Счастье

Вот новую игру придумал. Даже мир не пожалел. Я-то лишь вас штурмовать хотел, а Он работки подкинул. Понимаю, выиграл вам время. А толку?

— Ты хочешь сказать, что по его приказу твои лорды пошли мир крушить?

— А ты как думал? У меня не так много свободы, как кажется. Есть Его приказы, которых даже я ослушаться не смею. Вот и пришлось занять своих работой. А ты тут мясорубку из моих бесят устроил. Не стыдно, маленьких-то обижать?

— Неа, не стыдно. Ты первый начал. А должен был отступить, раз душа в руки не даётся.

— Вижу, малыш, ты совсем болван. Ты хоть раз видел, чтобы подобные заслоны воздвигались? Не, ясное дело, святых быстро в расход пускали и по мученическому соглашению мне их души не полагались. Я правила не нарушал, совращал, но некоторых быстро убирали. Опять же, многие сдались. Всё было честно и по правилам. Только не в этом случае. Нельзя кидать на доску фишку, которую невозможно отыграть.

— И что с того? Не повод.

— Повод. Сдается мне, старик просчитался где-то и выбросил в мир душу, которую не следовало. А вот назад забрать — никак. Есть правила, которым даже Он обязан следовать.

— Хочешь сказать, Он нарушил Закон?

— Всеми силами пытается не нарушить, даже миром решил пожертвовать. Но тогда и я вправе бросить все силы на борьбу. Кстати, о борьбе…

Габриель сделал несколько шагов вперед, намереваясь продолжить разговор, тем самым дав передохнуть соратникам, но между ним и фасадом здания внезапно появились черные точки. Они мгновенно увеличивались, разрастаясь, и за несколько мгновений между Дьяволом и Вестниками выросла шеренга лордов ада.

— Увы… — Дьявол пожал плечами, возвращая внимание чашке кофе.

— Габриель! — в голосе Ханны слышалось отчаяние: архангел продолжал стоять посреди улицы, бездумно глядя перед собой. Словно поймал какую-то мысль, и она его ошеломила настолько, что вогнала в ступор. Он не откликнулся на голос, всё сильнее погружаясь в раздумья, оградился от происходящего, доказывая одним своим существованием, что слугам Дьявола никогда не коснуться ангела. Они неслись мимо него бесшумными тенями, вздымая горы пыли порывом ветра от одежд, от скорости движения. Габриель тонул в этих клубах пыли, совершенно не слыша, как истошно вопит Ханна, не в силах отмахиваться от врагов, намного более сильных, чем прежние. Не видел, как отчаянно свистит косой старик-еврей, падая на колени под навалившимися врагами. Не замечал, как Молье пытается утащить соратников под сверкающий защитный купол, как тот дает трещины под мощными ударами. И лишь когда черные тени полетели в обратную сторону, словно их снесло ураганом, Габриель очнулся. Ему даже не пришлось оглядываться, чтобы понять — что произошло: за спиной повара яростно дыша шипел Михаэль.

— Как ты посмел взять мой меч?! — прорычал архангел в ухо повару. Но этот рык услышал только Габриель. От всех остальных слова скрылись, утонули в хлопающем шелесте сотен крыльев.

— Вы бы помылись, что ли? — скривившись, обернулся повар, с нескрываемой насмешкой глядя на ангелов, покрытых толстым слоем оседающей пыли.

— Не увиливай! — гаркнул Михаэль, и теперь его услышали все.

— Захотел, да и взял. Жалко железку, что ли? Что-то ты припозднился. Или слишком рано прибыл, — повар бросил меч к ногам предводителя ангелов и, как ни в чем не бывало, отправился к пострадавшим Вестникам. Приблизившись, он опустился на колени, сложил руки в молитвенном жесте и принялся шептать священные слова, врачуя раны пострадавших.

Глава четырнадцатая

Пыль содрогнулась, вздыбилась, окунулись клубами в тонкий перезвон скрещивающихся мечей. Наверное, Михаэль много чего имел сказать повару, но помешали: оправившаяся от внезапного появления ангельского войска, демоническая орда ринулась в новую атаку. Защитный купол над особняком задребезжал, удерживаемый новыми молитвами архангела и посильной помощью магистра де Молье. Старик Монштейн склонился над Ханной, бинтуя разодранную ногу девушки. Пыльное облако росло, густело, перемежалось вскриками и взблесками мечей и молний, рвалось клочьями под взмахом сильных крыл. Белых. Черных. Покрытых порохом и пеплом, и оттого — одинаково серых. Багряные брызги собирали пылинки в комочки, оседая на мостовую горячей моросью. Звук превратился в какофонный перезвон, разрезанный на ленты криками раненых, предсмертными воплями погибающих. Небо содрогнулось от увиденной картины, стало ниже. Еще ниже. Серое пустое небо опускалось, стремясь погрести под собой сражающихся. Протяжный вой на миг остановил бой, позволив грязной пыли оседать на смутных очертаниях воинов обеих сторон.

Габриель равнодушно взирал на оседающую пыль, лишь кисло хмурился на звук зовущего горна. В мыслях архангела засела мысль, что поздно останавливать бой, спасать больше нечего, от мира остался только прах. Еще немного, и небо спустится на землю. И это будет конец.