Добавить в моё избранное
230 мин, 12 сек 9615
Гордое и неуемное, не можешь разве быть милостивым и спокойным? Не можешь разве не разлучать, а соединять песчинки разные? Ведь живут в чреве твоем рыбы и чудища морские, и водоросли произрастают, и возводят полипы сооружения чудодейственные нерукотворные. Как оберегаешь ты детей своих морских малых, почему не оберегаешь песчинки и делишь сушу земную на острова разные, а людей — на народы разные, и языки на языки разные?
Разве не слышишь ты, море горделивое и величавое, как целые сонмы песчинок надвигаются на тебя из пустынь земных или островов человеческих? Как отвоевывают у тебя, у глубин твоих молчаливых день за днем и шаг за шагом пространство жизненное, соединяющее? Разве не можешь понять, море пурпурно-лучезарное, что подобно тому, как капля не может существовать без капли, так не может существовать песчинка без песчинки? Подобно тому, как реки неизбежно впадают в моря и океаны, точно так же воссоединяются острова средние и островки небольшие с землями обширными и плодоносными, а народы дикие и воинственные с народами просвещенными и богопослушными.
И было дано мне знамение свыше, о, синеокое и вдаль бегущее, что где-то там, где ты сливаешься с небом, есть другая чем-то похожая на нашу и вместе с тем совершенно особенная страна. И живут там похожие и не похожие на нас люди. И говорят они на странном, диковинно для нашего уха звучащем языке. И произрастают там растения гигантские и неповторимые. И водятся в зарослях тех животные чудные и птицы, суетливые и голосистые. И отличаются люди те от нас, и растения, и птицы, и животные странные. И возводят люди те храмы божественные, и приносят жертвоприношения частые. Но отличаются храмы те и жертвоприношения частые от синагог наших и обычаев наших здешних, как свет Луны от света Солнца отличается. И светит одна религия отраженным светом другой. И другая светит отраженным светом первой. Зачем внесло ты, о, море великое и несправедливое, сумятицу и раздор в песчинки, народы и души наши? Зачем не ограничилось ты очищением грехов наших? Зачем завертело и забурлило людские судьбы в водовороте бурь и событий? Зачем не позволило уповать на тебя, как на небеса, нам грешным? Зачем раздробило утлые лодки жизней многочисленных о жесткие ребра волн? Зачем похоронило на дне своем поколения песчинок убиенных?
Едва умолкли в седой пряди волн последние слова Иелоны, как вдруг почудилось защитнику душ и судеб человеческих, что шепчет ему в ответ море:
— Прав ты и не прав, Иелона-проповедник. Много общего у меня с небесами. Но море — я, а небеса — они. И волнуюсь я и трепещу пред ними. И манят, и влекут и управляют они мною так же, как и людьми, и животными, и растениями разными. И простираются длани мои к берегам и судьбам человеческим по законам небесным чудодейственным, но не морским прихотливым. Пройдут годы и тысячелетия, и обуздает человечество стихию и морскую, и небесную, и невидимую. И познает свои первоистоки и цель, бесконечную и благородную. Но особенно и чудодейственно будет это знание. И изменит оно саму природу и жизнь человеческую. И будет эта жизнь в главном своем жизнью невидимой или духовной и лишь в незначительной части своей — жизнью обыденной или плотской. Века минут, за ними тысячелетия, и лишь когда звездный дождь пройдет над Землей — познает человек стихию небесную эфемерную. Уйдет вперед человеческое знание, и научатся люди строить небесные лодки скоростные, чтобы плавать на них меж звездами, как между островами. И не стану причинять я зла людям такого, какое причиняю сегодня. И восстанут небеса и покажут свою силу великую, устрашающую, людям, какую сегодня являю я. Но это будет лишь промежуточный шаг между жизнью уже неземной, но еще не невидимой или первозданно духовной.
И пораженный застыл Иелона на валуне, заслушавшись откровений моря. И хотел задать он морю множество возникших у него вопросов о жизни морской, небесной и жизни невидимой. Но догадалось море по выражению глаз Иелоны о том, какие вопросы вот-вот готовы вырваться из уст его, и испугалось, что проговорилось и побежало прочь от вдохновенного проповедника…
— Прощай, море, — наблюдая, как начинается отлив, рек Иелона и, сойдя с валуна, сделал несколько шагов и усталый лег на песок.
— Попробуйте морских гребешков, святой отец. На мой взгляд, это одно из наиболее утонченных кушаний.
— Не хлебом единым жив человек, сын мой, и уж тем более — не гребешками. Хотя, должен признаться, я действительно очень люблю это блюдо. Кстати, если вы будете столь любезны и нальете мне к тому же рюмку вина, я буду весьма польщен.
— Да, но…
— Не надо никаких «но», сын мой. Истинная религия не терпит лицемерия. Если вы хотите уличить меня в неискренности, непоследовательности или, не приведи Господь, во лжи, я вам так скажу — зря стараетесь. Те законы и нравственные нормы, которые завещал нам Отче наш, сущий на Земле и на небесах, соблюдают все без исключения служители Бога.
Разве не слышишь ты, море горделивое и величавое, как целые сонмы песчинок надвигаются на тебя из пустынь земных или островов человеческих? Как отвоевывают у тебя, у глубин твоих молчаливых день за днем и шаг за шагом пространство жизненное, соединяющее? Разве не можешь понять, море пурпурно-лучезарное, что подобно тому, как капля не может существовать без капли, так не может существовать песчинка без песчинки? Подобно тому, как реки неизбежно впадают в моря и океаны, точно так же воссоединяются острова средние и островки небольшие с землями обширными и плодоносными, а народы дикие и воинственные с народами просвещенными и богопослушными.
И было дано мне знамение свыше, о, синеокое и вдаль бегущее, что где-то там, где ты сливаешься с небом, есть другая чем-то похожая на нашу и вместе с тем совершенно особенная страна. И живут там похожие и не похожие на нас люди. И говорят они на странном, диковинно для нашего уха звучащем языке. И произрастают там растения гигантские и неповторимые. И водятся в зарослях тех животные чудные и птицы, суетливые и голосистые. И отличаются люди те от нас, и растения, и птицы, и животные странные. И возводят люди те храмы божественные, и приносят жертвоприношения частые. Но отличаются храмы те и жертвоприношения частые от синагог наших и обычаев наших здешних, как свет Луны от света Солнца отличается. И светит одна религия отраженным светом другой. И другая светит отраженным светом первой. Зачем внесло ты, о, море великое и несправедливое, сумятицу и раздор в песчинки, народы и души наши? Зачем не ограничилось ты очищением грехов наших? Зачем завертело и забурлило людские судьбы в водовороте бурь и событий? Зачем не позволило уповать на тебя, как на небеса, нам грешным? Зачем раздробило утлые лодки жизней многочисленных о жесткие ребра волн? Зачем похоронило на дне своем поколения песчинок убиенных?
Едва умолкли в седой пряди волн последние слова Иелоны, как вдруг почудилось защитнику душ и судеб человеческих, что шепчет ему в ответ море:
— Прав ты и не прав, Иелона-проповедник. Много общего у меня с небесами. Но море — я, а небеса — они. И волнуюсь я и трепещу пред ними. И манят, и влекут и управляют они мною так же, как и людьми, и животными, и растениями разными. И простираются длани мои к берегам и судьбам человеческим по законам небесным чудодейственным, но не морским прихотливым. Пройдут годы и тысячелетия, и обуздает человечество стихию и морскую, и небесную, и невидимую. И познает свои первоистоки и цель, бесконечную и благородную. Но особенно и чудодейственно будет это знание. И изменит оно саму природу и жизнь человеческую. И будет эта жизнь в главном своем жизнью невидимой или духовной и лишь в незначительной части своей — жизнью обыденной или плотской. Века минут, за ними тысячелетия, и лишь когда звездный дождь пройдет над Землей — познает человек стихию небесную эфемерную. Уйдет вперед человеческое знание, и научатся люди строить небесные лодки скоростные, чтобы плавать на них меж звездами, как между островами. И не стану причинять я зла людям такого, какое причиняю сегодня. И восстанут небеса и покажут свою силу великую, устрашающую, людям, какую сегодня являю я. Но это будет лишь промежуточный шаг между жизнью уже неземной, но еще не невидимой или первозданно духовной.
И пораженный застыл Иелона на валуне, заслушавшись откровений моря. И хотел задать он морю множество возникших у него вопросов о жизни морской, небесной и жизни невидимой. Но догадалось море по выражению глаз Иелоны о том, какие вопросы вот-вот готовы вырваться из уст его, и испугалось, что проговорилось и побежало прочь от вдохновенного проповедника…
— Прощай, море, — наблюдая, как начинается отлив, рек Иелона и, сойдя с валуна, сделал несколько шагов и усталый лег на песок.
— Попробуйте морских гребешков, святой отец. На мой взгляд, это одно из наиболее утонченных кушаний.
— Не хлебом единым жив человек, сын мой, и уж тем более — не гребешками. Хотя, должен признаться, я действительно очень люблю это блюдо. Кстати, если вы будете столь любезны и нальете мне к тому же рюмку вина, я буду весьма польщен.
— Да, но…
— Не надо никаких «но», сын мой. Истинная религия не терпит лицемерия. Если вы хотите уличить меня в неискренности, непоследовательности или, не приведи Господь, во лжи, я вам так скажу — зря стараетесь. Те законы и нравственные нормы, которые завещал нам Отче наш, сущий на Земле и на небесах, соблюдают все без исключения служители Бога.
Страница
19 из 70
19 из 70
