Добавить в моё избранное
290 мин, 11 сек 5452
С другой стороны, эти русские все равно мрут как мухи, того и гляди, пока их доведешь до штаба, все передохнут. И он махнул рукой, разрешая Болюхину подняться и следовать за колдуном…
Он вспомнил. Он все-все вспомнил. Казалось, после смерти колдуна Уомбо на его мозг опустилась завеса тумана. А ведь так и было, Уомбо предупреждал: «Я уйду, и ты потеряешь все, что узнал от меня, но это тебе только покажется, на самом же деле ты должен будешь снова найти себя и восстановить свои силы». И только сейчас, спустя три года после возвращения на родину завеса рассеялась.
Очередной отряд военных, это были правительственные войска, но на этот раз в отряде оказались американские инструкторы, наткнулся на него аж в 1997 году. Тогда об этом много писали газеты всего мира; надо же «европеец-отшельник в сердце дикой Африки». Вскоре его по портретам опознали и свои, и он оказался на родине спустя двадцать лет после того, как его там уже похоронили. И кому он там оказался нужным? Его квартира была давным-давно продана и приватизирована, завод, от которого он был послан, разорился и пошел с молотка, работникам вот уже почти три года как не платили зарплату. Он некоторое время пытался судиться с заводом, чтобы отвоевать хоть какую-то комнату для жилья, но любые метры сейчас стоят денег, и без длительной тяжбы, за просто так, никто ему их не отдаст.
«Запомни: семь пальцев у меня на руках, семь планет в небе… (да, я знаю, сейчас ты начнешь спорить, что их больше, но на самом деле настоящих только семь) и семь углов тебе вернут полученную от меня силу»… — завещал ему Уомбо перед смертью.
Оказавшись внутри семиугольного зала, Болюхин ощущал себя человеком, перенесшего тяжелую операцию на глазах, и он впервые после долгой тьмы снимает повязку. Боже, какая вокруг прекрасная тьма — он видит ее, он физически ощущает ее, она густа и осязаема. Вместе с тем, как аквалангист сквозь маску видит все краски дня, в то время как простому ныряльщику они видны как бы сквозь туман, так же и Болюхин прекрасно ориентировался в этой тьме. Вон приблудный кот разлегся в проходе, с интересом, но без страха наблюдая за странным человеком: в нем есть что-то от кошки, он же видит в темноте! И у него глаза светятся. А вот забредшая в подвал крыса от такого открытия в ужасе шмыгнула обратно, в еще более глубокие подземелья.
Болюхин расправил плечи и снял очки. Теперь они ему не нужны — он видит этот мир, слышит его и ощущает в той же полноте и яркости, какие открылись ему тогда, когда Уомбо учил его видеть окружающее, понимать его законы, жить по ним в гармонии со всем сущим. Однако что-то в этом мире очевидно пошло не так… Подобное бывает, хоть и нечасто. И кровное дело колдуна — чуть подправить этот тонкий и сложный механизм, который без его вмешательства будет работать неправильно и причинит много бедствий.
— Н-да, братэлло, интересная у тебя была жизнь, — покрутил головой Липан. — А кстати, слышь, ты не отдашь ли мне свои деньги на сохранение?
Сомневаясь, что столь очевидно наглое предложение будет принято, он уже раскрыл и приготовил к удару нож, поскольку, как доблестные африканские партизаны, видел в Болюхине не человека, а лишь только вещь, ходячий кошелек с деньгами. А кроме того еще и болтливый кошелек. Еще начнет болтать, кому ни попадя, где был, что видел, где деньги взял… Кому охота связываться с Моховым и его «моховиками», которые крепко держат весь город в руках.
Неожиданно раздался сильный треск, и сиреневая молния сверкнула посреди семиугольного подвала. Липан мог бы поклясться, что видел своими глазами, как этот малахольный задрал руки, и что молния проскочила в аккурат между ними. В воздухе сильно запахло озоном.
— Мы неправильно делаем! — громко сказал Болюхин.
— Что, что неправильно? — почти так же громко выкрикнул Липан. Его поразили новые, уверенные нотки в голосе этого, как он считал, недочеловека.
— Костер должен гореть здесь! — произнес Болюхин и указал на центр подвала. — Давай-ка, мы его переложим.
И с неожиданной энергичностью стал разыскивать старые ящики, доски, рейки и сооружать из них кострище в центре подвала. Затем откопал откуда-то кусок штукатурки, очертил круг вокруг кострища, а потом стал расписывать поверхность пола какими-то непонятными символами. Этот процесс на время заворожил Липана, он стоял и ждал. Наконец, ему все это порядком надоело. Он шагнул к Болюхину и занес нож над его спиной. В это мгновение костер словно бы сам по себе загорелся («не может быть, чтобы сам по себе, наверное, этот малахольный угольков заранее подбросил»), и Болюхин уперся взглядом в лицо собеседника.
— Вот чего нам не хватало! — воскликнул он. — Колдовского ножа — атхэма.
Его руки совершили неуловимо быстрое движение, указательные пальцы легонько стукнули за ушами Липана, и тот моментально застыл, не в состоянии сделать ни единого движения. Однако он все видел и слышал, и понимал все до последнего слова.
Он вспомнил. Он все-все вспомнил. Казалось, после смерти колдуна Уомбо на его мозг опустилась завеса тумана. А ведь так и было, Уомбо предупреждал: «Я уйду, и ты потеряешь все, что узнал от меня, но это тебе только покажется, на самом же деле ты должен будешь снова найти себя и восстановить свои силы». И только сейчас, спустя три года после возвращения на родину завеса рассеялась.
Очередной отряд военных, это были правительственные войска, но на этот раз в отряде оказались американские инструкторы, наткнулся на него аж в 1997 году. Тогда об этом много писали газеты всего мира; надо же «европеец-отшельник в сердце дикой Африки». Вскоре его по портретам опознали и свои, и он оказался на родине спустя двадцать лет после того, как его там уже похоронили. И кому он там оказался нужным? Его квартира была давным-давно продана и приватизирована, завод, от которого он был послан, разорился и пошел с молотка, работникам вот уже почти три года как не платили зарплату. Он некоторое время пытался судиться с заводом, чтобы отвоевать хоть какую-то комнату для жилья, но любые метры сейчас стоят денег, и без длительной тяжбы, за просто так, никто ему их не отдаст.
«Запомни: семь пальцев у меня на руках, семь планет в небе… (да, я знаю, сейчас ты начнешь спорить, что их больше, но на самом деле настоящих только семь) и семь углов тебе вернут полученную от меня силу»… — завещал ему Уомбо перед смертью.
Оказавшись внутри семиугольного зала, Болюхин ощущал себя человеком, перенесшего тяжелую операцию на глазах, и он впервые после долгой тьмы снимает повязку. Боже, какая вокруг прекрасная тьма — он видит ее, он физически ощущает ее, она густа и осязаема. Вместе с тем, как аквалангист сквозь маску видит все краски дня, в то время как простому ныряльщику они видны как бы сквозь туман, так же и Болюхин прекрасно ориентировался в этой тьме. Вон приблудный кот разлегся в проходе, с интересом, но без страха наблюдая за странным человеком: в нем есть что-то от кошки, он же видит в темноте! И у него глаза светятся. А вот забредшая в подвал крыса от такого открытия в ужасе шмыгнула обратно, в еще более глубокие подземелья.
Болюхин расправил плечи и снял очки. Теперь они ему не нужны — он видит этот мир, слышит его и ощущает в той же полноте и яркости, какие открылись ему тогда, когда Уомбо учил его видеть окружающее, понимать его законы, жить по ним в гармонии со всем сущим. Однако что-то в этом мире очевидно пошло не так… Подобное бывает, хоть и нечасто. И кровное дело колдуна — чуть подправить этот тонкий и сложный механизм, который без его вмешательства будет работать неправильно и причинит много бедствий.
— Н-да, братэлло, интересная у тебя была жизнь, — покрутил головой Липан. — А кстати, слышь, ты не отдашь ли мне свои деньги на сохранение?
Сомневаясь, что столь очевидно наглое предложение будет принято, он уже раскрыл и приготовил к удару нож, поскольку, как доблестные африканские партизаны, видел в Болюхине не человека, а лишь только вещь, ходячий кошелек с деньгами. А кроме того еще и болтливый кошелек. Еще начнет болтать, кому ни попадя, где был, что видел, где деньги взял… Кому охота связываться с Моховым и его «моховиками», которые крепко держат весь город в руках.
Неожиданно раздался сильный треск, и сиреневая молния сверкнула посреди семиугольного подвала. Липан мог бы поклясться, что видел своими глазами, как этот малахольный задрал руки, и что молния проскочила в аккурат между ними. В воздухе сильно запахло озоном.
— Мы неправильно делаем! — громко сказал Болюхин.
— Что, что неправильно? — почти так же громко выкрикнул Липан. Его поразили новые, уверенные нотки в голосе этого, как он считал, недочеловека.
— Костер должен гореть здесь! — произнес Болюхин и указал на центр подвала. — Давай-ка, мы его переложим.
И с неожиданной энергичностью стал разыскивать старые ящики, доски, рейки и сооружать из них кострище в центре подвала. Затем откопал откуда-то кусок штукатурки, очертил круг вокруг кострища, а потом стал расписывать поверхность пола какими-то непонятными символами. Этот процесс на время заворожил Липана, он стоял и ждал. Наконец, ему все это порядком надоело. Он шагнул к Болюхину и занес нож над его спиной. В это мгновение костер словно бы сам по себе загорелся («не может быть, чтобы сам по себе, наверное, этот малахольный угольков заранее подбросил»), и Болюхин уперся взглядом в лицо собеседника.
— Вот чего нам не хватало! — воскликнул он. — Колдовского ножа — атхэма.
Его руки совершили неуловимо быстрое движение, указательные пальцы легонько стукнули за ушами Липана, и тот моментально застыл, не в состоянии сделать ни единого движения. Однако он все видел и слышал, и понимал все до последнего слова.
Страница
9 из 85
9 из 85
