приближаясь к заветной черте, за которой пустота и неизвестность, поневоле задумываешься о том, что неплохо все-таки иметь рядом с собой, любимого человека, которому можешь открыться, рассказать про все свои беды…
Жизнь штука жестокая, и вредная — от нее умирают.
Три дня он сидел в пустой квартире, тупо уставившись в стену, переживая каждое мгновение, проведенное с ней.
Три ночи пустого самосозерцания, копания в мелкой человеческой душонке. Застарелые обиды и комплексы, вытащенные наружу, рассмотренные под микроскопом пристальным взглядом, обращенные в шутку, раздутые до размеров галактики, возвращенные назад в глубину воспоминаний. Мерные покачивания после трех бутылок пива, согнутый палец, глубоко, до хруста вдавливающий кнопку питания на системном блоке, давно позабытый гул вентиляторов, щелчок включаемого монитора и укоризненное приветствие операционной системы.
Стакан водки, выпитый на кухне. Рвотные позывы, и запах паленного, первый предвестник грядущего опьянения.
Белая простыня текстового редактора, и первые слова ни о чем, выплеснутые на равнодушное пространство не рожденных страниц. Стихи, рассыпающиеся ровными строчками, нервные касания пальцев…
Он любил и страдал. Как в стихах. Старый заезженный штамп, как нельзя лучше описывал его состояние в эти проклятые дни.
Страница
59 из 89
59 из 89
