Жизнь Вениамина Нестерова

Я не стал включать свет, зубами вынул из пачки сигарету, тяжело опустился в кресло рядом с телефонным столиком, и нажал кнопку «Прослушать сообщение»:

— Здравствуй, Альин. — Такое обращение меня уже насторожило, но он тут же исправился — А и чего это я, Аля, как ты? Просто нервы на пределе. Не знаю даже с чего начать, — чуть хрипловатый голос на мгновенье утонул в телефонных помехах. Я уже думал, что он отключился, но время на автоответчике шло. — По поводу того дерьма, что твориться в этом городишке… Этой секты. Мы с тобой созванивались, хотел дождаться тебя, но уже решил. А сейчас либо напьюсь в дрезину, иногда сам себе противен, либо… Знаешь, струшу, так что… Прости меня, брат, вот что я тебе скажу первым делом. Да. Это первое что ты должен понять. Я прошу у тебя прощения. За работу, ведь какая такая теперь работа, за все вложенные в наш журнал. Наверное, мало кто… Нет. Ладно, к делу.

Явление. Они все говорят что-то о Явлении, да… И о том, что перемены, мол, неизбежны, а? Ты, думаю, слышал всё это. Говорят-говорят, а на самом деле переливают из пустого в порожнее. Никто ничего не говорит, но кто-то узнаёт, как вот я. Ты ни хрена, наверное, не понимаешь… У меня тут кое-что есть. Ты, помнишь, говорил мне про того парня. Молох, так он себя зовёт. Отец Ожидающий. Чёртовы психи, я тут побывал на сборище, но это не расскажешь по телефону, слишком… Это слишком, брат. Но поговорить нам надо было бы, если осталось время. Аннушка и чёртово подсолнечное масло, никто не может знать, что будет дальше, но каждый думает что знает. В общем… Набрал тебя, потому что у меня тут номер твоей гостиницы на ярко-жёлтой бумажке приклеен к монитору, написано «Аля. Секта», но теперь не надо, ни материал готовить, ни ездить никуда не надо. Это что-то очень странное, брат, очень и очень странное. Молох говорил про какого-то парня… Они… Они кое-что могут, эти сектанты. Ненавижу это дерьмо, это как у Лавкрафта про Карвена, помнишь? Все боялись, и ещё сильнее потому, что точно никто ничего сказать не мог.

Потом раздался какой-то стук.

— Алло — позвал я.

Егор говорил что-то ещё, но я не расслышал. Через несколько мгновений же я услышал выстрел. Потом опять стук, крики, а потом кончилась плёнка на автоответчике. Я перезвонил тут же, как только вышел из оцепенения, но трубку, естественно, никто не взял.

«Сообщение оставлено в 15:36».

Незачем рассказывать в подробностях о том, что я чувствовал тогда. Или вам хочется немного посходить с ума? Не думаю, что кто-то из вас выдержит то, что упало бременем мне на плечи, да только меня-то не спрашивал, господа… Та ночь, та чёртова ночь перевернула мою жизнь. Не скажу что вдруг и на раз, но всё же к чему-то я готов не был.

Чуть больше недели «до», и два с половиной года — «после». Теперь вся моя жизнь ничего не стоит, как бы дерьмово это не звучало.

Утром 16 июня, разбирая завалы разрушенного торгового центра, спасатели обнаружили человека без сознания. Мужчина лет двадцати-двадцати пяти, с разбитым в кровь лицом и сломанной ногой, ещё почти месяц не выходил из комы, а потом долго восстанавливал память; практически учился заново говорить и называть предметы своими именами.

Я не мог просто взять, и начать всё с чистого листа. НЕ МОГ. Я пытался найти ответы. И вот, наконец, нашёл — то есть действительно нашёл, так, что теперь не повернуть назад, но отыскав то, что ускользнуло из памяти вначале, я был не рад.

Та ночь изменила моё понимание мира, изменила мой взгляд на небо (будь проклята эта бездонная даль), изменила… Всё.

Что ж, я думаю, если я ещё не отправился вслед за мамочкой (ба-бах!), то только потому, что начал рассказ, и теперь не остановлюсь, пока не скажу «Конец».

Но ничего не кончается. НИЧЕГО НЕ КОНЧАЕТСЯ.

Жизнь полна странностей. Порой это совсем незаметно, ведь у каждого из нас есть свои дела и заботы. Но, если разобраться — карманы каждого из нас полны дерьма, так говорил Егор.

Ещё был Александр Аршавский. Вы, может быть, даже видели его, а? Вы, я уверен, ни за что не узнали бы в обычном человечке, каких тысячи (деловой костюм, галстук, дипломат, аккуратная причёска) того, кем был Аршавский. Молох. Так он себя называл, и даже тогда, когда я, наконец, увидел его глаза, он считал всех не больше чем пылью.

Столкнувшись с ним на улице, вы бы, например, спросили который час, а? Ведь именно в тот день у вас сломались часы, или вы забыли дома сотовый.

«Полчетвёртого» ответил вам глава тайного братства — Молох, уверенный, что скоро кончится эра людей…

Я не всё помню о той ночи; как не пытался, но нет. Может быть, подсознание, в отличии от сознания, действительно постигло угрозу, исходящую от этих демонов — страхов в мыслях и словах Александра Аршавского.

Луна заливала исковерканный город своим таинственным серебряным светом, на фоне руин сияли огни далёких звёзд на черно-синем небе, к которому призрачными колоннами поднимались столбы дыма и гари.