Добавить в моё избранное
155 мин, 15 сек 15793
, милиция для тебя, что храм». Но только не тогда, когда Хрюша поднялся и, вместо машинального отряхиванья коленок, осмотрелся вокруг…
Поначалу Хрюше показалось, будто бы он так здорово тюкнулся головой, что у него в глазах потемнело. Но чуть позже до него дошло, что в городе вырубили электричество.
— Ну, так что же ты не отряхиваешься? — тоже остановился милицейский и продолжал изображать всё ту же беззаботную весёлость. — Ведь ты посмотри, какой пол пыльный!
Тем не менее, голос «милиционера» разносился по помещению в виде эха, которое говорило о том, что помещение пустынно, и, кроме Хрюши и этого странного «милицейского» мутанта здесь больше никого нет и, возможно, не было ещё неведомо сколько времени.
Хрюша посмотрел на этого типа: он так напрягся, словно ждал ответа на свой дурацкий вопрос. Наверно, вопрос не казался «милицейскому» дурацким. В общем, Хрюшу напугал этот его вид, и он побежал в сторону двери, чтобы успеть её толкнуть (дверь открывалась наружу, иначе бы Хрюша не споткнулся о порог) и выскочить, пока мутант не рванулся следом и не шибанул Степашку об стену, как тряпичную куклу. Но милиционер не думал даже пошевелиться. Он всё так и продолжал стоять, как будто ожидая чего-то странного.
Хрюша рассчитывал на то, что, если он выскочит на улицу, то там «мутант» его не долбанёт об стену и не прошипит «кто тебе разрешал дёргаться, щенок», поскольку на улице будут свидетели… Ну, другие милиционеры. Но Хрюша совершенно не настраивался на то, что дверь будет заперта снаружи на тяжёлый навесной замок (ведь этого же не может быть: не прошло и десяти секунд, как дверь за Хрюшей захлопнулась и легонько подпихнула мальчика под ягодицы; даже если этот «мутант» с кем-то сговорился и тот запер дверь снаружи, всё равно, Хрюша бы услышал щелчки запираемого замка). И вот, поскольку Хрюша не настроился на то, что дверь обязательно окажется замурованной, как только он к ней подбежит, то испугался вдвое, а то и вчетверо сильней прежнего. У него даже слёзы из глазок брызнули…
— И чего ты плачешь? — произнёс милиционер, всё так же стоявший неподвижно. — Так сильно не хочешь отвечать, почему не отряхиваешь коленки, что даже горестно тебе сделалось от этого?
Милиционер всё продолжал изображать показную весёлость…
— Но — смею тебя огорчить… То есть, опечалить по-настоящему; по серьёзному. Дело в том, что ты заподозрил, будто бы я наврал про бумаги со штрафом. Заподозрил, правильно? А я, нет, не наврал. Я действительно помогу заполнить тебе все эти дерьмовые бумаги. Но перед этим отключу у тебя память.
— Что? — не расслышал Степашка, поскольку милиционер не сформулировал свою мысль, а выразил её пространно.
— Другими словами, ты, малыш, не заметишь, как превратишься на некоторое/небольшое время в девочку.
— Во что? — расслышал, но недопонял Хрюша, что мелет ему этот юродивый.
— Ай, не обращай внимания, не переспрашивай. Всё равно ты ничего потом не запомнишь.
6
Мальчонку, который чисто случайно встретился Свете, звали Витей Коленкиным. Света видела, что он собирается ретироваться, но ей не хотелось просто так его отпускать.
— Послушай, как тебя, у меня даже и в мыслях не было тебя передразнивать, — распинался этот «милицейский» подросток перед Витей Коленкиным. — Ну, как будто ты вошёл в участок и жалуешься на Бондаренко, а я начинаю изображать из себя его избалованного балбеса, чтобы тем самым тебе досадить. Поверь, мне это совершенно ни к чему.
— Меня зовут Витёк, а не «как тебя», — остановился Коленкин, чтобы объяснить. — А тебя как зовут, если не «Лёликом» или Валериком Бондаренко? Это во-первых. Теперь во-вторых: как ты можешь изображать «избалованного балбеса», если считаешь, что им не являешься? Кроме того, откуда ты столько наслышан об этом Бондаренко? И наконец в-третьих: с чего ты взял, что тебе удалось мне досадить? Может, мне наплевать на всех и каждого в отдельности, кто надо мной дразнится или старается вышутить.
— Тебе честно ответить или соврать?
— Ну, я же тебе честно сказал?
— Если честно, то случилась одна странная ситуёвина, — начала отчитываться перед ним Света. — Короче, нас поменял телами его отец… Ну, как тебе сказать? Сменил девочку на мальчика, а вернуть не смог, поскольку это его родной сын.
— Он чё, совсем что ли сдурел? Постой-постой. А причём здесь, смог или не смог вернуть? Он что, сам тебе это сказал?
— Ну, знаешь такое выражение «сапожник без сапог»? К примеру, чужие семьи разрушать он может, как тот пьяный в тесном помещении, который шатается, задевает каждый предмет (например, картонные коробки с пустыми бутылками) своим неуклюжим туловищем и тот падает-разбивается, а он потом садится и уморительно склеивает каждый бутылочный осколочек, но, если этот тип случайно съедет с катушек и «разобьёт» свою семью, то так легко склеить, как «чужие бутылки», ему уже не удастся.
Поначалу Хрюше показалось, будто бы он так здорово тюкнулся головой, что у него в глазах потемнело. Но чуть позже до него дошло, что в городе вырубили электричество.
— Ну, так что же ты не отряхиваешься? — тоже остановился милицейский и продолжал изображать всё ту же беззаботную весёлость. — Ведь ты посмотри, какой пол пыльный!
Тем не менее, голос «милиционера» разносился по помещению в виде эха, которое говорило о том, что помещение пустынно, и, кроме Хрюши и этого странного «милицейского» мутанта здесь больше никого нет и, возможно, не было ещё неведомо сколько времени.
Хрюша посмотрел на этого типа: он так напрягся, словно ждал ответа на свой дурацкий вопрос. Наверно, вопрос не казался «милицейскому» дурацким. В общем, Хрюшу напугал этот его вид, и он побежал в сторону двери, чтобы успеть её толкнуть (дверь открывалась наружу, иначе бы Хрюша не споткнулся о порог) и выскочить, пока мутант не рванулся следом и не шибанул Степашку об стену, как тряпичную куклу. Но милиционер не думал даже пошевелиться. Он всё так и продолжал стоять, как будто ожидая чего-то странного.
Хрюша рассчитывал на то, что, если он выскочит на улицу, то там «мутант» его не долбанёт об стену и не прошипит «кто тебе разрешал дёргаться, щенок», поскольку на улице будут свидетели… Ну, другие милиционеры. Но Хрюша совершенно не настраивался на то, что дверь будет заперта снаружи на тяжёлый навесной замок (ведь этого же не может быть: не прошло и десяти секунд, как дверь за Хрюшей захлопнулась и легонько подпихнула мальчика под ягодицы; даже если этот «мутант» с кем-то сговорился и тот запер дверь снаружи, всё равно, Хрюша бы услышал щелчки запираемого замка). И вот, поскольку Хрюша не настроился на то, что дверь обязательно окажется замурованной, как только он к ней подбежит, то испугался вдвое, а то и вчетверо сильней прежнего. У него даже слёзы из глазок брызнули…
— И чего ты плачешь? — произнёс милиционер, всё так же стоявший неподвижно. — Так сильно не хочешь отвечать, почему не отряхиваешь коленки, что даже горестно тебе сделалось от этого?
Милиционер всё продолжал изображать показную весёлость…
— Но — смею тебя огорчить… То есть, опечалить по-настоящему; по серьёзному. Дело в том, что ты заподозрил, будто бы я наврал про бумаги со штрафом. Заподозрил, правильно? А я, нет, не наврал. Я действительно помогу заполнить тебе все эти дерьмовые бумаги. Но перед этим отключу у тебя память.
— Что? — не расслышал Степашка, поскольку милиционер не сформулировал свою мысль, а выразил её пространно.
— Другими словами, ты, малыш, не заметишь, как превратишься на некоторое/небольшое время в девочку.
— Во что? — расслышал, но недопонял Хрюша, что мелет ему этот юродивый.
— Ай, не обращай внимания, не переспрашивай. Всё равно ты ничего потом не запомнишь.
6
Мальчонку, который чисто случайно встретился Свете, звали Витей Коленкиным. Света видела, что он собирается ретироваться, но ей не хотелось просто так его отпускать.
— Послушай, как тебя, у меня даже и в мыслях не было тебя передразнивать, — распинался этот «милицейский» подросток перед Витей Коленкиным. — Ну, как будто ты вошёл в участок и жалуешься на Бондаренко, а я начинаю изображать из себя его избалованного балбеса, чтобы тем самым тебе досадить. Поверь, мне это совершенно ни к чему.
— Меня зовут Витёк, а не «как тебя», — остановился Коленкин, чтобы объяснить. — А тебя как зовут, если не «Лёликом» или Валериком Бондаренко? Это во-первых. Теперь во-вторых: как ты можешь изображать «избалованного балбеса», если считаешь, что им не являешься? Кроме того, откуда ты столько наслышан об этом Бондаренко? И наконец в-третьих: с чего ты взял, что тебе удалось мне досадить? Может, мне наплевать на всех и каждого в отдельности, кто надо мной дразнится или старается вышутить.
— Тебе честно ответить или соврать?
— Ну, я же тебе честно сказал?
— Если честно, то случилась одна странная ситуёвина, — начала отчитываться перед ним Света. — Короче, нас поменял телами его отец… Ну, как тебе сказать? Сменил девочку на мальчика, а вернуть не смог, поскольку это его родной сын.
— Он чё, совсем что ли сдурел? Постой-постой. А причём здесь, смог или не смог вернуть? Он что, сам тебе это сказал?
— Ну, знаешь такое выражение «сапожник без сапог»? К примеру, чужие семьи разрушать он может, как тот пьяный в тесном помещении, который шатается, задевает каждый предмет (например, картонные коробки с пустыми бутылками) своим неуклюжим туловищем и тот падает-разбивается, а он потом садится и уморительно склеивает каждый бутылочный осколочек, но, если этот тип случайно съедет с катушек и «разобьёт» свою семью, то так легко склеить, как «чужие бутылки», ему уже не удастся.
Страница
17 из 44
17 из 44
