Добавить в моё избранное
227 мин, 27 сек 8844
Оно спотыкается и падает, при этом беспрестанно бормочет, вытирая рукавом окровавленное лицо:
— Дэнни, а ну-ка, поди сюда, маленький засранец!
И над всем этим царит красная смерть.
(Маски долой!)
Торранс почти убедил самого себя, что ничего не помнит — сила убеждения заставляет верить, что прошлое осталось в тени, и светлая часть воспоминаний начинается в сторожке «Красная стрела» на берегу озера, где Дэнни сумел обрести покой, как ему казалось навсегда. Последняя ночь в «Оверлуке» стала казаться чем-то вроде пятна грязи, которое следует лишь как следует поскрести, чтобы убрать навсегда, и там, в «Красной стреле», Дэнни придумал, что навсегда забыл о случившемся, и бирюзовое небо стало началом отсчета новой жизни. И даже поднимаясь по лестнице «Оверлука», Торранс пытается уговорить себя, что все это лишь сон. Он не так далек от истины, — мир отеля словно нарисован безумным художником. В кровавом мареве колышутся стены, злоба затмевает разум. Дэнни видит себя со стороны — руки напряжены, Торрансу приятно ощущать тяжесть молотка. Он вываливается на площадку для игры в роке, и звери из живой изгороди обступают безумца. Дэнни что-то нечленораздельно бормочет, отмахиваясь от приближающихся фигур. Еще немного… и он вываливается обратно в обыденную реальность, холодный мокрый, словно искупался в октябрьской речке — мир становится на место, но руки долго еще помнят шершавую рукоятку молотка. Он понимает, что все это на самом деле обрывки детских воспоминаний (тех самых, признанных им несуществующими) из глубин подсознания вперемешку с глупыми страхами, да еще и пристрастие к виски, — ну это наследственное, малыш, тут уже ничего не попишешь. Дэнни каждый раз стирает усмешку с лица — посещение сеансов «АА» и вправду смахивает на коллективную шизофрению, но вот только убеждать себя с каждым разом все тяжелее. Кому как ни Дэнни знать — у отеля свой норов, и приспособиться к нему невозможно. Торранс заглушает страх, старается как может, и отель поддается — уходит в тень, чтобы вернуться вновь, но перед этим «Оверлук» шепчет ему:
— Признай, дружище, ведь существо на самом деле это ты.
Эти слова пугают Дэнни. В них холодное убеждение в собственной правоте. Так ли это на самом деле? Почему отель вновь и вновь возвращает его в свои стены?
Торрансу не хочется думать об этом. Он собирает силы — они понадобятся.
Бобби Джонс отвратительный старикан. Он тянет свои руки к лицу Дэнни. Высохшие губы шевелятся выплескивая грязные ругательства. Торранс склоняется над ним, внимательно рассматривая искаженное гримасой ненависти лицо.
— Я все знаю — бормочет старик. — Чертов выблядок, даже не думай дурить мне голову. Я все про тебя знаю.
Бобби не сияет — горит, и Дэнни не понимает, как не мог разглядеть этого раньше. Старик Джонс хватает его за отвороты халата, маленькие кулачки трясутся от переполняющей его ярости.
— Все про тебя знаю… — Бобби хрипит, задыхаясь, и Дэнни жадно смотрит в безумные глаза, в которых расплескалось обжигающее пламя. Они одни в палате — только бедолага Уэстлер скучает в ординаторской на первом этаже, даже не догадываясь о присутствии Дэнни.
Часом раньше Торранс открыл глаза, оказавшись в полутемной спальне. Не торопясь, выбрался из-под влажной простыни (не смотря на жару, Дэнни всегда накрывается с головой, пытаясь отгородиться от мира тонкой тканью), кинул взгляд на светящееся табло электронного будильника. Четверть после полуночи — самое время творить чудеса. Торранс оделся и вышел на улицу. Луна посеребрила кузов автомобиля, скрыв изъяны — вмятины на капоте и трещины облупившейся краски. Дэнни уселся за руль, толком не соображая, что делает. Путь до стоянки занял чуть более получаса — Торранс внимательно следил за дорогой, унимая желание вдавить педаль акселератора до упора. От стоянки до хосписа он добрался за семь минут — по минуте на каждый перекресток. В этот раз Дэнни не глазел по сторонам — ночные улицы центра оказались пустыми. В здание Торранс попал через пожарный выход, открыв дверь отмычкой (уроки старины Дика оказались не напрасными), прокрался словно вор по коридору к лестнице. Хоспис жил своей жизнью, и Торранс слышал его дыхание. До палаты Джонса, он добрался без приключений, тихонько отворил дверь и застыл у изголовья, всматриваясь во тьму.
— Гребаный мудак — Дэнни не слушает Бобби. Все предельно просто — ему нужно лишь немного огня. Дэнни умеет формулировать свои желания. Ведь еще тогда, при первой встрече с Бобби, Торранс заглянул за край пустоши, и увидел истину. Она явилась ему чередой смутных видений, о которых и не рассказать никому:
Эта ночь станет особенной — Бобби знает об этом. Луна скрылась за тучами, но Бобби необязательно видеть ее лоснящийся бок — он способен чувствовать ночную гостью. Луна шепчет ему, рассказывает о предстоящей охоте. Бобби Джонс выбирается в ночь, проваливаясь в сладостное забытье.
— Дэнни, а ну-ка, поди сюда, маленький засранец!
И над всем этим царит красная смерть.
(Маски долой!)
Торранс почти убедил самого себя, что ничего не помнит — сила убеждения заставляет верить, что прошлое осталось в тени, и светлая часть воспоминаний начинается в сторожке «Красная стрела» на берегу озера, где Дэнни сумел обрести покой, как ему казалось навсегда. Последняя ночь в «Оверлуке» стала казаться чем-то вроде пятна грязи, которое следует лишь как следует поскрести, чтобы убрать навсегда, и там, в «Красной стреле», Дэнни придумал, что навсегда забыл о случившемся, и бирюзовое небо стало началом отсчета новой жизни. И даже поднимаясь по лестнице «Оверлука», Торранс пытается уговорить себя, что все это лишь сон. Он не так далек от истины, — мир отеля словно нарисован безумным художником. В кровавом мареве колышутся стены, злоба затмевает разум. Дэнни видит себя со стороны — руки напряжены, Торрансу приятно ощущать тяжесть молотка. Он вываливается на площадку для игры в роке, и звери из живой изгороди обступают безумца. Дэнни что-то нечленораздельно бормочет, отмахиваясь от приближающихся фигур. Еще немного… и он вываливается обратно в обыденную реальность, холодный мокрый, словно искупался в октябрьской речке — мир становится на место, но руки долго еще помнят шершавую рукоятку молотка. Он понимает, что все это на самом деле обрывки детских воспоминаний (тех самых, признанных им несуществующими) из глубин подсознания вперемешку с глупыми страхами, да еще и пристрастие к виски, — ну это наследственное, малыш, тут уже ничего не попишешь. Дэнни каждый раз стирает усмешку с лица — посещение сеансов «АА» и вправду смахивает на коллективную шизофрению, но вот только убеждать себя с каждым разом все тяжелее. Кому как ни Дэнни знать — у отеля свой норов, и приспособиться к нему невозможно. Торранс заглушает страх, старается как может, и отель поддается — уходит в тень, чтобы вернуться вновь, но перед этим «Оверлук» шепчет ему:
— Признай, дружище, ведь существо на самом деле это ты.
Эти слова пугают Дэнни. В них холодное убеждение в собственной правоте. Так ли это на самом деле? Почему отель вновь и вновь возвращает его в свои стены?
Торрансу не хочется думать об этом. Он собирает силы — они понадобятся.
Бобби Джонс отвратительный старикан. Он тянет свои руки к лицу Дэнни. Высохшие губы шевелятся выплескивая грязные ругательства. Торранс склоняется над ним, внимательно рассматривая искаженное гримасой ненависти лицо.
— Я все знаю — бормочет старик. — Чертов выблядок, даже не думай дурить мне голову. Я все про тебя знаю.
Бобби не сияет — горит, и Дэнни не понимает, как не мог разглядеть этого раньше. Старик Джонс хватает его за отвороты халата, маленькие кулачки трясутся от переполняющей его ярости.
— Все про тебя знаю… — Бобби хрипит, задыхаясь, и Дэнни жадно смотрит в безумные глаза, в которых расплескалось обжигающее пламя. Они одни в палате — только бедолага Уэстлер скучает в ординаторской на первом этаже, даже не догадываясь о присутствии Дэнни.
Часом раньше Торранс открыл глаза, оказавшись в полутемной спальне. Не торопясь, выбрался из-под влажной простыни (не смотря на жару, Дэнни всегда накрывается с головой, пытаясь отгородиться от мира тонкой тканью), кинул взгляд на светящееся табло электронного будильника. Четверть после полуночи — самое время творить чудеса. Торранс оделся и вышел на улицу. Луна посеребрила кузов автомобиля, скрыв изъяны — вмятины на капоте и трещины облупившейся краски. Дэнни уселся за руль, толком не соображая, что делает. Путь до стоянки занял чуть более получаса — Торранс внимательно следил за дорогой, унимая желание вдавить педаль акселератора до упора. От стоянки до хосписа он добрался за семь минут — по минуте на каждый перекресток. В этот раз Дэнни не глазел по сторонам — ночные улицы центра оказались пустыми. В здание Торранс попал через пожарный выход, открыв дверь отмычкой (уроки старины Дика оказались не напрасными), прокрался словно вор по коридору к лестнице. Хоспис жил своей жизнью, и Торранс слышал его дыхание. До палаты Джонса, он добрался без приключений, тихонько отворил дверь и застыл у изголовья, всматриваясь во тьму.
— Гребаный мудак — Дэнни не слушает Бобби. Все предельно просто — ему нужно лишь немного огня. Дэнни умеет формулировать свои желания. Ведь еще тогда, при первой встрече с Бобби, Торранс заглянул за край пустоши, и увидел истину. Она явилась ему чередой смутных видений, о которых и не рассказать никому:
Эта ночь станет особенной — Бобби знает об этом. Луна скрылась за тучами, но Бобби необязательно видеть ее лоснящийся бок — он способен чувствовать ночную гостью. Луна шепчет ему, рассказывает о предстоящей охоте. Бобби Джонс выбирается в ночь, проваливаясь в сладостное забытье.
Страница
30 из 66
30 из 66
