283 мин, 15 сек 6315
Это был ужас.
Почему ты такой? — только и могу выдавить из себя.
«Такой»? — переспрашивает — какой «такой»? Сумасшедший? Ты считаешь меня сумасшедшим? — он делает паузу, но не дожидается от меня ответа — я знаю, что я не как все. Не сказать, что мне это нравится… ведь из-за этого я в конце концов остаюсь один. Люди боятся меня. Хм… этим, пожалуй, я пошёл в отца. Он был таким же… дьявол с милой внешностью. Старик был настоящим ублюдком.
Ты его помнишь? — удивляюсь, ведь Грэмм ничего не помнил.
Помню ли я его? Да я его во век теперь не забуду! Хотя я бы был только рад.
Расскажи мне о нём? — прошу его отвлечь меня от всего того, что здесь происходило.
Рассказать? Тебе рассказать о нём? — удивляется, а потом продолжает — этот ублюдок был больным во всех отношениях. Он был садистом и пожалуй это было его стилем жизни. Его хобби. Это было Им. Я до сих пор не знаю, где мать его только откопала… намеренно она это выбирала или нет… ума не приложу… По началу всё было даже хорошо. А потом с появлением Эллиона всё изменилось… Были сложные роды, а потом у матери началась послеродовая депрессия… всё это она тяжело переносила, а отец что… папаше было слишком пофиг на то, чтоб поддерживать мать, помогать ей с воспитанием Эллиона и вообще быть с ней. Они начали ссориться на почве этого и он начал ей изменять. Уходил и часто возвращался под утро. Матери было настолько сложно это переносить, его эти загулы, что у нее начались проблемы со здоровьем. Потом ее поместили в хоспис, а он своих этих девок начал таскать домой. В наш семейный дом. Меня тогда еще не было, это Эллион рассказывал когда мне было около десяти, а однажды я сам это увидел. Ночью встал, зажёг свечу и решил сходить за водой, проходя мимо родительской спальни услышал дикие вопли… стоны… такие, знаешь… не как от удовольствия, а как от пыток… будто ей было больно. Решил взглянуть, а там… он резал её. Он перетянул её верёвками и резал её грудь. Мне эта картина всё детство испортила. Я был шокирован увидев отца в таком «амплуа». Выронил свечу, загорелся ковёр и в тот день наш дом едва не сгорел. Мне было страшно. Он орал на меня как резанный. Он вытаскивал меня за волосы из горящей квартиры, а потом пинал ногами и говорил, что если я его еще раз увижу таким, то он вообще меня убьёт. Ну так вот… Эллион… Эллион тоже всё это видел и тоже получал за то, что оказывался не в том месте не в то время. За то, что заставал отца таким. Наша мать начала дико пить после всего этого, за что отец начал ее покалачивать. Ему это не нравилось и его совсем не интересовало то, почему она пьёт. Он просто избивал ее думая, что это решит проблему. Но она начинала пить еще сильнее. Прошло несколько лет в таком «режиме», потом появился я. Еще одни тяжёлые роды которые ее едва не убили. Еще одна депрессия. Алкоголизм. Побои. Измены. Снова. Эллион часто не давал мне на это смотреть. Уберегал от этого, что ли… он хотел чтоб я как можно дольше верил в то, что моя семья хорошая. Но у него не получилось. Не успело мне исполниться и трёх как отец начал покалачивать и меня. У матери нашли цирроз. Ей стало больно жить и вообще. Она решила покончить с собой. Она повесилась на отцовском турнике. Тот что был в квартире… знаешь, такие вешают между дверей… прямо в дверном проёме. Как она могла повеситься? Там же расстояние маленькое! Так я тогда думал. А она знаешь, что удумала? Она связала себе петлю, привязала ее к турнику и накинула на шею. Поставила стульчик, стала на него на колени, а ноги привязала к туловищу… нацепила на талию еще одну верёвку и привязала к ней свои ноги чтоб они не опускались когда она будет падать. Чёрт, вот же додумалась! Она отпустила руки, раскачала стул и поминай как звали. Так она со всеми нами попращалась. Соответственно, мы не могли жить в той квартире и съехали в Рединг. Прикупили себе домик. Мы с Эллионом не расчитывали на то, что наша жизнь станет лучше или как-то изменится. Но она изменилась. К худшему. Он избивал нас. Лупил буквально ни за что. Просто потому что ему нужно было либо согнать на ком-то свою злость, либо для того чтоб получить удовольствие. Эллиону доставалось за нас двоих. Я был слишком мелким и когда отец приходил, Эллион велел мне прятаться, под кровать, в шкаф, на чердак, не важно, лишь бы он меня не нашёл. А сам Эллион в то время принимал все эти удары на себя. Ему было лет 13. Он заводил его в свою комнату, раздевал, доставал свой БДСМ-набор, привязывал его к этой деревянной штуке на которую он вешал своих проституток которые к нему наведывались и начинал его хлестать розгами. Это продолжалось целый вечер. А потом он отвязывал его и бросал так лежать. А я вылазал из своего укрытия, накрывал его своей простынью и помогал дойти в свою комнату. Правда к тому моменту он едва ли мог ходить. Он просто лежал, кровоточащий… кровь просвечивалась через простыни длинными алыми линиями. Он спрашивал в порядке ли я, а я говорил, что всё хорошо и обнимал его.
Почему ты такой? — только и могу выдавить из себя.
«Такой»? — переспрашивает — какой «такой»? Сумасшедший? Ты считаешь меня сумасшедшим? — он делает паузу, но не дожидается от меня ответа — я знаю, что я не как все. Не сказать, что мне это нравится… ведь из-за этого я в конце концов остаюсь один. Люди боятся меня. Хм… этим, пожалуй, я пошёл в отца. Он был таким же… дьявол с милой внешностью. Старик был настоящим ублюдком.
Ты его помнишь? — удивляюсь, ведь Грэмм ничего не помнил.
Помню ли я его? Да я его во век теперь не забуду! Хотя я бы был только рад.
Расскажи мне о нём? — прошу его отвлечь меня от всего того, что здесь происходило.
Рассказать? Тебе рассказать о нём? — удивляется, а потом продолжает — этот ублюдок был больным во всех отношениях. Он был садистом и пожалуй это было его стилем жизни. Его хобби. Это было Им. Я до сих пор не знаю, где мать его только откопала… намеренно она это выбирала или нет… ума не приложу… По началу всё было даже хорошо. А потом с появлением Эллиона всё изменилось… Были сложные роды, а потом у матери началась послеродовая депрессия… всё это она тяжело переносила, а отец что… папаше было слишком пофиг на то, чтоб поддерживать мать, помогать ей с воспитанием Эллиона и вообще быть с ней. Они начали ссориться на почве этого и он начал ей изменять. Уходил и часто возвращался под утро. Матери было настолько сложно это переносить, его эти загулы, что у нее начались проблемы со здоровьем. Потом ее поместили в хоспис, а он своих этих девок начал таскать домой. В наш семейный дом. Меня тогда еще не было, это Эллион рассказывал когда мне было около десяти, а однажды я сам это увидел. Ночью встал, зажёг свечу и решил сходить за водой, проходя мимо родительской спальни услышал дикие вопли… стоны… такие, знаешь… не как от удовольствия, а как от пыток… будто ей было больно. Решил взглянуть, а там… он резал её. Он перетянул её верёвками и резал её грудь. Мне эта картина всё детство испортила. Я был шокирован увидев отца в таком «амплуа». Выронил свечу, загорелся ковёр и в тот день наш дом едва не сгорел. Мне было страшно. Он орал на меня как резанный. Он вытаскивал меня за волосы из горящей квартиры, а потом пинал ногами и говорил, что если я его еще раз увижу таким, то он вообще меня убьёт. Ну так вот… Эллион… Эллион тоже всё это видел и тоже получал за то, что оказывался не в том месте не в то время. За то, что заставал отца таким. Наша мать начала дико пить после всего этого, за что отец начал ее покалачивать. Ему это не нравилось и его совсем не интересовало то, почему она пьёт. Он просто избивал ее думая, что это решит проблему. Но она начинала пить еще сильнее. Прошло несколько лет в таком «режиме», потом появился я. Еще одни тяжёлые роды которые ее едва не убили. Еще одна депрессия. Алкоголизм. Побои. Измены. Снова. Эллион часто не давал мне на это смотреть. Уберегал от этого, что ли… он хотел чтоб я как можно дольше верил в то, что моя семья хорошая. Но у него не получилось. Не успело мне исполниться и трёх как отец начал покалачивать и меня. У матери нашли цирроз. Ей стало больно жить и вообще. Она решила покончить с собой. Она повесилась на отцовском турнике. Тот что был в квартире… знаешь, такие вешают между дверей… прямо в дверном проёме. Как она могла повеситься? Там же расстояние маленькое! Так я тогда думал. А она знаешь, что удумала? Она связала себе петлю, привязала ее к турнику и накинула на шею. Поставила стульчик, стала на него на колени, а ноги привязала к туловищу… нацепила на талию еще одну верёвку и привязала к ней свои ноги чтоб они не опускались когда она будет падать. Чёрт, вот же додумалась! Она отпустила руки, раскачала стул и поминай как звали. Так она со всеми нами попращалась. Соответственно, мы не могли жить в той квартире и съехали в Рединг. Прикупили себе домик. Мы с Эллионом не расчитывали на то, что наша жизнь станет лучше или как-то изменится. Но она изменилась. К худшему. Он избивал нас. Лупил буквально ни за что. Просто потому что ему нужно было либо согнать на ком-то свою злость, либо для того чтоб получить удовольствие. Эллиону доставалось за нас двоих. Я был слишком мелким и когда отец приходил, Эллион велел мне прятаться, под кровать, в шкаф, на чердак, не важно, лишь бы он меня не нашёл. А сам Эллион в то время принимал все эти удары на себя. Ему было лет 13. Он заводил его в свою комнату, раздевал, доставал свой БДСМ-набор, привязывал его к этой деревянной штуке на которую он вешал своих проституток которые к нему наведывались и начинал его хлестать розгами. Это продолжалось целый вечер. А потом он отвязывал его и бросал так лежать. А я вылазал из своего укрытия, накрывал его своей простынью и помогал дойти в свою комнату. Правда к тому моменту он едва ли мог ходить. Он просто лежал, кровоточащий… кровь просвечивалась через простыни длинными алыми линиями. Он спрашивал в порядке ли я, а я говорил, что всё хорошо и обнимал его.
Страница
45 из 76
45 из 76