Добавить в моё избранное
30 мин, 39 сек 13180
А делиться своим куском с какими-то уродами взамен на иллюзию «один-за-всех»… Благодарим покорно.
К тому же и дураку понятно, что раненого, больного или просто слабого «друзья» непременно бросят, а то и схарчат, если с едой напряженка. Обуза теперь никому не нужна. Да разве только теперь?
Нет уж. «И лучше будь один, чем вместе с кем попало»…
Одиночкой не мог быть даже очень сильный. На силу всегда найдется другая, а умение задавят числом и напором. Одиночкой мог быть только тот, кто не считает для себя зазорным убегать при виде каждой тени.
Саша не считал. Поэтому до сих пор коптил небо, когда других, таких из себя героев и мачо, уже давно пустили в расход. Лучше быть живой крысой, чем дохлым львом, над тушей которого будут виться коршуны, и хохотать, набивая брюхо, гиены.
Любое животное давно околело бы от той дряни, которой он набивал свой пустой желудок в плохие дни.
Кошачий корм, который оставлял после себя мерзкий привкус протухшей рыбы, был не самым плохим вариантом. Саше случалось есть и не такое — спрессованные очистки из мусорных контейнеров, рыбные головы, гнилые овощи с полей, оставшиеся так с прошлогодней уборки урожая. Он давно избавился от брезгливости и предрассудков, и когда живот сводило голодной судорогой, мог бы сожрать даже крысу. И жрал.
Но на той, первой, помойке можно было найти не только гниющие отбросы. Когда-то туда свозили просроченные продукты из половины городских супермаркетов. В хорошие дни Данилевский питался как король — колбасы, копчености, шоколад, сыры, разнообразные сладости… даже кисломолочные продукты вроде йогуртов не всегда оказывались прокисшими — если в них много химии, они вполне могли «прожить» месяц под снегом.
Эх, больно вспоминать о тех золотых денечках…
Сказать, что он голодал, значило ничего не сказать.
Но существовало табу, которое Саша не нарушил, и нарушать пока не собирался. Саша не пробовал «постной свинины».
Правда, никаких внутренних мотивов соблюдать этот запрет у него давно не оставалось, одни лишь внешние. Запрещено. Нехорошо. Грех.
Конечно, в уголовном кодексе нет статьи за людоедство. И в Библии на этот счет вроде бы тоже ничего не сказано. А все, что не запрещено, то, как известно, разрешено…
Но обществом такое поведение не поощрялось. Нельзя.
У него бежали слюнки, когда он представлял себе мясо. Любое. И он ничего не мог с собой поделать.
Почему нельзя? Да потому.
Что ж, остается потуже затянуть пояс. Потуже… Не смешите мои тапочки. Туже просто некуда — и так талия как у манекенщицы. Что поделаешь? Се ля ви.
Но с каждым днем напор на плотину, имя которой: «культура», становился все сильнее. В мире есть царь, это царь беспощаден, Голод названье ему…
До Н-ска 30 с лишним километров. Облако сюда дотянуться не могло, городок был «чистый» но, похоже, абсолютно заброшенный.
Саша шел, не особенно таясь. Довольно смело с его стороны, но он хорошо знал, что опасность заплутать впотьмах и упасть в какую-нибудь яму или канаву гораздо выше, чем вероятность быть обнаруженным. Луч его фонаря пробивал стену мрака и прогонял его почти на пятьдесят метров вперед. В полной темноте он должен был быть заметен, как маяк. Плутать сейчас нельзя — надо побыстрее найти топливо, батарейки и по возможности проверить городок на предмет оставленной еды. Шансы, что несколько десятков тысяч беженцев пропустили хоть что-то, минимальны, но они, как показывал предыдущий опыт, имеются.
Саша внимательно смотрел по сторонам и еще внимательнее — под ноги. Хорошо еще, если, упав, он сломает себе шею. А если ногу?
Все, вроде, как обычно.
Мертвый город без единого трупа на улицах. Все словно испарились.
Такую картину Саша наблюдал уже не в первый раз. Все города-призраки, избежавшие ядерного «возмездия», выглядели до боли одинаково, и могли бы рассказать одну и ту же историю паники и запустения. Когда в местных магазинах заканчивались продукты, погреба пустели, а запасы истощались, люди поступали шаблонно и глупо — отправлялись искать спасения в сельской местности. Как будто там их кто-то ждал.
Слепой инстинкт самосохранения гнал их прочь с насиженных мест, но не к спасению, а навстречу верной гибели.
Не эвакуация, а Исход.
Великий поход леммингов. Когда-нибудь историки — если в мире они снова будут — должны именно так назвать этот безумный зимний марафон.
Он свернул к ближайшей панельной пятиэтажке. Отсюда и начнем. Весь городок, даром, что в нем было всего 15 тысяч жителей, он проверить не успеет, но в паре-тройке домов пошерстит.
Первый подъезд, железная дверь с домофоном распахнута настежь. Гостей ждем… Саша поднялся по занесенной снегом лестнице — все стекла уже давно повыбивало ветром, и теперь только он один гулял по вымершим пролетам, завывая в вентиляционных трубах и хлопая навсегда распахнутыми окнами.
К тому же и дураку понятно, что раненого, больного или просто слабого «друзья» непременно бросят, а то и схарчат, если с едой напряженка. Обуза теперь никому не нужна. Да разве только теперь?
Нет уж. «И лучше будь один, чем вместе с кем попало»…
Одиночкой не мог быть даже очень сильный. На силу всегда найдется другая, а умение задавят числом и напором. Одиночкой мог быть только тот, кто не считает для себя зазорным убегать при виде каждой тени.
Саша не считал. Поэтому до сих пор коптил небо, когда других, таких из себя героев и мачо, уже давно пустили в расход. Лучше быть живой крысой, чем дохлым львом, над тушей которого будут виться коршуны, и хохотать, набивая брюхо, гиены.
Любое животное давно околело бы от той дряни, которой он набивал свой пустой желудок в плохие дни.
Кошачий корм, который оставлял после себя мерзкий привкус протухшей рыбы, был не самым плохим вариантом. Саше случалось есть и не такое — спрессованные очистки из мусорных контейнеров, рыбные головы, гнилые овощи с полей, оставшиеся так с прошлогодней уборки урожая. Он давно избавился от брезгливости и предрассудков, и когда живот сводило голодной судорогой, мог бы сожрать даже крысу. И жрал.
Но на той, первой, помойке можно было найти не только гниющие отбросы. Когда-то туда свозили просроченные продукты из половины городских супермаркетов. В хорошие дни Данилевский питался как король — колбасы, копчености, шоколад, сыры, разнообразные сладости… даже кисломолочные продукты вроде йогуртов не всегда оказывались прокисшими — если в них много химии, они вполне могли «прожить» месяц под снегом.
Эх, больно вспоминать о тех золотых денечках…
Сказать, что он голодал, значило ничего не сказать.
Но существовало табу, которое Саша не нарушил, и нарушать пока не собирался. Саша не пробовал «постной свинины».
Правда, никаких внутренних мотивов соблюдать этот запрет у него давно не оставалось, одни лишь внешние. Запрещено. Нехорошо. Грех.
Конечно, в уголовном кодексе нет статьи за людоедство. И в Библии на этот счет вроде бы тоже ничего не сказано. А все, что не запрещено, то, как известно, разрешено…
Но обществом такое поведение не поощрялось. Нельзя.
У него бежали слюнки, когда он представлял себе мясо. Любое. И он ничего не мог с собой поделать.
Почему нельзя? Да потому.
Что ж, остается потуже затянуть пояс. Потуже… Не смешите мои тапочки. Туже просто некуда — и так талия как у манекенщицы. Что поделаешь? Се ля ви.
Но с каждым днем напор на плотину, имя которой: «культура», становился все сильнее. В мире есть царь, это царь беспощаден, Голод названье ему…
До Н-ска 30 с лишним километров. Облако сюда дотянуться не могло, городок был «чистый» но, похоже, абсолютно заброшенный.
Саша шел, не особенно таясь. Довольно смело с его стороны, но он хорошо знал, что опасность заплутать впотьмах и упасть в какую-нибудь яму или канаву гораздо выше, чем вероятность быть обнаруженным. Луч его фонаря пробивал стену мрака и прогонял его почти на пятьдесят метров вперед. В полной темноте он должен был быть заметен, как маяк. Плутать сейчас нельзя — надо побыстрее найти топливо, батарейки и по возможности проверить городок на предмет оставленной еды. Шансы, что несколько десятков тысяч беженцев пропустили хоть что-то, минимальны, но они, как показывал предыдущий опыт, имеются.
Саша внимательно смотрел по сторонам и еще внимательнее — под ноги. Хорошо еще, если, упав, он сломает себе шею. А если ногу?
Все, вроде, как обычно.
Мертвый город без единого трупа на улицах. Все словно испарились.
Такую картину Саша наблюдал уже не в первый раз. Все города-призраки, избежавшие ядерного «возмездия», выглядели до боли одинаково, и могли бы рассказать одну и ту же историю паники и запустения. Когда в местных магазинах заканчивались продукты, погреба пустели, а запасы истощались, люди поступали шаблонно и глупо — отправлялись искать спасения в сельской местности. Как будто там их кто-то ждал.
Слепой инстинкт самосохранения гнал их прочь с насиженных мест, но не к спасению, а навстречу верной гибели.
Не эвакуация, а Исход.
Великий поход леммингов. Когда-нибудь историки — если в мире они снова будут — должны именно так назвать этот безумный зимний марафон.
Он свернул к ближайшей панельной пятиэтажке. Отсюда и начнем. Весь городок, даром, что в нем было всего 15 тысяч жителей, он проверить не успеет, но в паре-тройке домов пошерстит.
Первый подъезд, железная дверь с домофоном распахнута настежь. Гостей ждем… Саша поднялся по занесенной снегом лестнице — все стекла уже давно повыбивало ветром, и теперь только он один гулял по вымершим пролетам, завывая в вентиляционных трубах и хлопая навсегда распахнутыми окнами.
Страница
8 из 10
8 из 10
