Добавить в моё избранное
205 мин, 10 сек 14875
Он хлестнул коня и двинулся дальше, стараясь не прислушиваться к тому, что говорят вокруг. За царем отправились и бояре.
Конфликт власти единого правителя и народного собрания рано или поздно начинался во всех древних цивилизациях. Он знаменовал собою кризис традиционного общества, с его демократией и выборностью вождей. Увы, скоро слово царя, князя или боярина станет выше Правды, завещанной предками. А отсюда — уже недалеко и до тирании… Но память о Свободе никогда не умирала в народе, и в самые тяжелые времена люди сами решали свою судьбу. Можно вспомнить народных вождей Смутного Времени, казацкую вольницу, партизанские отряды. Но поганая восточная зараза, которую сотни лет вбивали в нас татарские, немецкие и иудейские «господа», дает о себе знать. Она — в наших генах, в каждой клеточке нашего тела. Она, эта рабская покорность Судьбе и Начальству, это презрение к Себе, заставляет нас пить водку, жить в грязи и голоде и валяться у ног ничтожеств!
Трудно вырвать из себя Раба. С кровью и болью, с живым мясом лезет из нас он, а паразиты, привыкшие жить за счет нашего труда и нашей неуверенности в своих силах, изо всех сил помогают ему удержаться на месте. Но стать свободным необходимо. Не по капле, а сразу, одним рывком нужно сбросить цепи!
В одиночку это сделать трудно. Нужно найти тех, кто уже перестал быть Рабом, или хотя бы тоже стремится к этому.
Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Жизнь раба и жизнью — то назвать нельзя, так — существование…
Свобода не приходит сама!
Ее берут и удерживают силой и мужеством.
А когда на землю опустилась ночь, и Ледар поднялся по скрипучей лестнице в царскую опочивальню, Любавушка уже ждала его там. С распущенными волосами, в простой белой рубахе, она показалась царю еще более красивой, нежели днем — в дорогом убранстве и заморских украшениях. Она пошла ему навстречу — и вдруг обхватила Ледара руками, прижалась, спрятала лицо на груди. Он улыбнулся, погладил ее по волосам:
— Тебя что — то беспокоит, любимая? Почему ты не сказала мне об этом раньше?
Любавушка подняла глаза, и царь с удивлением и тревогой заметил, что два милых его сердцу голубых родничка блестят, словно от слез.
— Днем тебя не было, а потом я побоялась говорить с тобою при людях, ты бы только посмеялся, да и они…
— В чем же дело?
— Прошлой ночью я видела сон, предвещающий недобрые перемены. Мне снилось, будто над широким полем сошлись две стаи птиц: вороны и соколы. Бились они насмерть, и кровь текла из — под клювов, и многие падали и замертво ударялись оземь! И нельзя было сказать, кого больше убито, только погнали соколы черных птиц на Закат, прочь от поля того. Но не было радости им, ибо остался на земле лежать самый сильный и ясный сокол, не подняться ему больше в небо…
Царица еще теснее прижалась к мужу, словно надеясь, что он защитит ее от страшного предчувствия. А что он мог сказать? И вправду, каких хороших перемен следовало ждать, особенно — после сегодняшней речи кузнеца? А тут еще слухи о том, что опять нашелся на Закате некий военный вождь, что побил всех прочих, и города их разорил, и народы какие вырезал до младенцев, а какие — полонил…
Ледар поцеловал ее сначала в один глаз, потом в другой:
— Ты ничего не должна бояться, пока ты — со мной.
— Не за себя я боюсь… За тебя. Зачем ты приказал бросить кузнеца в поруб?
— А как он посмел грозить мне бунтом? Говорил, что если мой — наш! — род прекратится, его выберут на Вече в цари!
— Мне уже все рассказали. Не грозил он тебе, напротив — предупреждал: вся сила твоя — в народе, и не гоже тебе над людьми возвышаться. Кто в поход с тобою пойдет, кто в казну доходу прибавит, как не они? А ты, их не спрося, налог на них увеличиваешь!
— Может быть, я не прав. Но в моих жилах течет кровь Перуна и великих вождей, а он…
— Кровь во всех нас одна — ариева. А великие вожди тем и велики, что ради народа подвиги совершали.
Повисла тишина. Постепенно опочивальня погрузилась во тьму, а Ледар и Любавушка так и стояли, обнявшись. Наконец она снова заговорила почти шепотом:
— Я не хотела тебя обидеть. Я просто чувствую, что Арьяварта — на пороге великих перемен, может быть — беды… Что бы ни случилось, всегда помни — я буду ждать тебя, и готова принять любым, каким бы ты ни стал. Я любила тебя, люблю, и никогда не полюблю другого, сколько бы времени ни прошло…
— Да ты словно меня в путь провожаешь.
— Я люблю тебя.
Ледар почувствовал, что по опочивальне словно проносятся холодные порывы ветра. Теперь и он ясно чувствовал, словно видел каким — то внутренним зрением, неотвратимость чего — то грозного. Словно далекие зарницы пылали, предвещая Перунов гнев. Он наклонил голову и шепнул любимой:
— Если что и произойдет, позаботься о нашем сыне.
А потом была любовь — бурная, пламенная, страстная.
Конфликт власти единого правителя и народного собрания рано или поздно начинался во всех древних цивилизациях. Он знаменовал собою кризис традиционного общества, с его демократией и выборностью вождей. Увы, скоро слово царя, князя или боярина станет выше Правды, завещанной предками. А отсюда — уже недалеко и до тирании… Но память о Свободе никогда не умирала в народе, и в самые тяжелые времена люди сами решали свою судьбу. Можно вспомнить народных вождей Смутного Времени, казацкую вольницу, партизанские отряды. Но поганая восточная зараза, которую сотни лет вбивали в нас татарские, немецкие и иудейские «господа», дает о себе знать. Она — в наших генах, в каждой клеточке нашего тела. Она, эта рабская покорность Судьбе и Начальству, это презрение к Себе, заставляет нас пить водку, жить в грязи и голоде и валяться у ног ничтожеств!
Трудно вырвать из себя Раба. С кровью и болью, с живым мясом лезет из нас он, а паразиты, привыкшие жить за счет нашего труда и нашей неуверенности в своих силах, изо всех сил помогают ему удержаться на месте. Но стать свободным необходимо. Не по капле, а сразу, одним рывком нужно сбросить цепи!
В одиночку это сделать трудно. Нужно найти тех, кто уже перестал быть Рабом, или хотя бы тоже стремится к этому.
Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Жизнь раба и жизнью — то назвать нельзя, так — существование…
Свобода не приходит сама!
Ее берут и удерживают силой и мужеством.
А когда на землю опустилась ночь, и Ледар поднялся по скрипучей лестнице в царскую опочивальню, Любавушка уже ждала его там. С распущенными волосами, в простой белой рубахе, она показалась царю еще более красивой, нежели днем — в дорогом убранстве и заморских украшениях. Она пошла ему навстречу — и вдруг обхватила Ледара руками, прижалась, спрятала лицо на груди. Он улыбнулся, погладил ее по волосам:
— Тебя что — то беспокоит, любимая? Почему ты не сказала мне об этом раньше?
Любавушка подняла глаза, и царь с удивлением и тревогой заметил, что два милых его сердцу голубых родничка блестят, словно от слез.
— Днем тебя не было, а потом я побоялась говорить с тобою при людях, ты бы только посмеялся, да и они…
— В чем же дело?
— Прошлой ночью я видела сон, предвещающий недобрые перемены. Мне снилось, будто над широким полем сошлись две стаи птиц: вороны и соколы. Бились они насмерть, и кровь текла из — под клювов, и многие падали и замертво ударялись оземь! И нельзя было сказать, кого больше убито, только погнали соколы черных птиц на Закат, прочь от поля того. Но не было радости им, ибо остался на земле лежать самый сильный и ясный сокол, не подняться ему больше в небо…
Царица еще теснее прижалась к мужу, словно надеясь, что он защитит ее от страшного предчувствия. А что он мог сказать? И вправду, каких хороших перемен следовало ждать, особенно — после сегодняшней речи кузнеца? А тут еще слухи о том, что опять нашелся на Закате некий военный вождь, что побил всех прочих, и города их разорил, и народы какие вырезал до младенцев, а какие — полонил…
Ледар поцеловал ее сначала в один глаз, потом в другой:
— Ты ничего не должна бояться, пока ты — со мной.
— Не за себя я боюсь… За тебя. Зачем ты приказал бросить кузнеца в поруб?
— А как он посмел грозить мне бунтом? Говорил, что если мой — наш! — род прекратится, его выберут на Вече в цари!
— Мне уже все рассказали. Не грозил он тебе, напротив — предупреждал: вся сила твоя — в народе, и не гоже тебе над людьми возвышаться. Кто в поход с тобою пойдет, кто в казну доходу прибавит, как не они? А ты, их не спрося, налог на них увеличиваешь!
— Может быть, я не прав. Но в моих жилах течет кровь Перуна и великих вождей, а он…
— Кровь во всех нас одна — ариева. А великие вожди тем и велики, что ради народа подвиги совершали.
Повисла тишина. Постепенно опочивальня погрузилась во тьму, а Ледар и Любавушка так и стояли, обнявшись. Наконец она снова заговорила почти шепотом:
— Я не хотела тебя обидеть. Я просто чувствую, что Арьяварта — на пороге великих перемен, может быть — беды… Что бы ни случилось, всегда помни — я буду ждать тебя, и готова принять любым, каким бы ты ни стал. Я любила тебя, люблю, и никогда не полюблю другого, сколько бы времени ни прошло…
— Да ты словно меня в путь провожаешь.
— Я люблю тебя.
Ледар почувствовал, что по опочивальне словно проносятся холодные порывы ветра. Теперь и он ясно чувствовал, словно видел каким — то внутренним зрением, неотвратимость чего — то грозного. Словно далекие зарницы пылали, предвещая Перунов гнев. Он наклонил голову и шепнул любимой:
— Если что и произойдет, позаботься о нашем сыне.
А потом была любовь — бурная, пламенная, страстная.
Страница
36 из 57
36 из 57
