Монстры и тени

Горло снаружи расцарапано ошейником, и кровь долго струилась по шее и по груди, но теперь перестала. Она была горячей, но сейчас холодная, хотя я всё ещё ощущаю её запах — он не солёный, а горький, такой же маслянистый и тёмный, как запах, идущий от этих людей. Возможно, я стал таким же, как они, возможно, я заразился от них чем-то.

Я мог бы снова броситься на дверь, а потом ещё и ещё — чтобы ошейник впивался в кожу всё глубже с каждым рывком, пока не перережу себе горло. Такая глупая смерть, я знаю способ лучше.

Иногда за дверью слышатся шаги — кто-то ходит за стенами моей тюрьмы, но не решается войти. Я кричу им, чтобы не стеснялись, но камни в горле заглушают мой голос, делают его слабым и дрожащим.

Я провожу ещё несколько часов, глядя наверх. Там, наверху, ничего нет, только колышутся чёрные тени. Факел всё ещё горит, но его пламя странно неподвижное, как будто время в моей тюрьме остановилось, и двигают только я. Я думаю о том, что тени не могут двигаться, раз не двигается огонь, который их создаёт, но должно быть, они существуют отдельно от него — и переговариваются с моей Тенью. Но она затихла, затаилась на дне моего неспящего сознания, и я вслушиваюсь, но не слышу её голоса. Только ощущаю её — дрожь нетерпения, жажда, сводящая с ума нас обоих. Я хочу воды или крови? Просто взять из чьих-то рук флягу с водой и смыть наконец проклятые камни в горле, или вырвать руки у того, кто протянет эту флягу и облизывать потом с пальцев его кровь?

Я хватаюсь за голову и сжимаю виски руками, так сильно, как только могу. Запястья ноют, и ошейник снова бьёт меня по ключицам, цепь звенит, и я начинаю выть, чтобы заглушить эти звуки, эту жажду, эти мысль и чужой плоти, разрываемой на части.

Но я хочу их убить. Тех, кто войдёт сюда, кем бы они ни были, я хочу их убить.

Я пытаюсь вспомнить их лица — я же видел их, точно видел. Они разговаривали со мной. Предлагали что-то. Кажется, даже хотели отпустить… Но они в самом деле выглядели как люди? Или это были монстры, которые поймали меня, чтобы сожрать, и прикидывались людьми, чтобы обмануть, чтобы свести меня с ума ещё больше?

Моя память теперь не просто дырявое полотно, изъеденное безумием — это пропасть. И я падаю туда, всё дальше с каждый часом.

Тевра возвращается один. У него в руках — та самая фляга с водой, о которой я так мечтал. Увидев его, тень просыпается и раскрашивает стены и его лицо в чёрно-красные цвета. Почему-то она обожает именно эти цвета. Я был бы не против увидеть что-нибудь синее или белое. Или зелёное. Цветы, например. На коже Тевры тут же появляется странные переплетённые растения, но они всё равно чёрные.

— Ну ты и сука. — говорю я. Тень в ответ кусает мои пальцы, а Тевра хмурится.

— Так ты уверен, что не хочешь пить? — Спрашивает он. Похоже, он успокоился. Загнал свою злость поглубже, но я вижу, как она блестит в глубине его зрачков. Я вижу их на всю глубину — эти красные искры, отблески погасшего костра.

— Хочу. — Отвечаю я.

Он протягивает мне флягу. Я хватаю её быстро, потому что уверен, что он сейчас же отдёрнет руку, и будет требовать ответов на свои вопросы в обмен на воду. Но он ничего такого не делает, просто смотрит, как я пью, потом кашляю, потом снова пью. Вода течёт по подбородку, я вытираю её, и вижу, что она розовая.

— Ты пытаешься меня отравить? — смеюсь я, но он только странно смотрит на меня, склонив голову на бок.

Это не отрава, понимаю я, это кровь из моего разодранного камнями горла. Этот вкус во рту ни с чем не спутаешь, я слишком хорошо его знаю.

Тевра смотрит на меня, но мои дрожащие руки, которые я держу перед собой.

— Тебе в самом деле так нравится здесь сидеть? — он забирает флягу, которую я выронил, даже не заметив. — Нет, я не спорю, милое местечко. Но снаружи гораздо милее, честно. Просто скажи мне, где они, и я тебя выпущу.

— Я тебе не верю. — У меня уже нет сил издеваться ни над ним, ни над собой. Тень показывает мне Тевру, вывернутым наизнанку. У него слезящиеся глаза, горящие ненавистью, скрюченные чёрные пальцы с гигантскими когтями. Одна половина его лица как будто гниёт, а на другой кожа гладкая и светлая, и натянута так сильно, что вот-вот лопнет. Он не человек — монстр, и те, кто ходят снаружи, те, чьи шаги я слышу даже сейчас — они тоже монстры. Я должен убить их, чтобы выбраться отсюда. Или просто смириться и дать им себя сожрать. Я никак не могу решить, что лучше.

— Если мы найдём их сами, я притащу их сюда, и буду убивать по одному, а ты будешь на это смотреть. Тебя я убью последним. Или знаешь, может даже не убью. Может, ты сам захочешь умереть.

Мы с тенью улыбаемся — наверное, в этом есть что-то страшное, потому что Тевра отшатывается.

Они ведь наверняка уже ушли. Должны были уйти — раз не пришли за мной, наверное, решили, что я умер, или что я точно всех сдал, раз не вернулся в срок.