Добавить в моё избранное
187 мин, 24 сек 3808
И если бы отец и мама не пошли на примирение, мы уехали бы еще тогда…
— Они плохо к тебе относились?
— Нет. Я любил их. Они хорошие люди. Они хотели добра для меня. Но я ждал, что они поддержат меня. Что не станут принимать в расчет все эти глупости.
— А им не нравилась Эулика?
— Я винил их в том, что они поддались глупым суевериям. И что из-за этого я должен страдать.
Гвэйен помолчал немного, опечаленно вздохнул…
— В конце концов, получилось, что им пришлось пострадать из-за меня. Хотя я и не виноват… Наверное…
— Люди стали плохо относиться и к ним тоже?
— Ага. В точности — так. Стали. А это конечно не благоприятствовало налаживанию и поддержанию теплых семейных отношений в нашем доме. И вот, после очередной серьезной ссоры, я предложил жене собраться и пуститься в путь. Тем более что, будучи еще детьми, мы с ней мечтали о том, чтобы вместе повидать свет.
— Вы могли бы жить в ее доме. С ее родителями.
— Она тоже говорила мне об этом. Да и мать ее, помнится, предлагала. Тогда она уже одна жила, поскольку Эрвил внезапно умер еще до нашей свадьбы. Однако, я знал, что в Пристанище нам жизни не будет… Такой, какой нам хотелось бы.
— И вы так просто оставили все? Она — свою мать. А ты бросил своих родителей. И просто уехали?
— Эулика пообещала матери, что будет ей писать и что, возможно, мы скоро приедем навестить…
— Но вы не приехали…
— Нет. Не приехали…
— Жаль.
— Я же на своих родителей был рассержен. Я был зол на людей, на Пристанище, на все в этой долине. Я просто хотел уехать и быть далеко отсюда. Просто быть далеко…
— И вы отправились в путь…
— Да. Собрались… И уехали…
— А ты бы хотел, чтобы все было по-другому, Гвэйен? Чтобы все сложилось иначе? Я бы хотела…
— По-другому уже не будет, Арианна.
Он отвел взгляд.
Ночь была спокойной: ни воя, ни даже шороха. Но Гвэйен долго не мог погрузиться в глубокий сон, а лишь все больше и больше запутывался в тягучей паутине тревожной полудремы.
Это была одна из тех ночей, в течение которых он долго не мог заснуть. Они случались время от времени…
По мере того как он приближался к своей деревне — и в конце концов оказался в ней — в нем все более возрастало неопределенное болезненное напряжение… как тогда, когда умерла Эулика… Он чувствовал неясную тревогу внутри… хотя в силу естественной сдержанности своего характера и не показывал этого в своем поведении так явно, как этого требовала внутренняя тенденция. Возвращение в родную деревню освежило в его памяти давние болезненные воспоминания, вернуло к жизни умершие думы, липкие и склизкие как грязь из Черных болот. Когда-то они уже были переварены его мятежным разумом и отброшены — осели на дно его тревожной души. Когда-то он уехал, не желая больше возвращаться в эти края, а сейчас все те тягостные раздумия, которые были оставлены прошлому, снова нахлынули на него, и теперь роились в голове неприятными воспоминаниями, и бились в груди чувством утраты.
Принятая им настойка расслабила его, но, вместо того, чтобы помочь быстро заснуть, ее эффект заставил его потонуть в полусонном мареве старых воспоминаний. В тревожной полудреме знакомые образы обступили его и снова были так же реальны как и тогда, множество долгих лет назад.
Гвэйен думал о своих родителях; о том что они не смогли тогда принять его выбор; о том, какая им самим выпала судьба… не без его вины… на старости лет поневоле пускаться в рискованные странствия. Увидит ли он их еще когда-нибудь? Думал о глупцах, распускающих мерзкие слухи, основываясь ни на чем, и тем самым сеющих среди толпы беспочвенную смуту. Думал об Эулике; о том, как ему ее не хватает сейчас… как пуста и неуютна без нее постель… как хотелось бы снова почувствовать ее в своих объятиях… поцеловать… вдохнуть аромат ее волос… Но всего этого больше нет… всего этого больше никогда не будет… и остались только воспоминания… и чувство невосполнимой утраты…
Гвэйен вспоминал как, будучи уже далеко отсюда, в старинном городе, охваченном эпидемией страшной чумы, он возненавидел Пристанище и его суеверных жителей с новой, многократно возросшей, силой… когда погибла его жена… любимая Эулика… Не будь люди так глупы, и так враждебны к тому, что не вредит им, но чего они просто не понимают… возможно Гвэйен и Эулика остались бы жить в этой чудесной долине… возможно они и сейчас были бы счастливы вместе… С ней он мог быть счастлив… только с ней… с ней он и был счастлив…
Уже заразившись, не зная, выживет ли сам, он вынес на руках ее охладевающее бездыханное тело из славного города, превратившегося в одну огромную помойную яму, и похоронил в лесу, на поляне, окруженной цветущим вереском, где им так нравилось проводить время вдвоем… Она любила, как пахнет цветущий вереск…
Он думал о ней… о том, как приятно ему было с ней вместе… А когда он уснул, она снилась ему… Утром он жалел о том, что это был только сон…
Когда из темных вод ночного марева он вынырнул в ясный солнечный день, он чувствовал себя спокойным… и пустым.
— Они плохо к тебе относились?
— Нет. Я любил их. Они хорошие люди. Они хотели добра для меня. Но я ждал, что они поддержат меня. Что не станут принимать в расчет все эти глупости.
— А им не нравилась Эулика?
— Я винил их в том, что они поддались глупым суевериям. И что из-за этого я должен страдать.
Гвэйен помолчал немного, опечаленно вздохнул…
— В конце концов, получилось, что им пришлось пострадать из-за меня. Хотя я и не виноват… Наверное…
— Люди стали плохо относиться и к ним тоже?
— Ага. В точности — так. Стали. А это конечно не благоприятствовало налаживанию и поддержанию теплых семейных отношений в нашем доме. И вот, после очередной серьезной ссоры, я предложил жене собраться и пуститься в путь. Тем более что, будучи еще детьми, мы с ней мечтали о том, чтобы вместе повидать свет.
— Вы могли бы жить в ее доме. С ее родителями.
— Она тоже говорила мне об этом. Да и мать ее, помнится, предлагала. Тогда она уже одна жила, поскольку Эрвил внезапно умер еще до нашей свадьбы. Однако, я знал, что в Пристанище нам жизни не будет… Такой, какой нам хотелось бы.
— И вы так просто оставили все? Она — свою мать. А ты бросил своих родителей. И просто уехали?
— Эулика пообещала матери, что будет ей писать и что, возможно, мы скоро приедем навестить…
— Но вы не приехали…
— Нет. Не приехали…
— Жаль.
— Я же на своих родителей был рассержен. Я был зол на людей, на Пристанище, на все в этой долине. Я просто хотел уехать и быть далеко отсюда. Просто быть далеко…
— И вы отправились в путь…
— Да. Собрались… И уехали…
— А ты бы хотел, чтобы все было по-другому, Гвэйен? Чтобы все сложилось иначе? Я бы хотела…
— По-другому уже не будет, Арианна.
Он отвел взгляд.
Ночь была спокойной: ни воя, ни даже шороха. Но Гвэйен долго не мог погрузиться в глубокий сон, а лишь все больше и больше запутывался в тягучей паутине тревожной полудремы.
Это была одна из тех ночей, в течение которых он долго не мог заснуть. Они случались время от времени…
По мере того как он приближался к своей деревне — и в конце концов оказался в ней — в нем все более возрастало неопределенное болезненное напряжение… как тогда, когда умерла Эулика… Он чувствовал неясную тревогу внутри… хотя в силу естественной сдержанности своего характера и не показывал этого в своем поведении так явно, как этого требовала внутренняя тенденция. Возвращение в родную деревню освежило в его памяти давние болезненные воспоминания, вернуло к жизни умершие думы, липкие и склизкие как грязь из Черных болот. Когда-то они уже были переварены его мятежным разумом и отброшены — осели на дно его тревожной души. Когда-то он уехал, не желая больше возвращаться в эти края, а сейчас все те тягостные раздумия, которые были оставлены прошлому, снова нахлынули на него, и теперь роились в голове неприятными воспоминаниями, и бились в груди чувством утраты.
Принятая им настойка расслабила его, но, вместо того, чтобы помочь быстро заснуть, ее эффект заставил его потонуть в полусонном мареве старых воспоминаний. В тревожной полудреме знакомые образы обступили его и снова были так же реальны как и тогда, множество долгих лет назад.
Гвэйен думал о своих родителях; о том что они не смогли тогда принять его выбор; о том, какая им самим выпала судьба… не без его вины… на старости лет поневоле пускаться в рискованные странствия. Увидит ли он их еще когда-нибудь? Думал о глупцах, распускающих мерзкие слухи, основываясь ни на чем, и тем самым сеющих среди толпы беспочвенную смуту. Думал об Эулике; о том, как ему ее не хватает сейчас… как пуста и неуютна без нее постель… как хотелось бы снова почувствовать ее в своих объятиях… поцеловать… вдохнуть аромат ее волос… Но всего этого больше нет… всего этого больше никогда не будет… и остались только воспоминания… и чувство невосполнимой утраты…
Гвэйен вспоминал как, будучи уже далеко отсюда, в старинном городе, охваченном эпидемией страшной чумы, он возненавидел Пристанище и его суеверных жителей с новой, многократно возросшей, силой… когда погибла его жена… любимая Эулика… Не будь люди так глупы, и так враждебны к тому, что не вредит им, но чего они просто не понимают… возможно Гвэйен и Эулика остались бы жить в этой чудесной долине… возможно они и сейчас были бы счастливы вместе… С ней он мог быть счастлив… только с ней… с ней он и был счастлив…
Уже заразившись, не зная, выживет ли сам, он вынес на руках ее охладевающее бездыханное тело из славного города, превратившегося в одну огромную помойную яму, и похоронил в лесу, на поляне, окруженной цветущим вереском, где им так нравилось проводить время вдвоем… Она любила, как пахнет цветущий вереск…
Он думал о ней… о том, как приятно ему было с ней вместе… А когда он уснул, она снилась ему… Утром он жалел о том, что это был только сон…
Когда из темных вод ночного марева он вынырнул в ясный солнечный день, он чувствовал себя спокойным… и пустым.
Страница
30 из 54
30 из 54
