Чужие грехи

— Хотя бы потому, что он не наказывает меня за чужие грехи…

Он хотел сказать ещё что-то, но тут в боковое стекло громко постучали.

Изабель сидела в деревянном кресле на крыльце дома под крышей. Дождь к вечеру превратился в морось пополам с мелкой снежной крошкой. Изабель закуталась поглубже в тёплую отцовскую куртку. Она посидит тут немного и пойдёт спать. Уже пора; Анни давно закончила с уроками, сейчас наверняка читает книгу, чтобы отвлечься. Последняя ночь кошмаров приближается, Анита дала слово, что сегодня не уснёт. Выдержит ли? Изабель сомневалась. К тому же эта идея — сбежать от сновидений казалась бессмысленной. И даже опасной. Вряд ли можно не спать совсем, рано или поздно Анни сдастся в этой борьбе. И какие есть шансы, что кошмар тогда не вернётся? К тому же долгая бессонница скажется на здоровье, а это прямая дорога в больницу. Изабель вспомнила пустой взгляд Аниты и пришедший за ним страх. В ушах вновь зазвучал дикий крик ужаса, от которого она проснулась.

Белита вздрогнула, шмыгнула носом. О чём говорил дядя Кристен? Наказание за грехи? Боже, за какие грехи ты наказываешь сестрёнку? Могла ли она совершить нечто настолько ужасное, чтобы так прогневать Небеса? О, это вряд ли. Изабель была в этом уверена, как ни в чём другом. Уж она-то знала почти обо всех проделках младшей сестры. К тому же Анни всегда на виду — в школе, дома, с подругами, никогда не запирается, не прячется. Если только это… Чужие грехи! Эта мысль вызревала, как прыщик — такая же неприятная, болезненная. И теперь она прорвалась, поразив Изабель смутным ощущением тревоги. Но за чьи грехи Анни должна была страдать? Ответа не находилось.

— Ты хотела со мной поговорить? — раздался над ухом голос отца.

Изабель испуганно дёрнулась.

— Ох, ты меня напугал, пап!

— Прости, не хотел. Так о чём ты хотела поговорить? Что-то насчёт Анни? Что она натворила?

Белита потеребила рукав отцовской куртки.

— Только не говори маме… — Она встала с кресла. — Я хотела сказать, хотела сказать что… В общем, мне кажется, Анита совсем перестала молиться. Но продолжает врать маме, что делает это каждый день. Думаю, тебе стоит поговорить с ней. Пусть сама признается маме. Ты же знаешь, как ей это важно.

— Господи, — пробормотал отец. — Я уже невесть что напридумывал. Начиная от беременности, заканчивая наркотиками. Само собой, врать плохо. Думаю, мать зря надеется воспитать Аниту в своём духе. Но она упрямая, да…

— Так ты поговоришь?

— Само собой. Иди уже домой. Холодно.

В детской горел ночник. Анни лежала в кровати, уставившись в потолок. «Может, всё-таки попробуешь заснуть?» — спросила Изабель. Ани сжала губы и отрицательно покачала головой. Изабель забралась в свою кровать, натянула одеяло до самого подбородка.

— Ты же никогда ничего не скрывала от меня, Нита-Анита. Скажи, ты не совершила ничего такого? Такого, чтобы…

— Чего-чего?

— Ну, знаешь, заповеди Божьи, и всё такое. Просто сегодня я… в общем, я слышала, что иногда Господь наказывает людей за проступки. Насылает кошмары и всё такое.

Анни фыркнула.

— Что ты несёшь?! Да натвори я что-то ужасное — об этом уже болтал бы весь Луше.

В комнату вошла мать.

— О чём спорите?

— Да так, — буркнула Анни и отвернулась к стенке, — Лита-Белита корчит из себя старшенькую! Ой-ой, можно подумать!

— Не ссорьтесь, — сказала мать. Она присела на край кровати Анни, сложила руки. — Грех это. Вы помолились на ночь, я надеюсь? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Завтрак разогреете сами, я оставлю всё на плите. Мне нужно завтра рано утром к тёте Марселе по делам. Справитесь без меня?

— Конечно, мам, — сказала Изабель. — Если что, я позабочусь о младшенькой. — При этих словах Анита резко повернулась и показала ей язык. — А кто такая тётя Марсела? Я никогда не слышала о ней.

В бордовом свете ночника бледное и худое лицо матери приобретало странный оттенок, тени под глазами становились гуще. И без того резкие контуры обострялись ещё сильнее, отчего лицо становилось похожим на фреску. Мать поправила одеяло Анни, погладила её по волосам.

— Тётя Марсела — моя старая подруга. Она жила здесь, в Луше. Я была чуть постарше Изабель, мы тогда жили в Испании. Иногда я приезжала сюда на лето с родителями — это ваши бабушка и дедушка, упокой души их. И мы с Марселой любили играть вместе, а нашим любимым местом был амбар. — Голос становился всё тише, убаюкивал. — Он стоял в конце улицы, в стороне от глаз людских, поэтому никто не мешал лазить, где нам хотелось. Ах, давненько я не навещала мою любимую Марселу…

Мать встала со вздохом, поцеловала дочерей. Пожелала спокойной ночи и вышла, оставив после себя лёгкий запах лекарств. Изабель зевнула. Как же она устала за день! Переживания, тревоги и вопросы, порождавшие их, — это утомляло.