К Закату от Русколани — Царь венетам

А твой отец… Видишь ли, он был родом не из Закатных Земель…

… Его, голубоглазого и русоволосого великана, в числе прочих пленных доставили в Империю Хейда после очередного набега на границы Арьяварты. Повелитель вампиров приказывал регулярно устраивать такие рейды — для ослабления приграничных твердынь владык Русколани, для устрашения — и, прежде всего, для того, чтобы завладеть рабами из числа этого непонятного Хейду народа. Не смирившись со своим поражением на землях рода Ариева или, как еще называли это племя, народа Рос, завоеватель принял решение любой ценой сломить волю к свободе и борьбе в сердцах тех, кто оказался в его власти. Поняв, как это можно сделать, он мог снова решиться на поход против властителя Русколани. Пленных поодиночке расселили по Закатным Землям, запретили разговаривать на родном языке, почитать родных Богов и предупредили, что в случае побега или серьезного проступка одного казнят всех остальных. Виллены тоже не должны были показывать, что новые поселенцы хоть чем-то отличаютс от них, а уж тем более — рассуждать о воле Хейда. Наместникам и жречеству было приказано контролировать ариев строже и внимательнее, чем всех остальных, но и награды их ожидали более щедрые. Куда больше путей было открыто перед пленниками, чем перед простыми вилленами — нужно было лишь во всем покориться воле Хейда. Время от времени к повелителю вампиров приводили одного из ариев, и властелин Заката совершал древний ритуал, пытаясь сделать из человека существо своей расы. Но ничего не удавалось — даже самые покорные и исполнительные из пленников не восставали из мертвых. А значит, в них оставалась частица той силы, которая едва не сломала хребет черному воинству под Смолоградом.

Мать Светозара с первого взгляда полюбила молчаливого, говорящего на несколько ином языке Мирослава. Со временем и он ответил ей тем же, и родители девушки не противились такому повороту событий — чужеземец был великолепным охотником и следопытом, в совершенстве владевшим луком. Все было хорошо в их семейной жизни, кроме одного — не было детей. Как поучал вилленов жрец — потому, что Небесный Господин не желает продолжения рода язычника, в глубине души не отвергшего своих нечестивых богов. И в самом деле — Мирослав никогда не отказывался совершать обряды новой для себя веры, но когда он поднимался с колен после молитвы, в его взгляде сквозила невыносимая тоска, обращенная к Солнцу. Однако он повиновался воле Хейда, и никому, даже жене, не рассказывал о своем прошлом в бескрайних пределах Арьяварты.

Но, как бы то ни было, а однажды Небеса смилостивились, и Мирослав узнал, что жена носит под сердцем ребенка. Его радости не было предела, и не знал сын Рода Ариева, что ждет его вскорости.

В тот ветреный и дождливый день он возвращался с охоты, неся на плече мешок. Путь Мирослава пролегал мимо не на шутку разбушевавшейся реки. И все же, услышав детские крики, поспешил к берегу. С крутого обрыва соскользнула тайно убежавшая к реке семилетняя девчушка. Она каким-то образом еще держалась на бурлящей поверхности, но первая же волна, которая накроет ее, должна была стать и последней. Тогда Мирослав бросил мешок, лук — да и прыгнул в воду. Схватив девчонку, он поднял ее так, что она ухватилась за ветки кустов над обрывом. И вроде бы сам должен был выбираться… Но обернувшаяся девчонка, которая потом и рассказала эту историю, увидела, как две волны неожиданно сшиблись, увлекая ее спасителя в чудовищный водоворот. А через три месяца родился Светозар.

Лужич некоторое время молчал. Затем спросил у матери:

— Почему же ты рассказываешь мне об этом только сегодня, спустя столько лет?

— Потому, что наместник Хейда страшно гневался, а затем запретил и вовсе вспоминать про Мирослава. Он сказал, что ослушников сварит в котле живьем…

Светозар снова не нашел, что сказать. Перед его глазами стоял бесстрашный и могучий герой, подобный Хиргарду, который без колебания пожертвовал собою ради чужого ребенка. Уж не в этом ли разгадка несокрушимого величия той Державы на Восходе?

Даже хорошо знавшие Вальгаста люди чаще всего искренне полагали, что бродяга — менестрель совершенно не знает, что такое печаль. Вот он опять сидит в кругу воинов и рассказывает:

— Жил один мужик. Жил себе и жил, да только однажды обеднел. Ну с кем не бывает? Мужик туда, мужик сюда — не знает, что делать. Ну и взял — да и занял в долг у черта.

— Где ж он его разыскал — то? — подал голос один из слушателей.

— Где — где… — проворчал недовольный тем, что его перебивают, Вальгаст — Ты, брат, напейся до поросячьего визга, так и не только черта увидишь!

Подождав, когда стихнет смех, менестрель продолжал:

— Ну и, стало быть, пришел черт за долгом. А мужик ему говорит: «Мол, нету сейчас — завтра приди.» И так — всю неделю. А потом несколько дней не появлялся. Ну и решил мужик от черта отвязаться.