Добавить в моё избранное
187 мин, 24 сек 3784
Поддайся!
Толстяк не успел подвести ее и приложить ей к горлу старое источенное острие. Гвэйен не дал ему такой возможности.
Ярость наполнила его энергией, и он был быстр. Как тигр, в несколько скачков он оказался рядом. И подобно лучу света, разрезающему тьму, блеснул клинок, с отвратительным хрустом врезаясь между шейными позвонками, рассекая кожу, мышцы, артерии, хрящи… Лысоватая голова покатилась под грубо сколоченный шкаф, а массивное обезглавленное тело свалилось прямо на бедную девушку, интенсивно выплескивая на нее пульсирующие карминовые струи. Она принялась кричать снова. Сильно, еще сильнее чем до появления незнакомца, дико — шок был очень большим. Забрызганная кровью, она лихорадочно пыталась выбраться из-под массивной туши несостоявшегося насильника. Гвэйен тут же бросился ей помочь, но она как раз высвободилась и, пробежав пару метров, забилась в угол. Обняв колени руками, она сидела и глядела на него безумным взглядом, не понимая толком, что произошло в эти последние несколько мгновений. Она вся была в крови. Ее растрепанная и на половину стянутая одежда пестрела большими красными пятнами и точками от маленьких брызг. Гвэйену стало ее жаль. Он понимал, что все это получилось непростительно брутально… Как-то слишком уж бесцеремонно. Но, с другой стороны, если бы насильник все же схватил девушку и приставил к ее шее свой заскорузлый клинок, все могло бы обернуться еще хуже. Кроме того, если бы даже толстяк сдался, Гвэйену пришлось бы связать его, отвезти к башням и передать дозорным под стражу, а значит — потерять время. Но злодей все же оказал сопротивление и заслуживал смерти… Вытерев меч тряпкой, подобранной со стола и спрятав его в ножны, Гвэйен сел на лавочку, что стояла под стеной и просто молчал. Девушка плакала, но уже тише; в ее всхлипываниях читалась безысходность. Он не знал, что ей сказать сейчас, да и нужно ли что-либо говорить. Поэтому — просто молчал.
«Случившееся понемногу уложится у нее в голове, — подумал он, — да и у меня тоже».
— Зачем ты это сделал? — тихо спросила она.
Глянул на нее, растрепанную, несчастную. Ее лицо, красивое лицо юной девчушки — ей бы беззаботно проживать молодые годы, радуясь каждому дню, — ее ладное личико сейчас искажала гримаса отчаяния; ее губы дрожали; ее заплаканные глаза смотрели на него, ожидая хоть какого-то ответа, объяснения, утешения…
— Я хотел помочь тебе… — ответил он. «Я ведь и помог… — подумал, — Помог ведь… Хотя, наверное, в такой помощи мало приятного… Но, все же, это моя работа — помогать людям именно так… Я должен был вмешаться»… Глянул в ее глаза. — И наказать твоего обидчика… — докончил вслух. Она сидела в углу, безутешная, опустив руки на дощатый пол. Из ее небесно-голубых глаз капали слезы.
— Ты в порядке?
— Зачем ты это сделал? — снова повторила она. — Я вся в крови. А он… Я просто хочу не помнить этого… я просто хочу… — ее слова сорвались в плач.
Гвэйен посмотрел на нее, посмотрел на тучное обезглавленное тело на полу, на ужасающую лужу крови, на то, как от загустевающей жидкости слиплась шерсть на шкуре зверя. Это было плохое начало. Оно никак не способствовало его нынешнему заданию. Оно задерживало и угнетало. Хотя и не вмешаться он не мог: это было бы против его долга и против его убеждений.
Гвэйен слушал плач девушки, и ему показалось, что он начал стихать. Но, взяв небольшой перерыв, всхлипывания разразились с новой силой.
Он медленно поднялся и вышел из хижины во двор. Его гнедой с темно-серыми пятнами конь — Буран — пощипывал траву в роще, прохаживаясь средь берез. Возможно, его отогнали отзвуки происходившего в доме, а может просто отбрел, привлеченный красотою деревьев, притягательной аурой беззаботной цветущей жизни, которую животные бессознательно ощущают.
Гвэйен направился к нему. Снял с лошади вьюки. Из вьюков он достал маленькую кожаную сумочку. Открыл ее. В ней все было устроено так, чтобы рыболовные снасти — крючки и лески, смотанные в аккуратные моточки, а также поплавки из коры пробкового дерева — располагались очень упорядоченно и путник легко мог выбрать нужные ему компоненты, а затем, вырезав подходящую палку, соорудить нехитрый, но весьма полезный инструмент. Так он и поступил, сломав молодую березку у самой земли и сделав из нее удилище, к которому прикрепил все остальное.
Вьюки он занес в дом и поставил сразу у двери. Девушка еще сидела в углу. Она уже не плакала. Основным мотивом ее внутреннего мира сейчас была опустошенность. Он хорошо знал такие состояния.
— Я пойду поймаю что-нибудь на ужин в Прозрачной реке, — сказал он.
Она никак не отреагировала.
Завесив пневмострел на плечо чтобы не оставлять оружие без присмотра, Гвэйен двинулся в сторону реки.
Под ивой, растущей на берегу Прозрачной реки он вырыл жирного и сочного червя. Оторвал кусок животного и одел на острый как игла крючок.
Толстяк не успел подвести ее и приложить ей к горлу старое источенное острие. Гвэйен не дал ему такой возможности.
Ярость наполнила его энергией, и он был быстр. Как тигр, в несколько скачков он оказался рядом. И подобно лучу света, разрезающему тьму, блеснул клинок, с отвратительным хрустом врезаясь между шейными позвонками, рассекая кожу, мышцы, артерии, хрящи… Лысоватая голова покатилась под грубо сколоченный шкаф, а массивное обезглавленное тело свалилось прямо на бедную девушку, интенсивно выплескивая на нее пульсирующие карминовые струи. Она принялась кричать снова. Сильно, еще сильнее чем до появления незнакомца, дико — шок был очень большим. Забрызганная кровью, она лихорадочно пыталась выбраться из-под массивной туши несостоявшегося насильника. Гвэйен тут же бросился ей помочь, но она как раз высвободилась и, пробежав пару метров, забилась в угол. Обняв колени руками, она сидела и глядела на него безумным взглядом, не понимая толком, что произошло в эти последние несколько мгновений. Она вся была в крови. Ее растрепанная и на половину стянутая одежда пестрела большими красными пятнами и точками от маленьких брызг. Гвэйену стало ее жаль. Он понимал, что все это получилось непростительно брутально… Как-то слишком уж бесцеремонно. Но, с другой стороны, если бы насильник все же схватил девушку и приставил к ее шее свой заскорузлый клинок, все могло бы обернуться еще хуже. Кроме того, если бы даже толстяк сдался, Гвэйену пришлось бы связать его, отвезти к башням и передать дозорным под стражу, а значит — потерять время. Но злодей все же оказал сопротивление и заслуживал смерти… Вытерев меч тряпкой, подобранной со стола и спрятав его в ножны, Гвэйен сел на лавочку, что стояла под стеной и просто молчал. Девушка плакала, но уже тише; в ее всхлипываниях читалась безысходность. Он не знал, что ей сказать сейчас, да и нужно ли что-либо говорить. Поэтому — просто молчал.
«Случившееся понемногу уложится у нее в голове, — подумал он, — да и у меня тоже».
— Зачем ты это сделал? — тихо спросила она.
Глянул на нее, растрепанную, несчастную. Ее лицо, красивое лицо юной девчушки — ей бы беззаботно проживать молодые годы, радуясь каждому дню, — ее ладное личико сейчас искажала гримаса отчаяния; ее губы дрожали; ее заплаканные глаза смотрели на него, ожидая хоть какого-то ответа, объяснения, утешения…
— Я хотел помочь тебе… — ответил он. «Я ведь и помог… — подумал, — Помог ведь… Хотя, наверное, в такой помощи мало приятного… Но, все же, это моя работа — помогать людям именно так… Я должен был вмешаться»… Глянул в ее глаза. — И наказать твоего обидчика… — докончил вслух. Она сидела в углу, безутешная, опустив руки на дощатый пол. Из ее небесно-голубых глаз капали слезы.
— Ты в порядке?
— Зачем ты это сделал? — снова повторила она. — Я вся в крови. А он… Я просто хочу не помнить этого… я просто хочу… — ее слова сорвались в плач.
Гвэйен посмотрел на нее, посмотрел на тучное обезглавленное тело на полу, на ужасающую лужу крови, на то, как от загустевающей жидкости слиплась шерсть на шкуре зверя. Это было плохое начало. Оно никак не способствовало его нынешнему заданию. Оно задерживало и угнетало. Хотя и не вмешаться он не мог: это было бы против его долга и против его убеждений.
Гвэйен слушал плач девушки, и ему показалось, что он начал стихать. Но, взяв небольшой перерыв, всхлипывания разразились с новой силой.
Он медленно поднялся и вышел из хижины во двор. Его гнедой с темно-серыми пятнами конь — Буран — пощипывал траву в роще, прохаживаясь средь берез. Возможно, его отогнали отзвуки происходившего в доме, а может просто отбрел, привлеченный красотою деревьев, притягательной аурой беззаботной цветущей жизни, которую животные бессознательно ощущают.
Гвэйен направился к нему. Снял с лошади вьюки. Из вьюков он достал маленькую кожаную сумочку. Открыл ее. В ней все было устроено так, чтобы рыболовные снасти — крючки и лески, смотанные в аккуратные моточки, а также поплавки из коры пробкового дерева — располагались очень упорядоченно и путник легко мог выбрать нужные ему компоненты, а затем, вырезав подходящую палку, соорудить нехитрый, но весьма полезный инструмент. Так он и поступил, сломав молодую березку у самой земли и сделав из нее удилище, к которому прикрепил все остальное.
Вьюки он занес в дом и поставил сразу у двери. Девушка еще сидела в углу. Она уже не плакала. Основным мотивом ее внутреннего мира сейчас была опустошенность. Он хорошо знал такие состояния.
— Я пойду поймаю что-нибудь на ужин в Прозрачной реке, — сказал он.
Она никак не отреагировала.
Завесив пневмострел на плечо чтобы не оставлять оружие без присмотра, Гвэйен двинулся в сторону реки.
Под ивой, растущей на берегу Прозрачной реки он вырыл жирного и сочного червя. Оторвал кусок животного и одел на острый как игла крючок.
Страница
7 из 54
7 из 54
