Западня

Я поднял голову и посмотрел туда. Серебристый лунный «прожектор» услужливо осветил его и… Крик застрял в моей глотке, так и не вырвавшись наружу, а волосы зашевелились на голове!

В самом темном и дальнем углу я увидел нечто поистине ужасное. Гигантская туша, размером с кита, словно выплывшая из черных глубин самых жутких кошмаров. Добрая сотня огромных белесых глазищ-шаров, какими-то дьявольскими лучами злобы и сладострастной неистовости пронзавшими меня, без малого пятью десятками лап, размером с толстый канат. Эта тварь с легкостью могла бы раздавить девятиэтажный дом, как куличик из песка! Но не её размеры, не её колоссальная сила ужаснули меня. Ужаснула меня та волна запредельной, нечеловеческой злобы и ненависти, что исходила от НЕЁ, словно гигантский цунами способной стереть с лица земли целые города и континенты!

— Королева-мать! Королева-мать! Королева-мать! — заверещал паучок, видимо, сам потрясенный увиденным. — Молис-с-с-с-сь вс-с-с-с-сем богам, каких ты з-з-з-знаеш-ш-ш-шь, и тем, каких не з-з-з-знаеш-ш-ш-шь тож-ж-ж-ж-же, благодари Вс-с-с-с-севыш-ш-ш-ш-шнего, что ОНА линяет-с-с-с-с-с! С-с-с-с-с-смотри!

Я внимательно осмотрел чудовище и заметил, что её черный хитиновый панцирь, утыканный косматыми черными волосами, кое-где отслаивается, показывая, словно дыры в ткани, нежную, розово-белесую подкладку тонкой кожи.

Чудовище содрогнулось и вместе с ней заплясала, как висельник, вся гигантская паутина, вместе с волной зловония меня потряс дикий вой боли, от которого я едва не оглох, — и вслед за этим ещё один кусок покрытой белесым гноем черного панциря, оторвавшись, полетел вниз.

В глазах у меня потемнело, и я потерял сознание.

В чувство меня привел бодрящий аромат только что сваренного кофе. На кухне раздавались привычные звуки — звон ложек, шум открытой воды, переставляемых тарелок.

Я кое-как встал и тут же закашлялся, дышать было трудно. Я быстро пошел в ванную и под сильным напором воды выблевал — целый клок шелковистых на ощупь волос!

Я посмотрел в зеркало — на шее виднелись отчетливые следы удушья, под глазами — черные круги.

— Хочешь побриться? Лучше не надо, тебе идет борода.

Я снова поднял глаза и в зеркале увидел Диану — в легком, еле прикрывающем миниатюрное тело шелковом халатике, искусно украшенном прихотливой вышивкой. Она улыбалась, но как-то вяло, щеки побледнели, паутинки еле заметных морщинок обозначились в уголках губ. Глаза вновь скрывали очки-зеркалки в пол лица

Она поймала мой взгляд:

— Прости, сама только что встала, не успела привести себя в порядок. Ну, давай что ли, чмоки-чмоки?

Она подошла сзади и нежно обняла меня за плечи. От неё удушливо пахло каким-то шампунем. Руки, несмотря на всю их миниатюрность, показались тяжелее гири, а тонкие острые ногти-коготки больно оцарапали мне кожу.

— Ой, что тут у тебя на шее, паучок что ли?

Спросонья я не успел сообразить, как она одним движением руки уже смахнула его на пол и тут же раздавила тапком. Не как это делает обычная домохозяйка, с отвращением и испугом, а с каким-то поистине сатанинским наслаждением, медленно размазывая его по полу.

Я вздрогнул. На долю мгновения мне показалось, что я услышал какой-то душераздирающий писк.

— Это всего лишь паучок, Кир, шляются тут где ни попадя, будто места своего не знают! — и она страстно обняла меня и чуть прикусила мочку уха остренькими зубками.

Я не без труда освободился от её опротивевших мне ласк.

— Но… но… ты же… люб-бишь па-уков… — еле выдавил я, заикаясь, не в силах оторвать взгляда от мокрого пятнышка с еле заметными ниточками-ножками, которые продолжали судорожно дергаться.

— Это не ценный экземпляр, — словно издалека донесся до меня её ставший металлически безразличным голос. — Обыкновенный домашний. Таких много. К тому же я не люблю, когда они сбегают от меня. Паук должен знать свое место!

— Так говорит их Королева? — я пронзительно взглянул на неё — и она не отвела взгляд.

Мы простояли так молча — минуту, может, две.

Наконец, она четко и твердо процедила сквозь зубы:

— Да, Королева. И это — МОЕ царство.

— А кто же тогда я?

— Ты… — секунда замешательства. — Ты — мой гость, пока…

— … не закончится линька — закончил я за неё.

— Уверяю, ты узнаешь об этом первый, — отрезала она. — Ну а теперь — прошу к столу. Надеюсь, ты не против яичницы с помидорами и колбасой и крепкого кофе? Две ложки сахара, все как ты любишь…

Завтрак, откровенно говоря, совсем не лез в горло, но я почему-то решил его доесть во что бы то ни стало, несмотря на тошноту, рвотные позывы. Оставаться в Логове мне не хотелось ни минуты, я твердо решил покинуть это место навсегда. Пусть с этим чудовищем бьется кто-нибудь другой — Бог, боги, Герои, Спаситель — или кого там ещё придумывали авторы бесконечных мифов со времен Гильгамеша?