Черный день

Тем лучше.

На первом этаже ему не повезло — все три двери были закрыты. Лезть в окна в зимней одежде ему не улыбалось, поэтому он, не задумываясь, поднялся на второй.

Там ему повезло больше: сразу две на выбор.

Увидев на лестничной площадке телевизоры, компьютеры и другую ценную бытовую технику, парень лишь хмыкнул. Значит, и здесь некоторые горожане бежали вместе со всем домашним скарбом. Что-то вытащили за дверь, часть успели спустить вниз, а самые расторопные и скидать в грузовики. Но таких было мало — большинство удирало налегке, взяв с собой лишь деньги и паспорта. Такие же бесполезные, как весь этот высокотехнологичный металлолом…

Остовы этих «Газелей», «Рено» и «Тойот» ржавели теперь где-то на трассе, намертво застрявшие в бесконечных сугробах. В кабинах порой попадались дочиста обглоданные скелеты водителей, а в кузовах — потрескавшиеся и покоробившиеся от мороза предметы их обихода, спасенные с таким трудом. Данилевскому попадались даже кухонные гарнитуры эпохи застоя и хрустальные сервизы. Саша видел в этом такой же смысл, какой вкладывали древние в свой ритуал погребения, когда в могилу клали оружие, амфоры с вином и зерном, украшения и даже рабов и коней — все чтобы усопшему было не скучно в Стране вечной охоты.

Да кто бы говорил. Сам был таким же дураком всю жизнь. Жмот несчастный. Не мог поверить, что в гробу карманы не предусмотрены. Трясся из-за каждой копейки, на себе экономил. Копил. И чем стали эти деньги 23-го августа? Если посмотреть на Армагеддон с позиции финансиста — он представляет собой лишь обвал на бирже. До нуля. И гиперинфляцию — когда мешок денег не стоит самого мешка.

Суета сует. Прав был Македонский, завещав похоронить себя с раскинутыми руками — мол, ни с чем пришел в этот мир, ничего и не забираю с собой…

Не собираясь, как Буриданов осел, долго выбирать из двух альтернатив, Саша зашел в левую дверь. Бедненькая обстановка, совковый интерьер. Но это еще ни о чем не говорит. Наоборот, люди пожилые, старой закалки, ответственнее подходят к устройству запасов. У этих нюх на катаклизмы — мало, что ли на их долю выпало?

В прихожей мутное зеркало, разделенное на десяток секций, как фасеточный глаз мухи. Разбитое, оно обещало семь лет несчастий. Нет, столько ему при любом раскладе не протянуть, даже семь недель будут чудом.

Саша взглянул в самый крупный из осколков и вздохнул: на него смотрел уже даже не бомж — дикарь. Любой бездомный несет на себе печать утраченной цивилизованности, и, глядя на него, можно смутно догадаться, кем он был в прошлой жизни: рабочим, селянином, инженером, учителем…

А с Сашей это не проходило. Черта с два, да он со своей бородищей выглядел натуральным Робинзоном Крузо после тридцати лет на острове. Хотя скитался всего тридцать дней с хвостиком. Правда, вместо тропического острова судьба, казалось, забросила его в самое сердце Антарктиды. Будто он Амундсен, блин.

Он стал настолько «бывшим», что распознать в нем без пяти минут кандидата филологических наук не смог бы никто. Все нити, которые связывали его прошлым, были разорваны, причем лишь часть из них оборвали обрушившиеся на него невзгоды. С остальными он это сделал с успехом сам. Оборвал, чтобы облегчить себе задачу выживания в мире, где лингвистика была без надобности, и где котировался только один язык — язык звериного рыка и сжатых кулаков.

Бороду он отпустил не из небрежения своей внешностью, хотя последняя никогда не была в списке его приоритетов. Во-первых, не очень-то приятно бриться на морозе, а во-вторых… теплее с ней как-то.

Равнодушным взглядом пробежался по фотографиям на стене. Мужик, по виду простой работяга, жена — домашняя курица, двое ребятишек-погодок младшего школьного возраста. А вот и сами пенсионеры. Что с ними сталось? Да черт их знает. Сашу сейчас волновало только то, что осталось после них. Надо проверить шкафчики. В спешке запросто могли что-нибудь забыть.

Улов был невелик — но он все же был. Литровая банка засахаренного варенья (малина, лучше не придумаешь), немного сухарей и початая коробочка сахара-рафинада.

Во второй квартире — не в пример более обеспеченной, носившей следы евроремонта и даже кое-каких дизайнерских решений, не нашлось и того. Как корова языком слизнула.

Больше во всем подъезде не оказалось ничего стоящего.

Данилевский не стал тратить время и силы на то, чтобы проникнуть в закрытые помещения, хотя жизнь уже худо-бедно научила его управляться с ломиком. До заправского домушника ему было далеко, да и не стоит игра свеч. Вокруг полно открытых, надо только зайти в соседний подъезд.

Так вот увлекшись мародерством, он совсем забыл о первоначальной цели своего прихода в город. И теперь, когда он разложил на кухонном столе свою скудную добычу, усталость вдруг нахлынула на него с удвоенной силой.

Господи, как же он вымотался за этот день… Уму непостижимо.