Сын милицейского из библиотеки

— Здесь тупик, — пояснил этот прыщавый юноша. — Бомжи всякие ошиваются. Чё, ищешь приключений на своё же?

— Ой, — осмотрелась Света по сторонам. — А ты кто, вообще? Пытаешься ко мне клеиться?

— Я говорю: шла бы ты. Недоброе здесь место. И с чего к тебе клеиться? У тебя папа не миллионер…

— Не милиционер? — не расслышала та. — И почему недоброе? Что ты, хочешь сказать, что вот так вот, среди бела дня изнасилуют?

— Да. Именно об этом я и говорю. А чё ты такая самоуверенная? Наверно думаешь, что твой папаша правда богатенький буратино?

— Да нет, не про это. А хочешь, скажу, о чём ты сейчас думаешь? Нет, ты не подумай, я знаю, как вы это делаете: подкарауливаете какую-нибудь лохушку, набрасываетесь гурьбой, а потом выскакивает какой-то пионер, типа тебя, и раскидывает всех этих дутых хулиганов. А всё почему? А потому, что ты вообразил себя сынком богатенького буратины. То есть, откуда-то нашкулял деньжат на тусовку для поддержки… А потом «защищённая» дурочка обязана с тобой переспать. А в принципе куда она денется?!

Чем быстрее Света произносила свою тираду, тем резче в её голосе образовывался задор.

— Ну смотри, как знаешь! — хмыкнул парнишка. — Я тебя предупредил.

И голос паренька прозвучал как команда. Потому что, в этом странно замкнутом пространстве, из всех щелей начали выбираться зомби. Ну, это такие людишки, которые похожи на тех жмуриков из дешёвого ужастика, но на самом деле таковыми не являются; только банальное внешнее сходство. Света хотела засадить тому, кто подобрался к ней первым, между ног, а, пока он будет очухиваться, покопаться в пинжаке (наверняка нащупает в нём бутылку), разбить о колено или о бестолковку этого «мутанта» и приставить осколок к шее. Гарантированно, что остальные «медленные мутанты» замрут на месте, как вкопанные. Но мутант, возможно, предвидел этот манёвр, поэтому звездонул своим коленом по Светиному, да так больно, что та аж скривилась в три погибели (ну, как будто её током ударило, а не пропахшим мочой бомжатским коленом). А мутант, знай своё дело, хватает её за щиколотки и переворачивает вверх ногами.

— Колготки-колготки с неё снимите! Недоумки, — завывал в это время мальчишка, так хватая себя за ширинку и так извиваясь, словно очень хочет по-маленькому. — Трусики, чтобы было над чем шкурку погонять! Ты, второй отморозок. Подходи к тому, у которого руки заняты и стягивай…

— Эй, я не поняла! — перебила Светлана его возбуждённое воркование. — Ты же должен был раскидать их всех в стороны! А ты чего же? Только, чтобы вечерком погонять шкурку, и всё?! И это всё, что тебе от меня было надо? Попросил бы, я бы сама…

— А ну-ка прекратить! — рявкнул какой-то до боли знакомый голосишко (Светлана не видела, кто там, у неё за затылком, но в точности была уверена, что знает; теперь всё очень хорошо знает: на работе его долбают, как нашкодившего подростка, издеваются сослуживцы, но зато среди пацанвы он царь и бог). — Что это ты здесь устроил? Сопляк! Немедленно марш домой. И роботов с собой забери! Щенок…

Может, поскольку Светлана находилась в висячем положении, у неё в голове помутилось (нельзя ведь так долго находиться вниз головой), но она собственными глазами видела, как «жмуры из дешёвого ужастика» начали мерцать; моргать, как та лампа из флуоресцентного света, но только, свет «моргал» не для того, чтобы потухнуть, а наоборот. А эти «роботы», как обозвал их пьяный придурок, «моргали», чтобы исчезнуть. И многие из них действительно исчезали.

— И марш домой, — вопил этот шут (ну, именно таким это существо в форме оперативника, казалось милиционерам-сослуживцам: шут гороховый, мальчик для битья). — Уроки делать! Жопу ремнём выдеру…

И Света слышала, как убегает мальчишка и пищит: «Отец пиздец отец пиздец отец пиздец»…

Но тот уже не обращал на сопляка ровно никакого внимания. Ведь перед ним висячая девушка. Она висит в воздухе, перевёрнутая. Можно взять её за икры, спустить чуть пониже… Но Светлана видела, как ботинки этого «милиционера» поднялись над заблёванным асфальтовым покрытием. Над бычками, какашками…

— Ну что, маленькая? — изменился голос этого типа, сделавшись каким-то деланно ласковым, — про книги-то вспомнила?

— Чего? — промычала Пархоменко. Ей казалось, что голос поднимается всё выше и выше. Во всяком случае, ботиночек, плавно поднимающихся над асфальтом, она уже не видела.

— Не вспомнила. Как назло! Так я и знал!

— Чего ты там опять петушишься? Почему ты всё время такой нервный? — загундела на него Света. — Ты что, дятел? Тебя заклевали сослуживцы? Всё время орёшь на малышню, да кипятишься…

— Ты всё сказала, пипетка? Ведь я специально выключил тебе память! Целых два раза! Я думал, если вдвойне освободить место, то оно поможет тебе вспомнить про книги! А ты?!

— Дак, а чё ты орёшь? Ты объясни по-человечески!