Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18101
ОН пришел, чтобы ощутить чужие чувства, в неуклюжей попытке прикоснуться к пониманию того, каково оно все же, ощущать себя… живым.
Где-то бесконечно далеко, а может быть и совсем близко, в мире, который он оставил, в темноте наступившей ночи, завывала, покачиваясь, женщина, прижимая руки к своему окровавленному, оскверненному телу. А чуть дальше, высоко задрав голову, выла старая больная собака, изливая темному небу свою собачью грусть…
Славянск. Сентябрь 2005
Одна в темноте
Девочка стояла в полутемном коридоре больницы, в ее синих глазах отражался тусклый свет пыльных люстр. В руках она сжимала плюшевую игрушку. Девочку звали Настя, а плюшевого олененка — Бемби. Она стояла достаточно долго, чтобы убедиться, что поблизости нет никого. Коридор уходил вдаль, сужаясь в одну темную точку. Насте казалось, что там поселилась тьма. Холодная, равнодушная тьма, которой нет дела до ночных страданий маленькой толстой девочки.
В больнице было прохладно. Настя и сама бы не смогла сказать точно, как давно стоит посередине коридора, спиной ощущая причудливые завитушки высокой двери, но догадывалась, что вполне достаточно для того, чтобы простудиться. Дверь была заперта — Настя убедилась в этом, как только оказалась в коридоре. Сначала она пыталась дергать за ручку, но упрямое дерево не поддавалось ни на миллиметр. Можно было стоять в полумраке, или попытаться добраться до конца коридора — возможно, там окажется кто-нибудь, кто поможет ей.
(О, даже не сомневайся, Настенька — сделай только первый шаг!)
Настя вздрогнула — ей показалось, или, в самом деле, чей-то хриплый голос произнес это. Всего несколько слов — но здесь, в полутьме, они казалось, упали на плохо вымытый пол, чтобы отблескивать почти не скрываемым отчаянием.
Чуть позже, Настя шагнула навстречу тьме. Сделать первый шаг оказалось проще простого, куда сложнее было потом, когда крашенная белой краской дверь осталась в темноте. Коридор был широким, на полке светили люстры — матовые шары, покрытые пылью. Пол — затертый линолеум в серую и желтую клетку. Стены оказались до половины выкрашены зеленой краской, выше — посеревшая от времени штукатурка. Все как обычно, вот только в больнице не было ни души — Настя уже давно поняла это. Вначале она пыталась звать на помощь, но тихое эхо умирало в равнодушных стенах больницы.
Настя обернулась — дверь уже не рассмотреть, она слишком далеко отошла от нее. Ей хотелось вернуться назад, но стоять у запертой двери наверняка было бы ошибкой. Дверь не откроется, сколько ни стучи в нее кулачками. Возможно, кто-то решил подшутить над ней, но шутка явно не удалась — она протухла и завоняла в тот самый миг, когда громко щелкнул дверной замок. Да и вообще — то, что она оказалась в больнице, смахивало на дурной сон. Она не должна быть здесь. Все дети, в это время, сладко спят в кроватках, прижимают к груди плюшевых оленят, не так ли Настя? О, несомненно — так бы ответила она, если бы кто-нибудь догадался спросить об этом. Вот только некому было задавать сейчас вопросы. Настя шмыгнула носом, и сделала еще один шаг.
Она медленно передвигалась вперед, маленькими шагами, осторожно, пробуя носком, словно опасаясь, что пол провалится, и она рухнет вниз, в глубокую западню. Конечно, ничего такого не могло случиться на самом деле, хотя кто знает — само ее пребывание здесь уже напоминало дурной сон.
Ее хриплое дыхание не могло заглушить ночные звуки проклятой больницы — противные шорохи, какое-то поскребывание, и тихий протяжный стон, словно кому-то было очень плохо.
(Ну, прямо как тебе сейчас)
Настя замерла. Прислушалась — шорохи никуда не делись, вот только стон прекратился. Быть может, он только причудился ей? Сейчас она не готова была разделять сон и явь. Проще всего было бы предположить, что она спит, и все что вокруг, ненастоящее. Вот только почему так страшно стоять одной в коридоре?
Сзади что-то зашуршало и Настя, не выдержав, с пронзительным визгом бросилась наутек. Коридор только казался бесконечным — она пробежала его, не останавливаясь ни на миг, и достигнув широкой лестницы с выкрашенными коричневой краской ступенями, замерла, вцепившись в уходящие вверх перила. Теперь тьма была на другом конце коридора. Она была живой — в ней чувствовалось какое-то движение. Наверно создания, жившие во тьме, пытались выбраться наружу, чтобы нести боль и ужас.
Настя всхлипнула. Она почти готова была заплакать, но сдержалась. Лестница предлагала совершить путешествие на верхний этаж, и девочка колебалась недолго. Первый пролет она преодолела быстро — ступени мелькали под ее маленькими босыми ногами, второй скрывался в темноте. Настя остановилась на площадке между этажами. Желтоватое пятно света внизу, казалось почти родным. Да и вообще, сейчас сама идея подняться наверх отдавала глупостью — это было неправильным решением, поняла Настя.
Где-то бесконечно далеко, а может быть и совсем близко, в мире, который он оставил, в темноте наступившей ночи, завывала, покачиваясь, женщина, прижимая руки к своему окровавленному, оскверненному телу. А чуть дальше, высоко задрав голову, выла старая больная собака, изливая темному небу свою собачью грусть…
Славянск. Сентябрь 2005
Одна в темноте
Девочка стояла в полутемном коридоре больницы, в ее синих глазах отражался тусклый свет пыльных люстр. В руках она сжимала плюшевую игрушку. Девочку звали Настя, а плюшевого олененка — Бемби. Она стояла достаточно долго, чтобы убедиться, что поблизости нет никого. Коридор уходил вдаль, сужаясь в одну темную точку. Насте казалось, что там поселилась тьма. Холодная, равнодушная тьма, которой нет дела до ночных страданий маленькой толстой девочки.
В больнице было прохладно. Настя и сама бы не смогла сказать точно, как давно стоит посередине коридора, спиной ощущая причудливые завитушки высокой двери, но догадывалась, что вполне достаточно для того, чтобы простудиться. Дверь была заперта — Настя убедилась в этом, как только оказалась в коридоре. Сначала она пыталась дергать за ручку, но упрямое дерево не поддавалось ни на миллиметр. Можно было стоять в полумраке, или попытаться добраться до конца коридора — возможно, там окажется кто-нибудь, кто поможет ей.
(О, даже не сомневайся, Настенька — сделай только первый шаг!)
Настя вздрогнула — ей показалось, или, в самом деле, чей-то хриплый голос произнес это. Всего несколько слов — но здесь, в полутьме, они казалось, упали на плохо вымытый пол, чтобы отблескивать почти не скрываемым отчаянием.
Чуть позже, Настя шагнула навстречу тьме. Сделать первый шаг оказалось проще простого, куда сложнее было потом, когда крашенная белой краской дверь осталась в темноте. Коридор был широким, на полке светили люстры — матовые шары, покрытые пылью. Пол — затертый линолеум в серую и желтую клетку. Стены оказались до половины выкрашены зеленой краской, выше — посеревшая от времени штукатурка. Все как обычно, вот только в больнице не было ни души — Настя уже давно поняла это. Вначале она пыталась звать на помощь, но тихое эхо умирало в равнодушных стенах больницы.
Настя обернулась — дверь уже не рассмотреть, она слишком далеко отошла от нее. Ей хотелось вернуться назад, но стоять у запертой двери наверняка было бы ошибкой. Дверь не откроется, сколько ни стучи в нее кулачками. Возможно, кто-то решил подшутить над ней, но шутка явно не удалась — она протухла и завоняла в тот самый миг, когда громко щелкнул дверной замок. Да и вообще — то, что она оказалась в больнице, смахивало на дурной сон. Она не должна быть здесь. Все дети, в это время, сладко спят в кроватках, прижимают к груди плюшевых оленят, не так ли Настя? О, несомненно — так бы ответила она, если бы кто-нибудь догадался спросить об этом. Вот только некому было задавать сейчас вопросы. Настя шмыгнула носом, и сделала еще один шаг.
Она медленно передвигалась вперед, маленькими шагами, осторожно, пробуя носком, словно опасаясь, что пол провалится, и она рухнет вниз, в глубокую западню. Конечно, ничего такого не могло случиться на самом деле, хотя кто знает — само ее пребывание здесь уже напоминало дурной сон.
Ее хриплое дыхание не могло заглушить ночные звуки проклятой больницы — противные шорохи, какое-то поскребывание, и тихий протяжный стон, словно кому-то было очень плохо.
(Ну, прямо как тебе сейчас)
Настя замерла. Прислушалась — шорохи никуда не делись, вот только стон прекратился. Быть может, он только причудился ей? Сейчас она не готова была разделять сон и явь. Проще всего было бы предположить, что она спит, и все что вокруг, ненастоящее. Вот только почему так страшно стоять одной в коридоре?
Сзади что-то зашуршало и Настя, не выдержав, с пронзительным визгом бросилась наутек. Коридор только казался бесконечным — она пробежала его, не останавливаясь ни на миг, и достигнув широкой лестницы с выкрашенными коричневой краской ступенями, замерла, вцепившись в уходящие вверх перила. Теперь тьма была на другом конце коридора. Она была живой — в ней чувствовалось какое-то движение. Наверно создания, жившие во тьме, пытались выбраться наружу, чтобы нести боль и ужас.
Настя всхлипнула. Она почти готова была заплакать, но сдержалась. Лестница предлагала совершить путешествие на верхний этаж, и девочка колебалась недолго. Первый пролет она преодолела быстро — ступени мелькали под ее маленькими босыми ногами, второй скрывался в темноте. Настя остановилась на площадке между этажами. Желтоватое пятно света внизу, казалось почти родным. Да и вообще, сейчас сама идея подняться наверх отдавала глупостью — это было неправильным решением, поняла Настя.
Страница
64 из 89
64 из 89
