Добавить в моё избранное
185 мин, 35 сек 1338
А если мы победим? О будущем нужно думать уже сейчас!
— Я слушаю тебя, гроссдроттнинг.
Морра немного помолчала, собираясь с мыслями. И заговорила вновь:
— Подумай, как долго народы заката уничтожали друг друга в кровопролитных войнах, плели друг против друга интриги, становясь легкой добычей захватчиков вроде Даннера или Хейда. Туаты ненавидят теудов, варяги — норсмадр, пикты — Альбион… Но самые великие умы Заката мечтали о том, чтобы прекратить это, чтобы люди с белой кожей и голубыми глазами жили в согласии… и правили миром. Готтхард Кровавый, которого следует звать Готтхардом Великим, Светозар, конунг варягов, мой отец — объединение Заката, союз и братство его народов были их целью, во имя которой они сражались и они, если приходилось, умирали. И помни, Володар — некогда все белые люди были одним, грозным и непобедимым племенем… и называли себя ариями!
— Я знаю. Мне рассказывали об этом волхвы… Но это было в глубокой древности.
— Наше единство распалось. Но не потому ли, что еще не рожден великий вождь, способный возродить его во всей славе? Ты придешь на Закат освободителем. Но в тебе течет кровь народа Рос, и ни капли крови теуда или туата… Племена Заката увидят в тебе такого же тирана, как Хейд, если ты станешь диктовать им свою волю.
— Так чего же ты хочешь от меня?
Уголки Морриных губ поползли вверх, но она быстро стерла с лица улыбку и ответила:
— Кто лучше меня поможет тебе объединить Закат? Давай разделим земли, ныне покоренные Хейдом, между собой. И память об этой великой войне станет залогом вечного мира между нашими народами. Две ветви некогда единого народа — две державы, вечный союз которых не будет знать себе равных.
Володар задумался. В его памяти всплыли все войны прошлого, описания которых заставляли его когда-то с трепетом отрываться от свитков летописи ии думать: да было ли такое? Как часто Закатная граница становилась кровоточащей раной на теле великой державы, и без того изнемогающей в борьбе с кочевыми ордами Степей! Неужели это — время мести Закату за все преступления против братьев?
Но царь Арьяварты ответил так:
— Если я и приду на Закат во главе своих воинов, я действительно приду освободителем, а не новым тираном. Там — мои и твои братья, гроссдроттнинг, и вся прежняя вражда — вина вождей. Я хочу видеть союз не двух самых удачливых полководцев, а всех белых народов, чтобы рядом со мною, тобою, царями скифов и венетов сели на совете райксы теудов, вожди туатов, правители Альбиона… Понимаешь? Вот где истинное величие! С ним не сравнится никакая власть. И никакая слава…
… Медленно, как в полусне, распахнулись створы входа в зал. Женская фигура в белом, со свечею в руке, приблизилась к Володару. Он узнал в ней Предславу, и даже на миг рассердился, что жена прервала ход его мыслей — но неприязнь тут же сгинула. Потому что эта давно знакомая, едва одетая и простоволосая женщина вдруг показалась царю необычайно красивой.
— Чего бродишь-то так? — наконец спросил Володар — А ну как заметит кто?
— Тебя хотела увидеть. — ответила Предслава, подойдя совсем близко.
— Что, не насмотрелась на меня за все годы?
— Не насмотрелась! — вдруг со всхлипом выдохнула царица — Не насмотрелась!
И не успел Володар даже подняться ей на встречу, как Предслава бросилась к нему на грудь и начала шептать на ухо:
— За что ты меня так ненавидишь? Идет война, ты готов пойти на муки, на смерть — но не желаешь найти времени, чтобы побыть со мной! Ты думаешь обо всех, кроме меня! За что мне это?!
Почувствовав на своей щеке слезы, Володар обнял жену, желая взять ее на руки и отнести в опочивальню, но замер, услышав:
— Я люблю тебя…
Эти три слова и он говорил — сначала этой женщине, волею отца ставшей его женою, затем — своей эльфийке. Володар посадил Предславу на колени, прижав к себе. От нее пахло цветами и свежим хлебом, и царь почти неосознанно начал гладить ее теплое тело сквозь тонкую ткань. Его слуха вновь достиг ее шепот:
— Ты делаешь это как всегда — без любви…
Володар поцеловал жену, как ребенка — в лоб:
— Эх, Славуня, Славуня… Сердцу-то не прикажешь, не от людей это зависит — от Богов. А может — и они не властны.
Он замолчал. Губы Предславы искали его рот, и царь ответил на ее поцелуй. «А ведь я ее люблю!» — вдруг понял Володар. А память услужливо заставляла его видеть не жену, не Зал Царей, а непролазную грязь на дорогах после дождей, надорвавшихся и павших в переходах лошадей, пылающие города, изуродованные тела сраженных воинов, тучи воронья над полями отбушевавших битв — все то, что ему довелось увидеть и остаться живым, и что ждет его впереди, в величайшей из войн, какие только гремели на земле его народа. Но над всем этим поднималось Солнце — Ярило, красно — золотой диск в чистой небесной синеве, которая смотрела на царя из глаз Предславы.
— Я слушаю тебя, гроссдроттнинг.
Морра немного помолчала, собираясь с мыслями. И заговорила вновь:
— Подумай, как долго народы заката уничтожали друг друга в кровопролитных войнах, плели друг против друга интриги, становясь легкой добычей захватчиков вроде Даннера или Хейда. Туаты ненавидят теудов, варяги — норсмадр, пикты — Альбион… Но самые великие умы Заката мечтали о том, чтобы прекратить это, чтобы люди с белой кожей и голубыми глазами жили в согласии… и правили миром. Готтхард Кровавый, которого следует звать Готтхардом Великим, Светозар, конунг варягов, мой отец — объединение Заката, союз и братство его народов были их целью, во имя которой они сражались и они, если приходилось, умирали. И помни, Володар — некогда все белые люди были одним, грозным и непобедимым племенем… и называли себя ариями!
— Я знаю. Мне рассказывали об этом волхвы… Но это было в глубокой древности.
— Наше единство распалось. Но не потому ли, что еще не рожден великий вождь, способный возродить его во всей славе? Ты придешь на Закат освободителем. Но в тебе течет кровь народа Рос, и ни капли крови теуда или туата… Племена Заката увидят в тебе такого же тирана, как Хейд, если ты станешь диктовать им свою волю.
— Так чего же ты хочешь от меня?
Уголки Морриных губ поползли вверх, но она быстро стерла с лица улыбку и ответила:
— Кто лучше меня поможет тебе объединить Закат? Давай разделим земли, ныне покоренные Хейдом, между собой. И память об этой великой войне станет залогом вечного мира между нашими народами. Две ветви некогда единого народа — две державы, вечный союз которых не будет знать себе равных.
Володар задумался. В его памяти всплыли все войны прошлого, описания которых заставляли его когда-то с трепетом отрываться от свитков летописи ии думать: да было ли такое? Как часто Закатная граница становилась кровоточащей раной на теле великой державы, и без того изнемогающей в борьбе с кочевыми ордами Степей! Неужели это — время мести Закату за все преступления против братьев?
Но царь Арьяварты ответил так:
— Если я и приду на Закат во главе своих воинов, я действительно приду освободителем, а не новым тираном. Там — мои и твои братья, гроссдроттнинг, и вся прежняя вражда — вина вождей. Я хочу видеть союз не двух самых удачливых полководцев, а всех белых народов, чтобы рядом со мною, тобою, царями скифов и венетов сели на совете райксы теудов, вожди туатов, правители Альбиона… Понимаешь? Вот где истинное величие! С ним не сравнится никакая власть. И никакая слава…
… Медленно, как в полусне, распахнулись створы входа в зал. Женская фигура в белом, со свечею в руке, приблизилась к Володару. Он узнал в ней Предславу, и даже на миг рассердился, что жена прервала ход его мыслей — но неприязнь тут же сгинула. Потому что эта давно знакомая, едва одетая и простоволосая женщина вдруг показалась царю необычайно красивой.
— Чего бродишь-то так? — наконец спросил Володар — А ну как заметит кто?
— Тебя хотела увидеть. — ответила Предслава, подойдя совсем близко.
— Что, не насмотрелась на меня за все годы?
— Не насмотрелась! — вдруг со всхлипом выдохнула царица — Не насмотрелась!
И не успел Володар даже подняться ей на встречу, как Предслава бросилась к нему на грудь и начала шептать на ухо:
— За что ты меня так ненавидишь? Идет война, ты готов пойти на муки, на смерть — но не желаешь найти времени, чтобы побыть со мной! Ты думаешь обо всех, кроме меня! За что мне это?!
Почувствовав на своей щеке слезы, Володар обнял жену, желая взять ее на руки и отнести в опочивальню, но замер, услышав:
— Я люблю тебя…
Эти три слова и он говорил — сначала этой женщине, волею отца ставшей его женою, затем — своей эльфийке. Володар посадил Предславу на колени, прижав к себе. От нее пахло цветами и свежим хлебом, и царь почти неосознанно начал гладить ее теплое тело сквозь тонкую ткань. Его слуха вновь достиг ее шепот:
— Ты делаешь это как всегда — без любви…
Володар поцеловал жену, как ребенка — в лоб:
— Эх, Славуня, Славуня… Сердцу-то не прикажешь, не от людей это зависит — от Богов. А может — и они не властны.
Он замолчал. Губы Предславы искали его рот, и царь ответил на ее поцелуй. «А ведь я ее люблю!» — вдруг понял Володар. А память услужливо заставляла его видеть не жену, не Зал Царей, а непролазную грязь на дорогах после дождей, надорвавшихся и павших в переходах лошадей, пылающие города, изуродованные тела сраженных воинов, тучи воронья над полями отбушевавших битв — все то, что ему довелось увидеть и остаться живым, и что ждет его впереди, в величайшей из войн, какие только гремели на земле его народа. Но над всем этим поднималось Солнце — Ярило, красно — золотой диск в чистой небесной синеве, которая смотрела на царя из глаз Предславы.
Страница
32 из 51
32 из 51
