Добавить в моё избранное
150 мин, 40 сек 15411
Все. Мрак.
… Он проснулся утром, от привычного теперь чувства холода… Костры догорели, но все еще тлели. Слава богу, ночью не пошел дождь и не залил их. Девочка покоилась у него на коленях, закрытая по самое лицо всем тем, что он смог найти.
Девочка молчала. Лицо красное. Губки синие. Прислушался — нет, дышит. Но едва-едва. Он слегка пощипал ее за щечки. Она открыла глазки, увидела его и испустила слабенький вздох, затем жалобный звук, словно жалуясь ему на холод, на непонятную еду, на слишком долгое отсутствие материнского тепла. Ну потерпи крошка! Сейчас пойдем дальше… Кровь из носа, а сегодня мы должны дойти до людей! Иначе смерть тебе деточка. Ребенок закрыл глаза — согласился.
… И они снова в пути. Небо было таким что… одним словом его портянки светлее… Дождя нет. Снега тоже. Но могут пойти в любую минуту — нависают над самой головой бесконечные массы влаги. Вокруг все те же деревья да кусты… Земля сырая, вязкая, липкая, на сапогах столько грязи налипло, что каждый шаг дается с великим трудом. Тихо. Спокойно. И холодно. Голова не болит, но шум какой-то нет-нет врывается в его сознание. Еще бы поспать, но нельзя — еще один вечер в лесу будет для девочки последним. Дай бог ей и пару часов выдержать, какая-то странная стала, щечки синевой покрылись, холодные как снег, тельце как одеревеневшее, глаз совсем не открывает. Нет Иван, не вытянуть тебе ее.
Так он прошагал еще два часа. Шел вроде на юг, а если точнее, то бог его знает куда…
Думки пришли сами по себе, про дочь, про жену. Значит, смысла нет к ним идти… что он им скажет… что скажет ему его дочь… просто девочку-малютку надо до первой избы донести, а самому тут же обратно в лес… ремешок то на нем, на штанах, а деревьев — хватит на всю страну, чтобы повеситься…
Вспомнил Захара. Понятно теперь за что сидел. Ну, прости хоть ты меня Захар. За мой грех. За мое скотство. За мою дочь… Прости хоть ты… Хотя тоже, какое тут прощение… пять лет жизни на свалку из такой мрази… Не надо, не прощай…
Вышел в какую то балку. Пошел по ее ложу. Оно было усыпано гранитной крошкой, здесь было меньше грязи, кусты и деревья не цепляли его на каждом шагу.
Его мысли прервал шум позади него, оглянувшись, он вновь увидел медведя, идущего за ним и к нему. Зверь на этот раз потерял свою наглость и шел настороженно, низко пригнув свою огромную голову, поднимая ее только для того, чтобы взглянуть на Ивана. Иван с удовлетворением отметил, что медведь заметно прихрамывает, почти волочит левую лапу…
— Что сучий сын, получил тогда…? А я ведь и не такое еще могу…
Иван положил девочку на мешок, встал на открытом месте, поджидая зверя. Ружье наготове. Теперь он выстрелит. А медведь неторопливо шел к нему, готовясь к последней, смертельной атаке. Медведь и человек неотрывно смотрели друг на друга, молча… Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Балка не широкая, разминуться негде. Никаких барьеров на пути зверя. И спрятаться тоже негде. Медведь начал прибавлять ход.
… Он проснулся утром, от привычного теперь чувства холода… Костры догорели, но все еще тлели. Слава богу, ночью не пошел дождь и не залил их. Девочка покоилась у него на коленях, закрытая по самое лицо всем тем, что он смог найти.
Девочка молчала. Лицо красное. Губки синие. Прислушался — нет, дышит. Но едва-едва. Он слегка пощипал ее за щечки. Она открыла глазки, увидела его и испустила слабенький вздох, затем жалобный звук, словно жалуясь ему на холод, на непонятную еду, на слишком долгое отсутствие материнского тепла. Ну потерпи крошка! Сейчас пойдем дальше… Кровь из носа, а сегодня мы должны дойти до людей! Иначе смерть тебе деточка. Ребенок закрыл глаза — согласился.
… И они снова в пути. Небо было таким что… одним словом его портянки светлее… Дождя нет. Снега тоже. Но могут пойти в любую минуту — нависают над самой головой бесконечные массы влаги. Вокруг все те же деревья да кусты… Земля сырая, вязкая, липкая, на сапогах столько грязи налипло, что каждый шаг дается с великим трудом. Тихо. Спокойно. И холодно. Голова не болит, но шум какой-то нет-нет врывается в его сознание. Еще бы поспать, но нельзя — еще один вечер в лесу будет для девочки последним. Дай бог ей и пару часов выдержать, какая-то странная стала, щечки синевой покрылись, холодные как снег, тельце как одеревеневшее, глаз совсем не открывает. Нет Иван, не вытянуть тебе ее.
Так он прошагал еще два часа. Шел вроде на юг, а если точнее, то бог его знает куда…
Думки пришли сами по себе, про дочь, про жену. Значит, смысла нет к ним идти… что он им скажет… что скажет ему его дочь… просто девочку-малютку надо до первой избы донести, а самому тут же обратно в лес… ремешок то на нем, на штанах, а деревьев — хватит на всю страну, чтобы повеситься…
Вспомнил Захара. Понятно теперь за что сидел. Ну, прости хоть ты меня Захар. За мой грех. За мое скотство. За мою дочь… Прости хоть ты… Хотя тоже, какое тут прощение… пять лет жизни на свалку из такой мрази… Не надо, не прощай…
Вышел в какую то балку. Пошел по ее ложу. Оно было усыпано гранитной крошкой, здесь было меньше грязи, кусты и деревья не цепляли его на каждом шагу.
Его мысли прервал шум позади него, оглянувшись, он вновь увидел медведя, идущего за ним и к нему. Зверь на этот раз потерял свою наглость и шел настороженно, низко пригнув свою огромную голову, поднимая ее только для того, чтобы взглянуть на Ивана. Иван с удовлетворением отметил, что медведь заметно прихрамывает, почти волочит левую лапу…
— Что сучий сын, получил тогда…? А я ведь и не такое еще могу…
Иван положил девочку на мешок, встал на открытом месте, поджидая зверя. Ружье наготове. Теперь он выстрелит. А медведь неторопливо шел к нему, готовясь к последней, смертельной атаке. Медведь и человек неотрывно смотрели друг на друга, молча… Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Балка не широкая, разминуться негде. Никаких барьеров на пути зверя. И спрятаться тоже негде. Медведь начал прибавлять ход.
Страница
35 из 39
35 из 39
