Добавить в моё избранное
150 мин, 40 сек 15385
В те минуты, она смотрела куда-то сквозь него, но не в глаза ему, отрешенным, безразличным и несколько холодноватым взглядом. Усталость на лице. Но Иван вспомнил вдруг, что один то раз она все же удостоила своим взглядом. Ивана как обожгло, когда он вспомнил тот момент. Тот взгляд. Она смотрела на него не более пол-минуты. Внимательно и задумчиво. Испытующе. Пронизывая его своим взглядом насквозь, словно пытаясь добраться до самых потаенных уголков его души, словно каким-то животным чутьем предугадывая свою судьбу, и все то, что случится с ней впоследствии, и, оценивая, можно ли доверить ему свои останки, а самое главное своего ребенка, в будущем, спустя несколько месяцев…
Но что, в конце концов, могло случиться?! Что за драма произошла в лагере?! Как она оказалась здесь, почему эти мужчины оставили ее одну, здесь, в бескрайней тайге, одну беременную, видя, что ей вот-вот рожать?! Да мужчины ли они?! Люди ли они вообще после всего этого?! Иван просто не мог поверить в низость тех геологов.
Случайно бросив взгляд на пол, Иван заметил на нем созвездия темных пятен. При ближайшем рассмотрении пятна оказалась засохшей кровью. В тусклом ореоле свечного света нашлось еще несколько таких скоплений кровавых пятен, и Иван, пригнувшись, обследовал весь пол, пытаясь понять, что же произошло здесь в последние дни. Кровь была повсюду, возле печи, у дверей, у кровати. Темно-коричневые капли разных размеров, от мельчайших пятнышек, до размеров с медный пятак, тянулись узкими дорожками по всей комнате. Несколько размазанных бесформенных кровавых пятен. Попалось и несколько лужиц размером с ладонь. И, наконец, та длинная лужа на кровати, у ее ног. Кроме того, на полу кроме пятен крови были разбросаны разные тряпки с обильными кляксами свернувшейся крови. Судя по тому, как выглядела кровь, и, вспомнив смерть своих родителей, смерти своих односельчан, комплекцию женщины, степень окоченения тела, уже чувствующийся запах трупного разложения, а также сделав поправку на прохладу в комнате, Иван, совсем не будучи знатоком в таких делах, рассудил навскидку, что женщина была мертва наверное около шести-семи часов. Глядя на эти горестные признаки, Иван смог отследить в своем воображении последний день и последние часы жизни этой женщины. В его разуме замелькали горестные и трагические сцены. Он смог представить эту женщину, бредущую по холодному и враждебному лесу, с десяток километров пешком от самого карьера до этой, заброшенной богом и людьми избушки, с ребенком под сердцем, вот-вот готовым появиться на свет. Он смог воссоздать сцены ее родов, ее первого взгляда на ребенка, самого первого крика ребенка и ее слабую улыбку при виде своей девочки, ее первого кормления новорожденной. Он смог представить тревогу женщины, и ее беспокойство, когда она обнаружила, что из нее течет кровь. Он смог представить и тот ее ужас, когда она обнаружила, что кровь не останавливается, и то отчаяние, когда она поняла, что кровь уже не остановить, и то горе, когда она осознала, что умрет от кровопотери, и ребенок ее умрет тоже — если никто не спасет его. Он представил ее, ходящую по комнате с ребенком на руках, полную отчаяния и слез, истекающую кровью. Вот они те пятна, они об этом и говорят. А те тряпки в крови — видать, все-таки билась с судьбой до последнего вздоха, или старалась оттянуть смерть… пока были силы…
Ее смерть скорее всего была не быстрой, а постепенной. Может быть, судьба смилостливилась над ней в ее последние часы и болей не было. Она слабела с каждым часом, а затем с каждой минутой — затем медленное наступление вечной темноты, с медленным, но неумолимым угасанием всех ощущений, мыслей и чувств. Кроме одного чувства. Материнского. Он лишь не мог представить, что именно эта женщина, ясно осознавая, что умирает, говорила своему ребенку, которому не было еще и дня от роду, в те последние слезные горестные часы, когда она возможно в последний раз кормила его грудью, укачивая его на руках. Что она говорила?! Материнское благословление? Слова утешения? Или, она лишь тихо, молча выполняла свои последние материнские обязанности, успокаивая свою внутреннюю муку, мыслью о том, что малышке не долго придется коротать одной на этом свете, и мыслью о том, что если рай существует, то девочка не будет долго страдать и скоро присоединится к матери, там, на небесах. Причем очень скоро, спустя несколько часов. И ей надо лишь просто подождать наступления счастливого момента воссоединения этой маленькой непутевой семьи в другом мире.
Мысли Ивана прервал шорох, он исходил от той кучи тряпья, в котором лежал ребенок. Девочка двигала ножками и издавала слабые хриплые всхлипывания, сквозь которые пробивались и редкие писклявые нотки. Девочка не торопилась к матери и требовала к себе внимания взрослых.
Иван тихо выругался и с криком ударил кулаком по полу:
— Вот б… вашу мать! Почему мне?!
Его выкрик спровоцировал громкий прорвавшийся плач ребенка, сначала редкий, перемежающийся всхлипами, который затем, перешел в непрерывный детский крик новорожденного.
Но что, в конце концов, могло случиться?! Что за драма произошла в лагере?! Как она оказалась здесь, почему эти мужчины оставили ее одну, здесь, в бескрайней тайге, одну беременную, видя, что ей вот-вот рожать?! Да мужчины ли они?! Люди ли они вообще после всего этого?! Иван просто не мог поверить в низость тех геологов.
Случайно бросив взгляд на пол, Иван заметил на нем созвездия темных пятен. При ближайшем рассмотрении пятна оказалась засохшей кровью. В тусклом ореоле свечного света нашлось еще несколько таких скоплений кровавых пятен, и Иван, пригнувшись, обследовал весь пол, пытаясь понять, что же произошло здесь в последние дни. Кровь была повсюду, возле печи, у дверей, у кровати. Темно-коричневые капли разных размеров, от мельчайших пятнышек, до размеров с медный пятак, тянулись узкими дорожками по всей комнате. Несколько размазанных бесформенных кровавых пятен. Попалось и несколько лужиц размером с ладонь. И, наконец, та длинная лужа на кровати, у ее ног. Кроме того, на полу кроме пятен крови были разбросаны разные тряпки с обильными кляксами свернувшейся крови. Судя по тому, как выглядела кровь, и, вспомнив смерть своих родителей, смерти своих односельчан, комплекцию женщины, степень окоченения тела, уже чувствующийся запах трупного разложения, а также сделав поправку на прохладу в комнате, Иван, совсем не будучи знатоком в таких делах, рассудил навскидку, что женщина была мертва наверное около шести-семи часов. Глядя на эти горестные признаки, Иван смог отследить в своем воображении последний день и последние часы жизни этой женщины. В его разуме замелькали горестные и трагические сцены. Он смог представить эту женщину, бредущую по холодному и враждебному лесу, с десяток километров пешком от самого карьера до этой, заброшенной богом и людьми избушки, с ребенком под сердцем, вот-вот готовым появиться на свет. Он смог воссоздать сцены ее родов, ее первого взгляда на ребенка, самого первого крика ребенка и ее слабую улыбку при виде своей девочки, ее первого кормления новорожденной. Он смог представить тревогу женщины, и ее беспокойство, когда она обнаружила, что из нее течет кровь. Он смог представить и тот ее ужас, когда она обнаружила, что кровь не останавливается, и то отчаяние, когда она поняла, что кровь уже не остановить, и то горе, когда она осознала, что умрет от кровопотери, и ребенок ее умрет тоже — если никто не спасет его. Он представил ее, ходящую по комнате с ребенком на руках, полную отчаяния и слез, истекающую кровью. Вот они те пятна, они об этом и говорят. А те тряпки в крови — видать, все-таки билась с судьбой до последнего вздоха, или старалась оттянуть смерть… пока были силы…
Ее смерть скорее всего была не быстрой, а постепенной. Может быть, судьба смилостливилась над ней в ее последние часы и болей не было. Она слабела с каждым часом, а затем с каждой минутой — затем медленное наступление вечной темноты, с медленным, но неумолимым угасанием всех ощущений, мыслей и чувств. Кроме одного чувства. Материнского. Он лишь не мог представить, что именно эта женщина, ясно осознавая, что умирает, говорила своему ребенку, которому не было еще и дня от роду, в те последние слезные горестные часы, когда она возможно в последний раз кормила его грудью, укачивая его на руках. Что она говорила?! Материнское благословление? Слова утешения? Или, она лишь тихо, молча выполняла свои последние материнские обязанности, успокаивая свою внутреннюю муку, мыслью о том, что малышке не долго придется коротать одной на этом свете, и мыслью о том, что если рай существует, то девочка не будет долго страдать и скоро присоединится к матери, там, на небесах. Причем очень скоро, спустя несколько часов. И ей надо лишь просто подождать наступления счастливого момента воссоединения этой маленькой непутевой семьи в другом мире.
Мысли Ивана прервал шорох, он исходил от той кучи тряпья, в котором лежал ребенок. Девочка двигала ножками и издавала слабые хриплые всхлипывания, сквозь которые пробивались и редкие писклявые нотки. Девочка не торопилась к матери и требовала к себе внимания взрослых.
Иван тихо выругался и с криком ударил кулаком по полу:
— Вот б… вашу мать! Почему мне?!
Его выкрик спровоцировал громкий прорвавшийся плач ребенка, сначала редкий, перемежающийся всхлипами, который затем, перешел в непрерывный детский крик новорожденного.
Страница
10 из 39
10 из 39
