Мэдфилд

Я слышал как несколько деревьев были с ужасающей силой вырваны из земли. И тут я ощутил, а затем и увидел, что мои ноги и туловище, принялись обволакивать торчащие из под досок корни. Уродливые и мокрые, они, извиваясь, скользили по моему телу. Я тщетно пытался освободиться, но они смертельной хваткой прижали меня к стене, продолжая обволакивать. Мне оставалось лишь отчаянно выкрикивать спасительные слова молитвы, и при этом я судорожно предвкушал совсем скорую и неминуемую гибель.

Меня спас Артур — к моей неописуемой радости, он выхватил дневник из моих рук и продолжил чтение молитвы. Должен признаться у него это получалось вполне неплохо. Он пятился назад, к лестнице, а взгляд его был направлен на страницу дневника в его руках. Он не спускал с нее глаз, боясь ошибиться в прочтении, и, разумеется, он не увидел, как множество ужасных отростков тянулись к его ногам из под кипы бумаг. Только когда они обхватили мертвой хваткой его голени, он их, наконец, заметил и в ужасе выронил из рук листы. Еще не успели они упасть, как острые и массивные корни, стремительно отовсюду высовываясь, сметая в стороны книжные полки, вмиг пронзили его тело и скрыли под собой. В моих глазах потемнело, я никак не мог поверить в то, что случилось. Этот удар стал решающим для меня — мое тело было уже свободно, а я все еще стоял у стены, в полном изумлении наблюдая чудовищную расправу над собственным сыном.

Кое-как собравшись с мыслями, я выкарабкался из дома. Мне тут же ударил в лицо холодный ливень. Кругом стояла непроглядная тьма, а ужасной силы ветер заглушил собой все остальные звуки. Я сделал несколько шагов вперед, с трудом пытаясь сохранить равновесие. Ноги поднимались с большим трудом, я всем телом ощущал начавшееся перевоплощение. И первым его проявлением, как ни странно, оказалась потеря силы воли. Порыв ветра столкнул меня — и я свалился на крыльцо, таким своеобразным жестом припав на колени перед могуществом культа.

Я был уже совсем близок к концу своего существования в человеческом облике. Именно тогда я вновь ощутил, теперь уже наяву, то блаженное состояние из моих снов — это был процесс умирания моего разума. Я не просто терял сознание, погружаясь в объятия Морфия, — я чувствовал, что теряю его навсегда. Постепенно перестали ощущаться холод и шум ветра. Все вокруг, казалось, стремилось к тишине и спокойствию, а перед глазами стояло звездное небо — все было точно таким же, как и в моих снах. Звездное небо будто бы призывало меня подняться к нему и смеялось над бессмысленными попытками сопротивляться, над моим непониманием того, как ничтожна моя жизнь по сравнению с той, что меня ожидает уже совсем скоро…

И тут, внезапно, все оборвалось ослепительной вспышкой молнии. Я будто бы очнулся от многолетней комы и вновь возвратился в совершенно забытый мною мир. То, что я успел разглядеть в свете молнии, повергло меня в немыслимый ужас: деревья вокруг дома были… Кошмарно подвижными… Они судорожно и неестественно извивались, словно пытались вырываться из земли. Своими резкими и стремительными движениями эти деревья походили на морских созданий. Стволы были подобны чудовищным щупальцам осьминога, ищущим себе добычу. Казалось, их души пытались покинуть столь ненавистную им древесную оболочку. Нет, это были не деревья… Внутри, глубоко под корой и в самом деле теснились человеческие души!

Этот неописуемый страх вернул меня к жизни и придал решительности и воли. Осознавая непродолжительность моего нового заряда сил, я лихорадочно принялся перебирать в голове всевозможные попытки спасения от настигающей меня кошмарной бездны. Подобно звезде, готовящейся к взрыву сверхновой, где внутренние процессы происходят с наибольшей интенсивностью, мой мозг сейчас работал как никогда раньше. И я вспомнил про спички. Когда я отнял у Маргарет коробок, я положил его в карман моих брюк — и сейчас он находился именно там. Огромных усилий, моральных и физических, стоило мне зажечь спичку и бросить ее к двери на ковер. Затем — вторую, третью, четвертую… Пламя моментально охватило весь дом, и я отполз подальше, продолжая, не обращая внимания на нестерпимую боль, зажигать и бросать по сторонам спички. Везде, куда бы они ни падали, моментально воспламенялись трава, сломанные ветви, сучья и даже земля. Через минуту полыхало все вокруг, но я уже этого не видел. Последнее, что довелось увидеть моим глазам — это исказившиеся от ужаса лица культистов, пытающихся в панике остановить огонь. Они, как и все остальное в этом проклятом месте, моментально загорались от прикосновения к огню, словно были измазаны в керосине. Огонь быль ослепительно ярок и обладал настолько необычайной цветовой гаммой, что с трудом я сейчас могу объяснить, что именно за цвет видели мои глаза. Потом огненное зарево вокруг меня постепенно исчезло, и все снова погрузилось в тишину и мрак. И вновь во тьме, одна за другой, засияли бесчисленные звезды, но уже не было в них того притягательного блаженства.