Гора

— Ой, нет, погодите… я стараюсь не плакать… Мамочка, за что мне всё это… простите… всё-всё, уже не плачу…

— И мамочку свою больше никогда не увидишь, и папочку. Вообще никого, — ехидно улыбаясь, продолжала наслаждаться своей властью бабка.

— Да фиг тебе! — так и взвилась я, от горя впадая в другую крайность. — Меня обязательно будут искать! Обязательно! Сегодня не найдут, так потом приедут с полицией и служебными собаками! Слышишь ты, сумасшедшая чертовка! Родители эти развалины по камушкам разберут!

— Ну почему сразу сумасшедшая? — со скучающей миной отозвалась старуха. — И кто сказал, что твои друзья укажут на развалины? Глаза отведу и больше это место никто не увидит, лес же пусть прочёсывают хоть до морковкиного заговенья! А вот за то, что нагрубила бабушке, больше не собираюсь ничего объяснять. Скоро не со мной будешь общаться, а кое с кем другим.

Она протянула к крышке гроба морщинистую руку и поскребла её удлинившимся на глазах ногтём. Чуть погодя послышался точно такой же звук, только идущий изнутри. Я вскрикнула, а после неудержимо залязгала зубами. И еле-еле сумела выговорить, прикусив при этом язык:

— Т-т-там к-кто?

— Твой теперешний хозяин. Вот чуток придёт в себя, а после, хе-хе, и представится. Оставайся голуба, я пошла…

— Как вы пошли?! Бабушка, миленькая, добрая, самая хорошая! Не бросайте! Выведите меня отсюда! Век о вашей доброте помнить буду! А-ааааааааааааа!

Отодрав от себя мои руки, старуха исчезла, просто отступив в ближний угол. В подвале резко потемнело, а я принялась зажимать себе рот, чтобы не привлекать бессмысленным криком ничьё внимание. А потом какое-то время сидела, сжавшись в комок и пытаясь осмыслить случившееся.

Бабка может стать пёстрым шаром, ещё она светится и умеет исчезать — если только я не сошла с ума!

Теперь я знаю что за твари носились по стволам деревьев в сумерках, кто душил меня возле костра, и чья была на сучке голова, как бы она туда не попала.

А совсем рядом ещё и жуткий гроб с таинственным хозяином! Нет, ничего подобного просто не может быть! Я свалилась в подвал, крепко приложилась головой о землю и теперь нахожусь под воздействием болезненного бреда! Всё хорошо, у меня всё хорошо, полежу немного, приду в себя и начну искать выход.

Полежать на сырой холодной земле не получилось, пришлось опять сесть. Было бы чуть посветлее, я отошла бы от гроба как можно дальше. Но оставалась на месте, потому что полностью дезориентировалась в этой траурной темноте.

Через некоторое время меня стали мучить пугающие звуки: вкрадчивые шорохи, нехорошее поскрёбывание и копошение, и многие другие, вызывающие безрассудный ужас. И если мягкий топоток перебежками я ещё могла приписать существам, оседлавшим таинственные столбы, то приближающееся шуршание, словно кто-то подползал, причём сразу с двух сторон, заставило меня, еле сдерживая крик, нашарить очередной голыш!

Слава богу, никто так и не приблизился. Звук резко оборвался, зато дунуло такой ледяной струёй, что пробрало до костей.

Пока я тряслась, обхватив себя руками, из вязкой темноты раздался громкий скучающий зевок. Не зная — замереть и затихнуть, или всё-таки бежать, я нелепо подпрыгнула на одном месте, ощущая теперь вместо холода нестерпимый жар. Это бедное, отчаянно колотившееся сердце бешено прокачивало кровь по сосудам. А потом прозвучал самый жуткий звук, когда-либо слышанный в моей не слишком длинной жизни — протяжный скрип крышки открывающегося гроба.

Прямо из ниоткуда опять появилась старуха, осветив подвал мёртвым гнилушечным светом. Она криво ухмыльнулась, уставившись на меня безжалостными гадючьими глазами, а из гроба медленно выбирался сильно ссохшийся тёмно-коричневый труп.

Покинув домовину и кое-как распрямившись, мертвец застыл, медленно поводя выдвинутыми, как у рака, глазными яблоками. При виде меня, задыхающейся и царапающей рукой себе горло, внутри этих тусклых шариков загорелись багровые точки, мертвец резко дёрнулся в мою сторону и… стал разваливаться. Трухлявая плоть вдруг принялась крошиться, посыпавшись с тела ошмётками, отвалилась и упала на землю кисть протянутой руки. Чудовище испустило гневный стон и опять застыло на месте, чтобы не развалиться окончательно.

Тварюшки на столбах разразились паническим визгом, возбуждённо носясь по своим насестам вниз и вверх, бабка за моей спиной явственно заскрежетала зубами, а я в этот самый момент перешла за грань страха. Пробудился великий инстинкт самосохранения, когда даже жертвенный барашек пытается боднуть своего палача. Поэтому я решила не ждать продолжения ужасов, а раздолбать к чертям собачим так удачно прогнившего покойника. Хоть пинками, хоть крышкой от его же гроба! Возможно, подобное бесстрашие запугает бабку, и она оставит меня в покое. Ну а жуткие младенчики невольно подскажут дорогу на волю. Выбираются же они из подвала, чтобы побегать по лесу, значит, выход точно есть!