Добавить в моё избранное
227 мин, 27 сек 8843
Узри его мудрость» — Торранс смотрит в оба, люди осени те еще засранцы во всех смыслах этого слова.
— Привет Дэн — Уэстлер машет рукой, другая в кармане халата. Бедолага завершил ночную смену и теперь спешит домой, дремать у телевизора с банкой диетической колы. Дэнни кивает, нацепив на лицо дежурную улыбку. Хоспис не дом смерти — это тоже одна из заповедей, и персонал должен всеми силами поддерживать правоту этого сомнительного утверждения. Жаркое лето выбивает стариков словно кегли, пытаясь заделать чертов страйк, и Дэнни мечется между этажами, чтобы ночью ворочаться в скрипучей кровати, перебирая события прошедшего дня. Скорее бы пятница, благослови ее господь.
Марша Стивенс — руки-веточки, слезящиеся глаза в которых лет сорок назад можно было бы утонуть навсегда. Дэнни любит старуху — несмотря на возраст, в ней горит тот самый огонек, который все еще способен видеть Торранс. Такие люди иногда встречаются ему, пусть и не так часто, как хотелось бы. Марша сияет, но Дэнни знает, старая миссис Стивенс недолго продержится. Болезнь съедает ее — руки-веточки становятся все тоньше, выцветшая синева глаз тускнеет с каждым днем. Сейчас она весит сто двадцать фунтов, и каждый день, болезнь забирает четверть фунта. Она одна в палате. Дэнни осторожно заглядывает сквозь приоткрытую дверь — сейчас Марша спит, одурманенная обезболивающим, но каждый раз, когда Торранс приближается, старуха открывает глаза и смотрит на него пронзительным взглядом. Ей больно, очень больно, — она готова разодрать грудь, только чтобы добраться до огня сжигающего ее изнутри. И каждый раз она шепчет ему одни и те же слова. Дэнни даже не нужно прислушиваться — он и так знает, что нужно ей.
— Убейте меня — Марша выплевывает слова вместе с болью.
Всего ступенек три — но старая миссис давно уже взобралась на последнюю. Все начинается с малого — аспирин, анальгин и седальгин. Ступень повыше — кодеин и дионин, и только когда болезнь уже как следует освоится в измученном теле, за дело берутся опиаты. Морфин и просидол помогают Марше пребывать в сладостном забытьи, но кто знает, что чувствует старуха, находясь по ту сторону реальности? Быть может она знает что-то такое, что неизвестно остальным, и именно поэтому, возвращаясь в проклятую действительность кричит, выдергивая из вен иглы капельницы. Хотя виновата скорее всего — королева-боль, новая хозяйка немощного тела. Торранс догадывается об этом — огонек, горящий в ней, помогает почувствовать чужой страх. Ей страшно умирать здесь, в раскаленных солнцем стенах, в комнате с белым потолком.
— Доктор Торранс… — она догадывается, что Дэнни способен помочь. Слабое сияние позволяет видеть то, что недоступно пониманию остальных. Она просит каждый день, и Дэнни ловит себя на том, что начинает задумываться над словами Марши Стивенс.
Ее прошлое — множество дней, каждый из которых славный по-своему. Дэнни не способен заглянуть в ее воспоминания, но чувствует, что погружается в чужую жизнь. Ее отголоски долетают каждый раз, когда старуха широко раскрывает глаза перед тем, как закричать. Тогда Торранс ловит смутные образы, в основном непонятные ему, но, тем не менее, они заставляют переживать — Марша прожила долгую жизнь, тем страшнее для нее теперешнее существование в мире боли и белых стен одиночной палаты хосписа, что бы там не говорили лицемерные заповеди на стене у лифта.
Дэнни подсматривает за старухой, не решаясь зайти в палату. Меньше всего ему охота, чтобы миссис Стивенс ощутила его присутствие и вынырнула из сладкого небытия, сейчас он не готов слушать ее просьбы. Она знает о чем просит, но Дэнни пребывает в смятении — слишком свежи воспоминания о прошлогодней осени, когда Бобби Джонс явил свое настоящее лицо.
Есть еще кое-что, о чем даже не догадывается Марша Стивенс. Дэнни не готов рассказывать обо всем, впрочем старая миссис и так не станет слушать — ей право не до этого. У стариков свои заботы, третья ступенька существования доставляет множество неприятных хлопот, кому как не Марше знать об этом, но Торранс не вправе утаить главное. Он тихонько шепчет, стараясь не разбудить ее:
— Я не хочу, чтобы чертов отель забрал и тебя…
Торранс тихонько прикрывает дверь палаты и спешит в ординаторскую. Впереди хлопотный день, нужно попытаться дожить до вечера, и добравшись домой, глотнуть хорошую порцию виски, и как следует поразмыслить над перспективами, ведь Дэнни знает — на самом деле отель никуда не делся.
Отель «Оверлук» никуда не делся. Не разлетелся огненными кусками после взрыва, не сгорел в обжигающем пламени, — вернее не так, Дэнни и сам не может точно сформулировать — по всему выходит, что чертово здание превратилось в обгоревшие руины, чернеющие среди снежных уступов скалистых гор, но где-то в другом месте, все осталось по прежнему — все так же бродит по великолепным коридорам Делберт Грейди, сжимая в руках окровавленный топор, женщина в ванной обрела мир и покой, с головой погрузившись в ледяную воду, низкие люди в черных плащах сжимают «Томми», начиняя президентские апартаменты свинцом, а внизу ковыляет существо с молотком для игры в Роке.
— Привет Дэн — Уэстлер машет рукой, другая в кармане халата. Бедолага завершил ночную смену и теперь спешит домой, дремать у телевизора с банкой диетической колы. Дэнни кивает, нацепив на лицо дежурную улыбку. Хоспис не дом смерти — это тоже одна из заповедей, и персонал должен всеми силами поддерживать правоту этого сомнительного утверждения. Жаркое лето выбивает стариков словно кегли, пытаясь заделать чертов страйк, и Дэнни мечется между этажами, чтобы ночью ворочаться в скрипучей кровати, перебирая события прошедшего дня. Скорее бы пятница, благослови ее господь.
Марша Стивенс — руки-веточки, слезящиеся глаза в которых лет сорок назад можно было бы утонуть навсегда. Дэнни любит старуху — несмотря на возраст, в ней горит тот самый огонек, который все еще способен видеть Торранс. Такие люди иногда встречаются ему, пусть и не так часто, как хотелось бы. Марша сияет, но Дэнни знает, старая миссис Стивенс недолго продержится. Болезнь съедает ее — руки-веточки становятся все тоньше, выцветшая синева глаз тускнеет с каждым днем. Сейчас она весит сто двадцать фунтов, и каждый день, болезнь забирает четверть фунта. Она одна в палате. Дэнни осторожно заглядывает сквозь приоткрытую дверь — сейчас Марша спит, одурманенная обезболивающим, но каждый раз, когда Торранс приближается, старуха открывает глаза и смотрит на него пронзительным взглядом. Ей больно, очень больно, — она готова разодрать грудь, только чтобы добраться до огня сжигающего ее изнутри. И каждый раз она шепчет ему одни и те же слова. Дэнни даже не нужно прислушиваться — он и так знает, что нужно ей.
— Убейте меня — Марша выплевывает слова вместе с болью.
Всего ступенек три — но старая миссис давно уже взобралась на последнюю. Все начинается с малого — аспирин, анальгин и седальгин. Ступень повыше — кодеин и дионин, и только когда болезнь уже как следует освоится в измученном теле, за дело берутся опиаты. Морфин и просидол помогают Марше пребывать в сладостном забытьи, но кто знает, что чувствует старуха, находясь по ту сторону реальности? Быть может она знает что-то такое, что неизвестно остальным, и именно поэтому, возвращаясь в проклятую действительность кричит, выдергивая из вен иглы капельницы. Хотя виновата скорее всего — королева-боль, новая хозяйка немощного тела. Торранс догадывается об этом — огонек, горящий в ней, помогает почувствовать чужой страх. Ей страшно умирать здесь, в раскаленных солнцем стенах, в комнате с белым потолком.
— Доктор Торранс… — она догадывается, что Дэнни способен помочь. Слабое сияние позволяет видеть то, что недоступно пониманию остальных. Она просит каждый день, и Дэнни ловит себя на том, что начинает задумываться над словами Марши Стивенс.
Ее прошлое — множество дней, каждый из которых славный по-своему. Дэнни не способен заглянуть в ее воспоминания, но чувствует, что погружается в чужую жизнь. Ее отголоски долетают каждый раз, когда старуха широко раскрывает глаза перед тем, как закричать. Тогда Торранс ловит смутные образы, в основном непонятные ему, но, тем не менее, они заставляют переживать — Марша прожила долгую жизнь, тем страшнее для нее теперешнее существование в мире боли и белых стен одиночной палаты хосписа, что бы там не говорили лицемерные заповеди на стене у лифта.
Дэнни подсматривает за старухой, не решаясь зайти в палату. Меньше всего ему охота, чтобы миссис Стивенс ощутила его присутствие и вынырнула из сладкого небытия, сейчас он не готов слушать ее просьбы. Она знает о чем просит, но Дэнни пребывает в смятении — слишком свежи воспоминания о прошлогодней осени, когда Бобби Джонс явил свое настоящее лицо.
Есть еще кое-что, о чем даже не догадывается Марша Стивенс. Дэнни не готов рассказывать обо всем, впрочем старая миссис и так не станет слушать — ей право не до этого. У стариков свои заботы, третья ступенька существования доставляет множество неприятных хлопот, кому как не Марше знать об этом, но Торранс не вправе утаить главное. Он тихонько шепчет, стараясь не разбудить ее:
— Я не хочу, чтобы чертов отель забрал и тебя…
Торранс тихонько прикрывает дверь палаты и спешит в ординаторскую. Впереди хлопотный день, нужно попытаться дожить до вечера, и добравшись домой, глотнуть хорошую порцию виски, и как следует поразмыслить над перспективами, ведь Дэнни знает — на самом деле отель никуда не делся.
Отель «Оверлук» никуда не делся. Не разлетелся огненными кусками после взрыва, не сгорел в обжигающем пламени, — вернее не так, Дэнни и сам не может точно сформулировать — по всему выходит, что чертово здание превратилось в обгоревшие руины, чернеющие среди снежных уступов скалистых гор, но где-то в другом месте, все осталось по прежнему — все так же бродит по великолепным коридорам Делберт Грейди, сжимая в руках окровавленный топор, женщина в ванной обрела мир и покой, с головой погрузившись в ледяную воду, низкие люди в черных плащах сжимают «Томми», начиняя президентские апартаменты свинцом, а внизу ковыляет существо с молотком для игры в Роке.
Страница
29 из 66
29 из 66
