Истинное предназначение

Ясная погода, установившаяся в последнее время весьма способствовала тому, чтобы навести, наконец порядок, в окружающем мире вещей, образов и запахов. Даже пылинки и те поблескивали в полутемном помещении бара, Джек бродил среди кабинок, оббитых бархатом, пытаясь сформулировать, наконец, свою теорию.

Истинного положения вещей можно было добиться, приведя мысли в порядок, и сама атмосфера отеля, казалось, способствует этому. На покрытой пылью стойке бара, Джек вывел пальцем короткое слово «Тремс», и в качестве основного постулата теории лифта, можно было бы считать простую идею: чтобы привести окружающий мир в порядок, нужно просто подкинуть его, как шар для игры в Рокке, и не ловить, как это делал отец, но сыграть по новым правилам. А где находится молоток, чтобы отбить шар, Джеку было прекрасно известно.

Славянск, ноябрь 2014

Доктор Сон

Ветер уже не колышет сухие ветви дерева, растущего у самого берега, он запутался в них, растратил силы в последней безумной попытке что-либо изменить в этом мире. Дэнни смотрит на поплавок в неподвижной воде, замирая от ужаса. Если закрыть глаза, он все равно будет видеть маленький желтый шарик с багровыми полосками на белой трубочке. Поплавок застыл в бирюзовом небе маленькой пластиковой точкой, и Дэнни, малыш, — это очень важно, вспоминать сидя под полуденным солнцем, потому что еще немного, и мир придет в движение, освободится от невидимых оков, и тогда…

Он вырывается из сна, словно из дремучего кошмара, хотя на самом деле эти обрывки воспоминаний не так уж и страшны. Дэнни Торранс некоторое время лежит в кровати, вслушиваясь в темноту спальни — чуть слышно скрипят пружины кровати, впрочем, как и каждый раз, когда он пытается замереть под теплым одеялом, чтобы не дай бог шевельнуться ненароком. Это такая игра — если удастся заснуть, не скрипнув ни разу после того, как часы пробьют полночь, можно считать, что ночь удалась. Иначе — снова один и тот же надоевший сон, в котором он сидит на берегу и просыпается за миг до того, как поплавок уйдет под воду, в бирюзовую гладь неба.

Почему так, он не знает, как не знает, почему в этом сне все застыло. Ведь все было не так…

А может ему просто хочется верить, что прошлое ушло, сгорело в огненном смерче, когда из пылающих останков отеля вырвалось нечто, пронеслось над головой, чтобы растаять в дыму. Боже, как давно это было — мир уже успел пару раз слететь с катушек, «Империя зла» благополучно развалилась, за столом «Резолют» уселся черный, а самому Дэнни далеко за сорок, и все равно, раз за разом он возвращается в сказочное лето в горах западного Мэна.

Впрочем, тут Дэнни не совсем искренен с самим собой — за два скрипа после полуночи он переносится в волшебную страну грез, где ветер не качает листву на озере у сторожки «Красная стрела», и сидя на причале, маленький сукин сын всматривается в глубину отраженного неба, словно кусочек пластмассового дерьма способен оживлять мертвых. Она не имеет ничего общего с той страной, что умерла после «Девять одиннадцать», в которой на вершины хитпарадов взгромоздилась Кеша, а «Коричневый сахар» растаял в венах Пола Грея, приведя в трепетное смятение рассыпающиеся души поклонников. В этой стране солнце застыло огненным шариком, освещая широкий причал, деревья у озера, и треугольный парус лодки, сереющий в бездонной глазури неопрятным мазком начинающего художника. Дэнни сидит на краю причала, свесив ноги — он следит за поплавком. Дик присел рядышком, обнял мальчугана, еще мгновение и мир придет в движение — ветер вновь прикоснется к ветвям, пронесется над водной гладью, оставляя мелкую рябь, и поплавок уйдет под воду, но ничего такого не происходит — Дэнни открывает глаза, возвращаясь в темную спальню, где скрипят пружины кровати, а обои чуть потрескивают на остывающих стенах — день был жарким, малыш, тем приятнее ночная прохлада, не так ли? Окунаясь в нее, Дэнни размышляет над тем, что совершенно ничего не помнит о той страшной зиме, когда по заснеженному серпантину мчались огоньки снегоходов навстречу полыхающему аду, в котором корчились, умирая, останки отеля «Оверлук». В памяти остались лишь смутные образы — огромная бальная зала с часами, летающие ленты серпантина, дрожащие створки лифта и смазанный облик существа с молотком для игры в Роке. Еще — застывшие шарики глаз над вздыбленной плотью в обледеневшей ванне, и сверкающий медью наконечник пожарного шланга в коридоре отеля. Воспоминания Дэнни похожи на ворох старых, смятых, черно-белых фотоснимков, и переворачивая некоторые из них, можно прочитать «Колорадо». Снимков не так уж и много; перебирая воспоминания, Дэнни находит нужное — все тот же солнечный день на берегу озера. В отличие от остальных — этот снимок сделан в ярких сочных красках. Дальше — снова мятые расплывчатые фото, только надписи уже совсем другие — «Мэн», «Небраска», несколько десятков штук «Топика, Канзас», чуть побольше помеченных «Спрингфилд, Иллинойс», еще немного — «Ричмонд» и, наконец, совсем тоненькая пачка — «Уэстчестер, Нью-Йорк». Перебирать больше нет смысла — дальше только пустые прямоугольники картона, Дэнни еще предстоит заполнить их размытыми образами.