Добавить в моё избранное
150 мин, 40 сек 15412
Иван поднял ружье. Надо подождать, бить наверняка… Последняя картечь. На крупного зверя. Если не убьет, так отобьет охоту на человека охотиться, а задумает дальше гнаться за ним так пусть думает, что у него боеприпаса не меряно…
Но в шагах двадцати медведь остановился, встал на дыбки. Угрожающе зарычал.
— Ну иди же… иди…
Не дождавшись решительных действий медведя, Иван пошел на него сам. Пятнадцать метров, тринадцать… Медведь не переставал рычать. Десять и Иван нажал на курок. Грохот потряс все пространство узкого профиля балки. Пространство в метре от него, впереди дула, затянуло слабым, сизым, едким дымком от сгоревшего пороха. Аж в глазах резь появилась. Что за порох делают собаки! В ответ на выстрел, медведь издал жуткий, душераздирающий рев. Как-то нелепо и неуклюже опустился на землю и, наклонив голову, угрожающе оскалив клыки, молча сделал пару шагов к Ивану. Но тот нарочито спокойно, не меняя позы, разломил двустволку пополам, залез в карманы, достал оттуда какой-то кусок бумажки запихал в ствол, показывая тем самым, что заряжает оружие, и с громким щелчком сомкнул ружье обратно. Снова поднял его, прицелился. Ну что брат, подходи! Сердце давно так не стучало, столь бешено — поверит зверь, или нет?! Если нет, то и вешаться не придется… и девочка помрет — твоя взяла Танюша!
Секунды показались годом — от напряжения пот полился по лицу водопадом. Но медведь поверил! Медведь купился на хитрость Ивана и остановился. Теперь он смотрел не на Ивана, а на ружье в руках Ивана, непрерывно, и тот для пущей убедительности, принял некую боевую позу, якобы чтобы удобнее было стрелять… И медведь попятился назад… Иван понял — сейчас момент истины, теперь или никогда, и он, не меняя направления оружия, медленно, но решительно пошел на зверя. И дрогнул зверюга! Развернулся неуклюже, пошел назад, оглянулся пару раз на человека, рявкнул, но стоило Ивану прибавить шагу, как и он ускорил свой ход. Иван закричал на него, и медведь пошел быстрее, прихрамывая, затем еще быстрее и побежал… Впервые Иван догонял медведя, а не наоборот!
Но Иван не стал его догонять дальше… Раненый медведь может обозлиться и пойти в отчаянную атаку. Тогда его на голый понт и на бумажку в стволе не возьмешь — ни за что пропадешь. Теперь надо самому уходить.
Он вернулся к девочке. Она не орала, не плакала. И он не стал разбираться, что с ней. Просто собрал пожитки. Закинул бесполезное теперь ружье за спину, поднял ребенка с земли… и пошел…
Он прошел час. Оглядываясь настороженно назад — как там медведь?! Не догадался ли о чем?!
Балка петляла по дну леса и вела неизвестно куда. На юг? На север? Кто его разберет… Вскоре показались каменные грядки, которых он никогда не видел и понял — заблудился окончательно… Он устало сел на одинокий валун. Ребенок на коленях молчал. Ну хоть трупик донести. В небе висели тяжелые, налитые влагой тучи, холодный ветер дул по балке как в трубе, пронизывал насквозь… Никакого признака человека. Тишина гробовая… А может быть он тоже мертв, как эта девочка у него на руках?! Ну куда же теперь, кто его знает, может эта балка его в Арктику приведет…
Он опустил свинцово тяжелую от усталости и переживаний голову. Но вскоре, что-то заставило его поднять голову и посмотреть вперед — там, шагах в полста, среди огромных, покрытых вековым мхом свалов скальной массы, он увидел одинокий силуэт, человеческий. А приглядевшись, он увидел женщину, странно знакомую. То, что он ее знает, он почувствовал даже все еще не видя ее лица… но все равно что-то знакомое было в ней… Она смотрела на него, пристально, однозначно требуя его внимания, господи, неужели опять дочь — нет, эта повыше ростом будет… Он уже ничего не боялся… Его уже ничем не испугать, за ружьем тянуться не стал — а на кой ляд оно?! А женщина спокойно и молча стояла, и все смотрела на него, и как показалось Ивану, на ребенка. И он узнал ее — та самая, та, что осталась в той избушке в глухом лесу. Мать…
Она была одета в то платье, в котором он оставил ее в избе на Козлиной опушке. В одном платье. Но ей наверняка не было холодно… Он встал, с ребенком на руках, медленно, нерешительно пошел к ней.
До нее оставалось шагов двадцать пройти. Он теперь ясно видел ее лицо. Да это была она. Строгое спокойное лицо, чистое, без всяких страшных трупных пятен, почти белое, почти прозрачное, серые глаза, с тоскливой поволокой, чуть заостренный нос, губы сжаты, простые русые волосы чуть колыхающиеся на ветру. Она. Ни один мускул не дрогнул на ее лице пока он подходил. Смотрела ему прямо в глаза. А затем, она повернулась спиной к нему и пошла прочь, Иван остановился в нерешительности, но она остановилась и снова обернулась к нему, словно приглашая его идти за ним. И он пошел. Он не сокращал дистанцию до нее. Незачем было. Он молчал — разве с мертвыми поговоришь?
Но в шагах двадцати медведь остановился, встал на дыбки. Угрожающе зарычал.
— Ну иди же… иди…
Не дождавшись решительных действий медведя, Иван пошел на него сам. Пятнадцать метров, тринадцать… Медведь не переставал рычать. Десять и Иван нажал на курок. Грохот потряс все пространство узкого профиля балки. Пространство в метре от него, впереди дула, затянуло слабым, сизым, едким дымком от сгоревшего пороха. Аж в глазах резь появилась. Что за порох делают собаки! В ответ на выстрел, медведь издал жуткий, душераздирающий рев. Как-то нелепо и неуклюже опустился на землю и, наклонив голову, угрожающе оскалив клыки, молча сделал пару шагов к Ивану. Но тот нарочито спокойно, не меняя позы, разломил двустволку пополам, залез в карманы, достал оттуда какой-то кусок бумажки запихал в ствол, показывая тем самым, что заряжает оружие, и с громким щелчком сомкнул ружье обратно. Снова поднял его, прицелился. Ну что брат, подходи! Сердце давно так не стучало, столь бешено — поверит зверь, или нет?! Если нет, то и вешаться не придется… и девочка помрет — твоя взяла Танюша!
Секунды показались годом — от напряжения пот полился по лицу водопадом. Но медведь поверил! Медведь купился на хитрость Ивана и остановился. Теперь он смотрел не на Ивана, а на ружье в руках Ивана, непрерывно, и тот для пущей убедительности, принял некую боевую позу, якобы чтобы удобнее было стрелять… И медведь попятился назад… Иван понял — сейчас момент истины, теперь или никогда, и он, не меняя направления оружия, медленно, но решительно пошел на зверя. И дрогнул зверюга! Развернулся неуклюже, пошел назад, оглянулся пару раз на человека, рявкнул, но стоило Ивану прибавить шагу, как и он ускорил свой ход. Иван закричал на него, и медведь пошел быстрее, прихрамывая, затем еще быстрее и побежал… Впервые Иван догонял медведя, а не наоборот!
Но Иван не стал его догонять дальше… Раненый медведь может обозлиться и пойти в отчаянную атаку. Тогда его на голый понт и на бумажку в стволе не возьмешь — ни за что пропадешь. Теперь надо самому уходить.
Он вернулся к девочке. Она не орала, не плакала. И он не стал разбираться, что с ней. Просто собрал пожитки. Закинул бесполезное теперь ружье за спину, поднял ребенка с земли… и пошел…
Он прошел час. Оглядываясь настороженно назад — как там медведь?! Не догадался ли о чем?!
Балка петляла по дну леса и вела неизвестно куда. На юг? На север? Кто его разберет… Вскоре показались каменные грядки, которых он никогда не видел и понял — заблудился окончательно… Он устало сел на одинокий валун. Ребенок на коленях молчал. Ну хоть трупик донести. В небе висели тяжелые, налитые влагой тучи, холодный ветер дул по балке как в трубе, пронизывал насквозь… Никакого признака человека. Тишина гробовая… А может быть он тоже мертв, как эта девочка у него на руках?! Ну куда же теперь, кто его знает, может эта балка его в Арктику приведет…
Он опустил свинцово тяжелую от усталости и переживаний голову. Но вскоре, что-то заставило его поднять голову и посмотреть вперед — там, шагах в полста, среди огромных, покрытых вековым мхом свалов скальной массы, он увидел одинокий силуэт, человеческий. А приглядевшись, он увидел женщину, странно знакомую. То, что он ее знает, он почувствовал даже все еще не видя ее лица… но все равно что-то знакомое было в ней… Она смотрела на него, пристально, однозначно требуя его внимания, господи, неужели опять дочь — нет, эта повыше ростом будет… Он уже ничего не боялся… Его уже ничем не испугать, за ружьем тянуться не стал — а на кой ляд оно?! А женщина спокойно и молча стояла, и все смотрела на него, и как показалось Ивану, на ребенка. И он узнал ее — та самая, та, что осталась в той избушке в глухом лесу. Мать…
Она была одета в то платье, в котором он оставил ее в избе на Козлиной опушке. В одном платье. Но ей наверняка не было холодно… Он встал, с ребенком на руках, медленно, нерешительно пошел к ней.
До нее оставалось шагов двадцать пройти. Он теперь ясно видел ее лицо. Да это была она. Строгое спокойное лицо, чистое, без всяких страшных трупных пятен, почти белое, почти прозрачное, серые глаза, с тоскливой поволокой, чуть заостренный нос, губы сжаты, простые русые волосы чуть колыхающиеся на ветру. Она. Ни один мускул не дрогнул на ее лице пока он подходил. Смотрела ему прямо в глаза. А затем, она повернулась спиной к нему и пошла прочь, Иван остановился в нерешительности, но она остановилась и снова обернулась к нему, словно приглашая его идти за ним. И он пошел. Он не сокращал дистанцию до нее. Незачем было. Он молчал — разве с мертвыми поговоришь?
Страница
36 из 39
36 из 39
