Добавить в моё избранное
187 мин, 24 сек 3793
— скомментировал он, а затем наклонился и эффектно высморкался на землю.
— Не обо мне сейчас речь… — недовольно проворчал дедок в пиджаке.
— Ну и нечево на парня наговаривать. У нево уже у самого сынок растет, жена — красавица… — поучал старичок, вытирая руку об одежду.
— Да знаю я, — на свадьбе-то бывал. И хорошо, я вам скажу, что Эулика энта со своим уехала, а так бы парню спокою не было; поди знай, что бы она чарами своими мерзкими содеяла. Вечно пахощами напахтится, в платьица разоденется, ходит задом виляет, аж мне потом черти-что снится… Тьфу!
— А? Так вот оно откуда ноги растут! — засмеялся дед в тунике.
— Оттуда, что чародейство энто все! Сны ворожбой паскудной насылала она чтоб я мучился. Желанье в теле старом распламеняла неудовлетворимое.
— Старом? Она ж уехала, когда тебе всего шестьдесят пять было. Энто ж, считай, мужчина в самом соку… по крайней мере, — должон быть… — старичок в тунике почесал затылок.
— Должон, — тяжело вздохнул дедок в пиджаке, — да не всегда бывает.
— Ну… — продолжил сморщенный, — А то, што, говоришь, желание неудотлеворимное… али как там? — так энто ж как раз и не магия, знашь ли. А магией наоборот, рассказывают, энто дело поправляетси.
«Зачем я с ними заговорил? Ведь мог же просто пройти мимо… просто пройти… Ан… нет. Демоны дернули меня… порасспрашивать»…
— Одно я знаю, — продолжил суеверный дед, — ведьма она… А старый Эрвил, говорят, и не помер вовсе. И, говорят, из-за него энто все деется.
— Дурак ты, Зирик, — спокойно констатировал дед в тунике. — Ты скажи еще, што мертвым ево в гробу не видывал. Скажи еще, што он притворялси. Дыхание затаил — на три дня. Старый дед уже, а сказкам веришь. Одно тебе втемяшилось: говорят, говорят… — Лучше молчи, коль сам не ведаешь.
— А кто ж, по-твоему, на жальнике-то по ночам роется, э? — не отступал от своего дед в пиджаке.
— Не ведомо, — промолвил через мгновение старец в тунике.
— Да разное люд говаривает, — подытожил дед в вышитой рубахе.
— Спасибо вам, добрые люди, — Гвэйен со всей силы старался чтобы его голос звучал доброжелательно. — Пойду я выпью чего-нибудь.
— Да не слушай ты их, сынок, — вдруг задержал его старичок в оливковой тунике. — Нормальная она девка была. А когда они с Гвэнеем уехали и ее мать уже одна жила, хто-то из таких вонна, как энтие, — кивнул он головой в сторону своих собеседников, а те сделали вид, что не увидели и не услышали, — ей окно камнем выбил. Так она меня попросила досками забить. Так што был я у них и в доме… и вишь чево? — Живой! И Дораев сын хороший был парень. На тебя чем-то похож немного. А только, што людям везде колдовство чудится. Вот и пришлось молодым уехать, а потом и Линке с Рейнаром.
В таверне было шумно и пахло едой. Гвэйен первым делом оплатил комнату на втором этаже на четыре дня вперед и занес туда все сумки, распорядился, чтобы Бурана отвели в стайню и накормили, а затем они с Арианной уселись за стол и с наслаждением пообедали. Они выпили по большой кружке свежего молока и плотно закусили сочевицей со свиными отбивными и яичницей с грибами.
Разместившись в своем временном жилище, они немного побеседовали. Арианна спрашивала Гвэйена о том, кто такая Эулика, а Гвэйен отвечал, что это его бывшая жена, с которой они когда-то жили в Пристанище, в доме его родителей, — какой-то год после свадьбы, — но потом им пришлось уехать. Случилось это много лет назад — ему тогда было девятнадцать. Причин он уточнять не хотел; сказал Арианне, что она и так все слышала от колоритных представителей местного населения. Она расспрашивала дальше, и Гвэйен рассказал, что после года скитаний поселились они на окраине города Борумхельм, что далеко на восток отсюда, — их приютил старый аптекарь, поставив условие, что они будут помогать ему по дому и с другими делами, поскольку его старость брала свое. Гвэйен охотился в подступающих к городу лесах и собирал травы. Эулика торговала в лавке старика. Старик варил зелья и приготавливал мази. Несмотря на все его разговоры о том, что годы уже не те, он держался бодрым и жизнерадостным до самой смерти, которая настигла его через пять лет после того, как он принял к себе супругов. За это время все они успели сродниться, и Гвэйен был опечален кончиной старика. Аптекарь оставил свой дом супругам в наследство — детей и каких-либо других родственников у него не было. Жизнь с любимой женой в красивом древнем городе была хороша. Но в 625 году в Борумхельм пришла эпидемия неизвестной болезни. Она унесла жизни значительной части населения города. И жизнь Эулики тоже. Гвэйен, ухаживая за женой, заразился сам и, мучаясь от ужасных симптомов, думал что умрет, но болезнь, достигнув своего пика, внезапно отступила. Через два года он вступил в орден.
Арианна рассказывала, какой замечательной была жизнь в доме отца, и какой ужасной стала в доме дяди.
— Не обо мне сейчас речь… — недовольно проворчал дедок в пиджаке.
— Ну и нечево на парня наговаривать. У нево уже у самого сынок растет, жена — красавица… — поучал старичок, вытирая руку об одежду.
— Да знаю я, — на свадьбе-то бывал. И хорошо, я вам скажу, что Эулика энта со своим уехала, а так бы парню спокою не было; поди знай, что бы она чарами своими мерзкими содеяла. Вечно пахощами напахтится, в платьица разоденется, ходит задом виляет, аж мне потом черти-что снится… Тьфу!
— А? Так вот оно откуда ноги растут! — засмеялся дед в тунике.
— Оттуда, что чародейство энто все! Сны ворожбой паскудной насылала она чтоб я мучился. Желанье в теле старом распламеняла неудовлетворимое.
— Старом? Она ж уехала, когда тебе всего шестьдесят пять было. Энто ж, считай, мужчина в самом соку… по крайней мере, — должон быть… — старичок в тунике почесал затылок.
— Должон, — тяжело вздохнул дедок в пиджаке, — да не всегда бывает.
— Ну… — продолжил сморщенный, — А то, што, говоришь, желание неудотлеворимное… али как там? — так энто ж как раз и не магия, знашь ли. А магией наоборот, рассказывают, энто дело поправляетси.
«Зачем я с ними заговорил? Ведь мог же просто пройти мимо… просто пройти… Ан… нет. Демоны дернули меня… порасспрашивать»…
— Одно я знаю, — продолжил суеверный дед, — ведьма она… А старый Эрвил, говорят, и не помер вовсе. И, говорят, из-за него энто все деется.
— Дурак ты, Зирик, — спокойно констатировал дед в тунике. — Ты скажи еще, што мертвым ево в гробу не видывал. Скажи еще, што он притворялси. Дыхание затаил — на три дня. Старый дед уже, а сказкам веришь. Одно тебе втемяшилось: говорят, говорят… — Лучше молчи, коль сам не ведаешь.
— А кто ж, по-твоему, на жальнике-то по ночам роется, э? — не отступал от своего дед в пиджаке.
— Не ведомо, — промолвил через мгновение старец в тунике.
— Да разное люд говаривает, — подытожил дед в вышитой рубахе.
— Спасибо вам, добрые люди, — Гвэйен со всей силы старался чтобы его голос звучал доброжелательно. — Пойду я выпью чего-нибудь.
— Да не слушай ты их, сынок, — вдруг задержал его старичок в оливковой тунике. — Нормальная она девка была. А когда они с Гвэнеем уехали и ее мать уже одна жила, хто-то из таких вонна, как энтие, — кивнул он головой в сторону своих собеседников, а те сделали вид, что не увидели и не услышали, — ей окно камнем выбил. Так она меня попросила досками забить. Так што был я у них и в доме… и вишь чево? — Живой! И Дораев сын хороший был парень. На тебя чем-то похож немного. А только, што людям везде колдовство чудится. Вот и пришлось молодым уехать, а потом и Линке с Рейнаром.
В таверне было шумно и пахло едой. Гвэйен первым делом оплатил комнату на втором этаже на четыре дня вперед и занес туда все сумки, распорядился, чтобы Бурана отвели в стайню и накормили, а затем они с Арианной уселись за стол и с наслаждением пообедали. Они выпили по большой кружке свежего молока и плотно закусили сочевицей со свиными отбивными и яичницей с грибами.
Разместившись в своем временном жилище, они немного побеседовали. Арианна спрашивала Гвэйена о том, кто такая Эулика, а Гвэйен отвечал, что это его бывшая жена, с которой они когда-то жили в Пристанище, в доме его родителей, — какой-то год после свадьбы, — но потом им пришлось уехать. Случилось это много лет назад — ему тогда было девятнадцать. Причин он уточнять не хотел; сказал Арианне, что она и так все слышала от колоритных представителей местного населения. Она расспрашивала дальше, и Гвэйен рассказал, что после года скитаний поселились они на окраине города Борумхельм, что далеко на восток отсюда, — их приютил старый аптекарь, поставив условие, что они будут помогать ему по дому и с другими делами, поскольку его старость брала свое. Гвэйен охотился в подступающих к городу лесах и собирал травы. Эулика торговала в лавке старика. Старик варил зелья и приготавливал мази. Несмотря на все его разговоры о том, что годы уже не те, он держался бодрым и жизнерадостным до самой смерти, которая настигла его через пять лет после того, как он принял к себе супругов. За это время все они успели сродниться, и Гвэйен был опечален кончиной старика. Аптекарь оставил свой дом супругам в наследство — детей и каких-либо других родственников у него не было. Жизнь с любимой женой в красивом древнем городе была хороша. Но в 625 году в Борумхельм пришла эпидемия неизвестной болезни. Она унесла жизни значительной части населения города. И жизнь Эулики тоже. Гвэйен, ухаживая за женой, заразился сам и, мучаясь от ужасных симптомов, думал что умрет, но болезнь, достигнув своего пика, внезапно отступила. Через два года он вступил в орден.
Арианна рассказывала, какой замечательной была жизнь в доме отца, и какой ужасной стала в доме дяди.
Страница
16 из 54
16 из 54
