Чердак

С детства он отличался приличной трусостью и слабохарактерностью, так что ему очень часто приходилось «надевать маску». Но сейчас, в кабинке «уаза», он бы наверняка услышал, если б за её пределами начало происходить нечто странное; крики-то Аллы он наверняка услышал бы. Но, судя по доносившимся с пляжа звукам, ничего особенного не происходило: слышался спокойный голос Аллы (она отвечала им на какие-то вопросы), потом задняя дверца «уаза» захлопнулась, и автомобиль тронулся с места, в то время как двигатель его «хонды» заработал… Благо, что эти ублюдки хоть дали ему одеться, а не повезли в одних плавках.

Около получаса УАЗ гнал на повышенных скоростях, пока не остановился у двери отделения милиции и через несколько секунд дверь, отделяющая Юрия от свободы, открылась и выпустила его на свежий воздух.

— Пошли, — легонько толкнул его в спину сопровождающий милиционер, заводя в дверь отделения.

«Слава богу, что это не восемнадцати-этажный дом, — подумалось в это время Юрию, едва он вспомнил некоторые детали из прочитанного утром «начала» произведения, и проходя мимо задней дверцы «УАЗа», он увидел сидевшую там между двумя здоровяками Аллу, — и над входом не висит чистенькая-свеженькая табличка (такая же новенькая, как та телефонная будка — мусорное окно… ), извещающая, что это ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ 13»…

— Ну, рассказывай, — обратился к нему один из сопровождающих, после того как его (Юрия) ввели в помещение отделения и механическая дверь захлопнулась за ещё двумя вошедшими милиционерами, Аллы среди которых не было. — Чувствуй себя как на духу.

— И что же мне рассказывать? — поинтересовался Юрий.

— Девчонку где снял? — ответили ему.

— Это она сказала, что я «снял» её? — опять спросил Юрий.

— Много вопросов задаёшь, — сказали ему, дожидаясь ответа на свой.

— Вы выражения-то выбирайте, — отвечал он. — «Снял»! Она моя невеста…

— Ну, это ты в другом месте будешь на уши вешать, — перебили его. — А здесь ты нам чистосердечно признаешься во всех своих проступках.

— В каких ещё проступках? — никак не мог уразуметь он.

— Изнасилование, — медленно, почти по слогам, проговорил ему допрашивающий.

— Что?! — У него от удивления аж чуть челюсть не отвисла.

— Сексуальное насилие над несовершеннолетними, — повторили ему как плохо слышащему.

— Несовершеннолетними?! — теперь он был уже изумлён. — Во-первых, ей 19 лет…

— Это она тебе сказала, — перебили его. — А по документам ей послезавтра 18 исполняется.

У Юрия не было слов.

— Сейчас она напишет заявление, — говорили ему, — мы составим протокольчик, и твоё «чистосердечное» уже припоздает. Так что садись-ка и напиши всё, пока не поздно — пока тебе совсем хреново не стало.

— Я не знаю, чего вы хотите, — говорил Юрий, не зная, чего другого говорить, — но изнасилования никакого не было.

— А если тебя побить немного? — поинтересовались у него милиционеры. — А может пару пыток провести, и твой язычок всё-таки развяжется?

Но тут, через пластиковую стену, Юрий увидел как в открывшуюся дверь вошла Алла в сопровождении милиционера, направляющаяся в сторону входа в помещение, где Юрия допрашивали.

— Что они у тебя спрашивали? — вошла она как хозяйка, меряя окружающих их милиционеров злобными взглядами. — Эти идиоты решили, что ты изнасиловал меня и заставляли меня написать заявление!

— На «диких» пляжах очень часто происходят…

— Разобраться сначала надо! — прокричала она этому встрявшему милиционеру, — а потом уже совать свой нос туда, куда собака не лезет …

— Разобрались, — сказал ей дежурный. — Но ещё один вопросик остался. Вы, женщина, насколько я понимаю, отношения к этому не имеете.

— Да, — сказала она Юре, — про какого-то парня хотят тебя спросить.