Чердак

— наконец-то дошло до Юры.

— Неправильно сказал, — заметил тот. — Это не раздвоение личности; просто в каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, у меня же эти две стороны подразделяются на цвета: светлая-хорошая сторона днём живёт во мне, а вот тёмная, мрачная и отвратительная предпочитает полночь. Конечно, когда она появляется, она, естественно, не соглашается с тем, что она плохая, и будет называть злой ту сторону, что живёт днём. Но, я тебя очень прошу, ты не верь ни единому её слову. Когда солнце заходит за горизонт, то два противоположных оттенка добра и зла сливаются во мне и дожидаясь полуночи, оставляют обе мои стороны в покое. Так длится с часу ночи до рассвета. Так что перед самой полуночью наступает «кризис», сопровождаемый сильными болями. Но не из-за болей я пытаюсь совершить самый страшный грех, убив себя. Просто тёмная моя сторона начинает всячески убеждать меня и настаивать на том, чтоб я отправился на ЧЕРДАК, наложил на себя руки и чтоб никакого Юрия Владивостоцкого в доме не было. Чтоб хоть миллиард тысяч человек находилось рядом, но не в коем случае не Юрия Вла… — Не договорив, он на секунду потерял сознание, шлёпаясь со стула, но тут же вскакивая на ноги.

— Полночь! — удовлетворённо проговорил человек в маске уже каким-то совсем другим голосом. Хотя, больше этот голос чем-то походил на голос самого Юрия.

Он выпрямился, осмотрелся по сторонам, как будто впервые родился, и остановил взгляд на Юрие, что-то собравшись произнести; но… по-видимому, прервала его маска, натянутая на его голове.

— Что за мяч натянул на меня этот идиот?! — тут же начал он стягивать с себя маску.

— О, да это маска! — удивился он, сняв и посмотрев на неё. Похоже, этой «полуночной стороне» «писаки» (как окрестила его местная милиция) очень нравились такие рожи страшилищ.

Но Юра не сошёл с ума, когда увидел это долгожданное лицо «писаки»; просто в это время он подумал совсем о другом. Хотя «писака» его и так неплохо подготовил разнообразными намёками, и Юра испытал соответствующее удивление (оно было маленьким, но приличным), увидев под хеловэйновской маской зомби-страшилища своего стопроцентного абсолютного двойника, если этот человек не был Юриным братом близнецом (мало ли).

— А ты чего так долго смотришь? — перевёл «двойник» взгляд на Юрия. — У меня на лбу написано неприличное слово из трёх букв и ты так долго не можешь его прочитать?

— Да нет, — ответил ему Юра, — просто у меня складывается такое впечатление, что мы с тобой слегка друг на друга смахиваем.

— А, — понял тот. — Я ж совсем забыл, что ты впервые в жизни видишь меня живьём. Ну и что ты на это скажешь?

— А что ты на это скажешь? — отпарировал Юрий.

— Много чего, — ответил «двойник», — но не во всё ты поверишь. Поверишь, например, что родители твои скрывали от всех и вся второго своего ребёнка, родившегося через пару секунд после тебя? Поверишь? У тебя, соответственно, создастся справедливый вопрос, какого хрена им приспичило этого ребёнка скрывать? Можешь представить себе такую картинку: у ребёнка этого очень быстро прорезались зубки и он искусал множество врачей и санитаров. Но дед твой… после смерти… был очень зол, что его так здорово облапошили, ведь он практически с самого детства мечтал о двойне; сначала о том, чтоб у него был брат-близнец; потом, чтоб два сына близнеца родились у его жены, когда женился. И закончились его мечтания тем, что дети написали ему письмо о рождении одного единственного…

— Какая чушь!!! — не выдержал-таки Юрий слушать всё это. — Тебе фантазии, наверно, не занимать.

— Но в то же время ты и не можешь поспорить с неправдой, — заметил ему «близнец» в то время, как через разбитое окно до Юрия доносились какие-то странные шумы, но Юрий их бессознательно пытался игнорировать.

— Отчего же? — отвечал ему Юрий, подавив в себе желание выглянуть в окно и взглянуть на причину шумов. — Я могу сейчас позвонить своим родителям, неожиданно застать их врасплох и поставить перед фактом. Думаю, они не успеют отвертеться и выложат мне хоть какую-то долю правды.

— Сейчас тебе делать этого не стоит, — заявил ему «писака», неожиданно изменив тон и сделав его каким-то зловещим и неприятным.

— Да? — произнёс Юра скорее насторожено, чем величаво.

— Родители твои сейчас сходят с ума, — объяснил ему тот, — и их лучше сейчас не трогать.

Юрий уставился на этого парня как на зеркало, увидев в собственном отражении совсем другого человека.

— Я понимаю, — говорил тот, — тебя это изумляет. Но… Я даже не знаю, как тебя в этом убедить…

— В чём? — смотрел он на своего двойника как на гуманоида.

— В том, что весь наш город сходит с ума, — отвечал ему тот, пока глаза Юрия выпучивались и выпучивались. — Ты спросишь «а почему это городу нашему вздумалось сойти с ума?» А я отвечу тебе кое-что про чердак… Да и вообще, что ты думаешь о чердаке своего дома?