Единорог

И еще из головы моей все не шел голос отца, говоривший: «Чтобы ты не назвала ее Вивианой. У нее и так есть немало шансов погубить своего Мерлина».

Асмодей смотрел на меня так, будто читал мои мысли. Сказал:

— Не терзайте себя, Валерия. Не вам предназначено сгубить его, а ему — вас. Вам никогда не приходилось слышать вот это?

Как мощный лев, чьей царственной державе

Единорог мятежно вызов шлет,

И лев тогда при встрече их в дубраве,

К стволу прижавшись, нападенья ждет;

Враг мчится вскачь, сейчас его проткнет,

Но лев отпрянул вбок, и рог в стволе застрянет.

Враг в западне, теперь он не уйдет,

Бесценный рог добычей славной станет,

И победителя обильный ужин манит.

— Что это?

— Английская поэма. Шестнадцатый век. Хищная кошка — это извечный враг единорога.

— Если вы про эту поэму, то дело не в извечности, — буркнула я, — Это про Англию и Шотландию. В восемнадцатом веке они объединились под одной короной, и в гербе у Англии теперь вместе и английский леопард, и шотландский единорог. Это политика, просто политика.

— И в Великом Деянии, — прибавил Асмодей с улыбочкой на устах, — золотолев борется с ртутьюединорогом.

— Разве? — сказала я.

— Ах, да! Вы, верно, знаете лишь классические иллюстрации Бархузена, достопамятного профессора химии из Лейдена, написавшего «Elemeta chemicae»? Символом золота там является солнце, ртути — серебро. Но ртуть — это не только серебро, как серебро — не только ртуть. Ведь есть еще единорог, лунный зверь, зверь с рогом, противник зверякошки.

А мне вдруг посреди этой его тирады так ясно припомнилось из Борхеса:

Бой был неотвратим и бесконечен.

И гибель находил один и тот же

Бессмертный тигр. Не стоит поражаться

Уделу Карвахаля. Твой и мой

Такие же. Но наш извечный хищник

Меняют лики и названья — злоба,

Любовь, случайность или этот миг.

Вот уж воистину. Но тема эта мне не слишком нравилась, она чтото будила во мне, смутные подозрения, которым не место было в моей жизни. Им нигде не было места — разве что в жизни моих родителей, вот уж кто жил на таких вот намеках.

— Я не хочу об этом говорить, — сказала я.

— А о чем вы хотите говорить?

— О вас, например.

— Обо мне? — он вздернул мохнатые брови.

— Моя мифическая сущность мне ясна, — заявила я, — Ваша — не очень. Но ваша болтовня о любви хотя бы оправдывается вашей репутацией бесасовратителя. Ну, что скажете, плод любви падших ангелов и человеческих дочерей, убийца женихов Сарры? Помоему, вы даже чемто там не тем занимались в гареме Соломона?

— Что же вы хотите теперь услышать? Не врут ли легенды? Не врут. В общем. В частностях, конечно, привирают.

— Как насчет крылатости и прочего? Не станете же вы утверждать, что это ваш подлинный облик.

— Не стану, — сказал он с непередаваемой улыбкой.

— А каков настоящий?

— Боюсь, что я не могу вам сказать.

— А показать?

Он лишь покачал головой.

— Я должна верить вам на слово? — не успокаивалась я.

— Можете вообще не верить.

Мы замолчали. Мне ужасно хотелось сказать ему, что легенда о Китоврасе и Царе Соломоне — одна из самых моих любимых. Но сказать это почемуто было совершенно невозможно. К тому же, мне казалось, он знает: с такой странно грустной, задумчивой улыбкой он сидел.

Вместо того, что хотела, я сказала:

— Эта Сарра, что стала женой Товии, она действительно была так хороша? Или это относится к тем самым частностям? Вы действительно сгубили семь ее женихов и обожглись только на восьмом?

— Женихов было пять, — сказал Асмодей, — Всего пять, Товия был пятым. И вся эта ерунда о рыбном духе тоже… частности. Неужели похоже, что я не смог бы перенести какогото рыбного запаха?

— Кто вас знает, — пробормотала я.

Мы снова замолчали. Наконец, я не выдержала.

— Валера действительно погибнет? Изза меня?

— Возможно.

— Возможно?

— Возможно, он погибнет. Возможно, нет. Но в этом будет лишь его вина, не ваша. Нельзя погибнуть изза когото, Валерия. И вы далеко не дева Вивиана.

— И на том спасибо.

— Но вы вполне можете ею стать. Правда, для это вам придется отыскать своего Мерлина, ведь ваш Валера на Мерлина никак не тянет.

— Мне кажется, вы его недооцениваете.

— Разве он похож на Мерлина?

— Скорее на короля Артура, — пробормотала я.

— Он всего лишь бывший афганец, ставший теперь бандитом. Или новым русским. Как это у вас называется?

— А я всего лишь домашняя девочка, студенточкатретьекурсница.

— Вы, Валерия, прежде всего дочь своих родителей, дочь пана Станислава и пани Нинианы.