Лес

Ведь у этого «Ивана» есть точно такая же родная деревня, жена, дети… Были.

— Чего, везде вас так, с ружьями, встречают? — спросил Алексей, бросивший пустую пивную бутылку в урну на автобусной остановке, мимо которой они проходили.

— Нет. Есть нормальные люди. Но их мало. Именно за счёт таких людей и жива ещё Отчизна. Зайди в любую деревню, поговори с людьми, и тот, кого больше всего хулят — тот, скорее всего, и будет тем нормальным человеком — человеком с правильным понятием о жизни. В каждой деревне живёт 5-10% «правильных», а остальные… — Мороз устало махнул рукой.

Как раз в этот момент мимо них проезжала машины, водитель, принявший жест Мороза по своему, остановился, и сдал задним ходом:

— Куда, пацаны?

— Нет, спасибо, мы так — пешком дойдём, тут уж не далеко; — ответил Мороз, поглощённый своими мыслями.

— А чего рукой махали? — спросил слегка растерявшийся водитель, видимо надеявшийся немного подкалымить.

— Мы тут с другом про страну нашу говорим; — объяснил Мороз.

— Ну, тогда понятно! — понимающе улыбнулся водитель. — Тогда понятно! — с улыбкой повторил он. И медленно покатил дальше, по своим делам.

— Этот человек сразу всё понял! — сказал Мороз, кивнув на мелькающую под проезжаемыми фонарями машину.

Алексей засмеялся:

— То есть люди несправедливо сердятся на вас? — сказал он, когда машина растворилась во тьме.

— В основном да. Мы — не воры, мы — не насильники, мы — не пьяницы, которые выносят из хаты последнее. За что на нас сердиться? Что лично им — этим вечно недовольным, что мы им сделали плохого? Часто бывает так, что местные пользуются нехорошей славой «нелегалов», сваливая на нас свои преступления.

— Бывает и такое? — удивился Алексей, которому было интересно знать всё, о тёмной стороне жизни поисковиков.

— Да постоянно! Срезали местные мужики кабель — «чёрные копатели» виноваты. Сдали полу разобранные колхозные комбайны — снова мифические «чёрные копатели». Были случаи, сам видал: в лесу место, куда упал самолёт, во время войны. Вся деревня об этом знает…

— Та же деревня? — перебил Алексей.

— Нет, это уже совсем другой край. Верхушки старых, засохших деревьев сломаны — получается на подобие вырубленной по серединам стволов площадки. На земле, метров в пятидесяти от этой «просеки», лежит броне защита нашего самолёта. На ней лишь следы алюминиевых клёпок. Дюраль отодрали местные жители, разобрав самолёт полностью и сдав дюраль, из которого он был сделан, в «цветмет». Всё, что осталось от самолёта — это пробитый пулями бронелист, который просто невозможно утащить целиком, без распила. Иначе тоже давно бы сдали. Мы прозондировали почву, вокруг места падения, и обнаружили множество осколков, кусков дюрали, приборы навигации, безнадёжно испорченные. И каждый в этой деревне ненавидит «чёрных копателей», хотя сами сдали алюминий, сорванный с бесценного памятника гордости нашей авиации — боевого самолёта! Нас ненавидят не за то, что мы «копаем могилы», а за то, что «наживаемся» у людей под носом, и не делимся. Пропаганда сыграла на отличительной черте нашего народа — на жадности ко всему халявному, на зависти к ближнему. Есть у меня кроешь — Малыш, так он любит мастерить всякие изделия из военного хлама. Например, из латунной гильзы от пушки — сорокопятки, он делает стопки. Отпиливает лишнее, высверливает воспламенительную трубку, и шлифует получившуюся стопку на станке, до равномерного, зеркального блеска. Не просто снимает патину — это можно было бы сделать, погрузив латунь в колу, а именно шлифует до состояния зеркала. Толщина стенки этой гильзы — два миллиметра у основания. Если повезёт, и получиться найти такую вещь в хорошем состоянии — то придётся снять лишь один миллиметр. — Мороз замолчал.

— И что? К чему ты это мне рассказал?

— То есть, за прошедшее с войны время, стойкая к агрессивной среде медь, с примесью цинка — латунь, наполовину, в лучшем случае, уничтожена. Через полвека из такой гильзы стопку уже не сделаешь — дырки будут сквозными. Так что же, собственно, плохого для общества делает Малыш? Он спасает от неизбежного гниения крупицы, оставшиеся после ВОВ, восстанавливает, тратя на это время, силы, и электроэнергию от работы станков. Не говоря уже о том, что эту гильзу надо ещё и найти. И продаёт. И эта стопка, будет напоминать купившему, что была такая война, и об этом он расскажет своим детям и друзьям, предъявив им эту стопку в качестве вещественного доказательства. Люди будут интересоваться, они не будут забывать о подвиге наших предков. И это — я считаю, намного лучше, чем, если бы эта гильза просто сгнила в земле.

— Я бы купил себе такой наборчик! — сказал Алексей.

— Без проблем. Могу поговорить с Малышом. Люди сами живут на немецких трофеях, и сами знают об этом.