Добавить в моё избранное
227 мин, 27 сек 8833
Шелли поднесла руку к глазам. Почти восемь — самое время для развлечений.
(Небольшая разминка на белых простынях — немного счастья для бедной миссис Брукс.)
Музыка стала громче. Интересно это на самом деле так, или только кажется? Шелли покачнулась.
— Идем — скорее выдохнула, чем сказала она, и попыталась встать.
Ее парень улыбнулся, и показал взглядом на початую бутылку «Олимпии».
— Забудь… — Шелли Брукс еле ворочала языком.
Дэннис мотнул головой.
— Давай посидим еще…
Шелли, наконец, выбралась из кабинки и наклонилась над ним, обдав запахом алкоголя:
— Я уже готова к употреблению… — она хохотнула, и провела языком по губам.
Дэннис ухмыльнулся:
— Всему свое время, детка.
(Малыш хочет чувствовать себя взрослее!)
— Я буду ждать! — бросила Шелли, и удалилась, пьяно покачиваясь на каблуках. Парень проводил ее взглядом.
— Пташка изрядно поднабралась! — Хохотнул Джим, и уселся напротив.
Дэннис замер, наполняясь ужасом.
Джим Мориссон вытащил из воздуха стакан, и со стуком поставил на стол. Дэннис с трудом вдохнул, — он сходит с ума, не иначе.
— Ну-ну, дружище, не стоит быть таким напряженным — подмигнул Джим, и Дэннис услышал, как бьется собственное сердце.
— Я все про тебя знаю — пробормотал он. — Ты не можешь сидеть рядом, ты гребаный покойник!
— Ну да — тут же согласился Джим. — А ты как я погляжу все еще обхаживаешь красотку Шелли?
Упоминание о Шелли, как ни странно подействовало успокаивающе. Дэннис отхлебнул из бутылки. Черт, ну и гадость!
(Сейчас бы чего покрепче!)
— Иди к черту, хрен собачий — вырвалось у него.
Мориссон рассмеялся. Дэннис оторопело смотрел, как мертвый музыкант задыхается от хохота — Джим стучал ладонью так, что казалось еще немного, и бутылка с безалкогольной дрянью загремит на пол и чертов запах мяты пропитает все вокруг.
— Парень, ты и вправду крутой. — Джим захлебнулся смехом, и откинулся на спинку сиденья. — Круче некуда.
Наступила тишина.
Дэннис попытался встать из-за стола и не смог.
— Не выйдет, приятель — покачал головой Джим. — И знаешь почему?
Отель вздрогнул, и мертвая тишина вскипела огненным смерчем, наполняя все вокруг яростным криком:
— Да потому, мать твою, что пришло время все ставить на свои места.
Дэннис запрокинул голову. Мир задрожал, и стал невесом.
(Ты еще улыбаешься, парень? Если нет, самое время сделать это, потому что потом ты вряд ли сможешь растянуть уголки рта, чтобы состроить упоительную гримасу — время корчить рожи ушло!)
Мир в ее сердце — он меньше наперстка. Невелик и ничтожен — так быть может чудо сделает его великим? Хорошо бы, особенно, если это чудо — ты!
Дэннис захрипел.
— О, как! — Насмешливо произнес Джим, и приподнял стакан. — За тебя, птенчик Дэннис!
Мир в ее сердце — черный мотылек над пламенем свечи. Огонь обожжет тонкие крылья и останется сморщенное тельце.
Протяни руку, и сдерни завесу — узнаешь как оно, быть одиноким и… старым.
(Эй, Дэннис, осмотрись — ты еще в баре, из колонки играет музыка — Дэвид Боуи поет о том, что молодые люди иногда убеждены в простых истинах, которые делают их не только циниками, но и ценителями настоящей свободы!)
— Ты представляешь, сынок (ничего, что я так, по-простецки?) — так вот, я глотал колеса, курил травку, и пил все что под руку попадалось, но был счастлив. По настоящему. Помнишь, о чем я толковал? Это как скинуть…
(маски долой!)
… ношу с плеч. Освободиться от того, что мешает, заслоняет горизонт…
Ты только представь, малыш — ее глаза блестят во тьме, и нет ничего более, что могло бы развеять эту тьму.
Ее волосы — засохший лен, ее запах — запах женщины, он будит в тебе зверя и ты готов умирать каждый раз, отдавая крупинку счастья взамен.
(О, Дэннис, пожалуйста, ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста — сдерни завесу!)
Ее ноги — обернуты шелком. Отекшие колоды, с картой автомобильных дорог из синих вен — ты замираешь каждый раз, когда она стягивает чулки.
В ее взгляде безумие вперемешку с джином, в ее голосе запах полевых трав и увядание осени.
Она стонет, согнув ноги, ее руки сжимают твой зад, словно она пытается удержать тебя.
(Затолкать в себя!)
Ее губы как маки. Цветы, покрытые воском. Мелкие трещинки сбегают ото рта к подбородку, и ты можешь проследить каждую взглядом — признайся, ты делаешь это каждый раз, когда ее лицо слишком близко!
В ее взгляде огонь, а в ее мире осень. Этот мир далек от тебя, но если есть желание — загляни. Просто сдерни завесу, как делал это не раз, и все образумится, вот увидишь!
(Я кричу малыш, не обижайся, поверь, — музыканты всегда были ближе к небу, чем кто-либо!
(Небольшая разминка на белых простынях — немного счастья для бедной миссис Брукс.)
Музыка стала громче. Интересно это на самом деле так, или только кажется? Шелли покачнулась.
— Идем — скорее выдохнула, чем сказала она, и попыталась встать.
Ее парень улыбнулся, и показал взглядом на початую бутылку «Олимпии».
— Забудь… — Шелли Брукс еле ворочала языком.
Дэннис мотнул головой.
— Давай посидим еще…
Шелли, наконец, выбралась из кабинки и наклонилась над ним, обдав запахом алкоголя:
— Я уже готова к употреблению… — она хохотнула, и провела языком по губам.
Дэннис ухмыльнулся:
— Всему свое время, детка.
(Малыш хочет чувствовать себя взрослее!)
— Я буду ждать! — бросила Шелли, и удалилась, пьяно покачиваясь на каблуках. Парень проводил ее взглядом.
— Пташка изрядно поднабралась! — Хохотнул Джим, и уселся напротив.
Дэннис замер, наполняясь ужасом.
Джим Мориссон вытащил из воздуха стакан, и со стуком поставил на стол. Дэннис с трудом вдохнул, — он сходит с ума, не иначе.
— Ну-ну, дружище, не стоит быть таким напряженным — подмигнул Джим, и Дэннис услышал, как бьется собственное сердце.
— Я все про тебя знаю — пробормотал он. — Ты не можешь сидеть рядом, ты гребаный покойник!
— Ну да — тут же согласился Джим. — А ты как я погляжу все еще обхаживаешь красотку Шелли?
Упоминание о Шелли, как ни странно подействовало успокаивающе. Дэннис отхлебнул из бутылки. Черт, ну и гадость!
(Сейчас бы чего покрепче!)
— Иди к черту, хрен собачий — вырвалось у него.
Мориссон рассмеялся. Дэннис оторопело смотрел, как мертвый музыкант задыхается от хохота — Джим стучал ладонью так, что казалось еще немного, и бутылка с безалкогольной дрянью загремит на пол и чертов запах мяты пропитает все вокруг.
— Парень, ты и вправду крутой. — Джим захлебнулся смехом, и откинулся на спинку сиденья. — Круче некуда.
Наступила тишина.
Дэннис попытался встать из-за стола и не смог.
— Не выйдет, приятель — покачал головой Джим. — И знаешь почему?
Отель вздрогнул, и мертвая тишина вскипела огненным смерчем, наполняя все вокруг яростным криком:
— Да потому, мать твою, что пришло время все ставить на свои места.
Дэннис запрокинул голову. Мир задрожал, и стал невесом.
(Ты еще улыбаешься, парень? Если нет, самое время сделать это, потому что потом ты вряд ли сможешь растянуть уголки рта, чтобы состроить упоительную гримасу — время корчить рожи ушло!)
Мир в ее сердце — он меньше наперстка. Невелик и ничтожен — так быть может чудо сделает его великим? Хорошо бы, особенно, если это чудо — ты!
Дэннис захрипел.
— О, как! — Насмешливо произнес Джим, и приподнял стакан. — За тебя, птенчик Дэннис!
Мир в ее сердце — черный мотылек над пламенем свечи. Огонь обожжет тонкие крылья и останется сморщенное тельце.
Протяни руку, и сдерни завесу — узнаешь как оно, быть одиноким и… старым.
(Эй, Дэннис, осмотрись — ты еще в баре, из колонки играет музыка — Дэвид Боуи поет о том, что молодые люди иногда убеждены в простых истинах, которые делают их не только циниками, но и ценителями настоящей свободы!)
— Ты представляешь, сынок (ничего, что я так, по-простецки?) — так вот, я глотал колеса, курил травку, и пил все что под руку попадалось, но был счастлив. По настоящему. Помнишь, о чем я толковал? Это как скинуть…
(маски долой!)
… ношу с плеч. Освободиться от того, что мешает, заслоняет горизонт…
Ты только представь, малыш — ее глаза блестят во тьме, и нет ничего более, что могло бы развеять эту тьму.
Ее волосы — засохший лен, ее запах — запах женщины, он будит в тебе зверя и ты готов умирать каждый раз, отдавая крупинку счастья взамен.
(О, Дэннис, пожалуйста, ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста — сдерни завесу!)
Ее ноги — обернуты шелком. Отекшие колоды, с картой автомобильных дорог из синих вен — ты замираешь каждый раз, когда она стягивает чулки.
В ее взгляде безумие вперемешку с джином, в ее голосе запах полевых трав и увядание осени.
Она стонет, согнув ноги, ее руки сжимают твой зад, словно она пытается удержать тебя.
(Затолкать в себя!)
Ее губы как маки. Цветы, покрытые воском. Мелкие трещинки сбегают ото рта к подбородку, и ты можешь проследить каждую взглядом — признайся, ты делаешь это каждый раз, когда ее лицо слишком близко!
В ее взгляде огонь, а в ее мире осень. Этот мир далек от тебя, но если есть желание — загляни. Просто сдерни завесу, как делал это не раз, и все образумится, вот увидишь!
(Я кричу малыш, не обижайся, поверь, — музыканты всегда были ближе к небу, чем кто-либо!
Страница
19 из 66
19 из 66
