Добавить в моё избранное
150 мин, 40 сек 15380
Кривые, жалкие, тощие и голые березки и липы стоят, словно милостыню просят — согнутые чуть ли не напополам, тянут к нему свои ветви — руки. Крохотные прудки от выбивающихся из-под земли источников, заросшие лопухами, с черной водой, с тоской смотрят на небо. Воздух наполнен холодной влагой. Вроде снега нет еще, а кончики пальцев зябнут как на морозе.
На сердце Ивана тоска и досада. Рвется он домой, а дома то что?! Жена, которая молчит целыми днями?! Разладилась у них совместная жизнь, совсем. Чужие они стали. Живут по привычке. Развестись — так это столько бумажной мороки, да и недосуг ему все. Мерзковатая у них теперь жизнь, как та слякоть под ногами… Он еще мужик, не сказать, чтоб совсем старый, а она ему не дает — как замок на одно место повесила! Наотрез! Она ему как-то раз и сказала, что если ему невтерпеж, то пусть найдет себе ту, которой это дело нужнее — она, его законная супруга, возражать не станет. Да и бабе той если будет хорошо — так и прекрасно, полсела алкоголики, не просыхают, им бы себя поднять, не то что мудьи свои… А им, еще не старым бабам одна мука без мужской ласки. Так что ты Иван дуй к кому-нибудь, к кому хочешь. Я тебя прощаю, а раз так, то и Бог тебя простит…
Так что его ждет дома?! Телевизор?! Корова?! Что?! Дочь выросла. Родилась она не сразу после свадьбы, годков три, а то и четыре, прошло, прежде чем супруга забеременела. Что только не пробовали, и по врачам ходили, в районном центре, и бабкиными заговорами пользовались… Зато девчушка вышла на славу — глазки темные. Волосы черные тоже. В мать. У той вся родня темная — хотя испокон веков русаки, и почище других однако, но темные русские… А теперь семнадцать лет ей уже. Учится в техникуме в райцентре. Станет бухгалтером. Станет, если в него пошла! Но и с ней никаких родственных связей. Письма пишет только матери. Когда приезжает, с ним не разговаривает — привет, да до свидания и ничего посредине. Словно не отец он ей! В его сторону даже не смотрит, а если смотрит то так, мимо — и во взгляде ее — такая пустота и равнодушие, словно нету его вовсе. Сидят вечно с матерью и шушукаются о чем-то. Пробовал с ней заговорить — опустит глаза, кивнет коротко, без слов, да уходит — и ведь ремнем не дашь по заднему месту, взрослая уже, самостоятельная!!! С родным отцом то словечком не может перекинуться! Зазналась что ли?! Приезжает на выходные, старается подгадать так, чтобы отца дома не было. Все о ней узнает со слов жены. Жена тоже не особо разговаривает с ним. Плохо это! Гадко!
А ведь помнил Иван еще те времена, далекие, да теплые. Как ходили они в леса в летнюю пору, что поселок окружают. По ягоды, да по грибы. Разбегутся все по своим сторонам и вперед. Собирать, то, что лес дает. Перекрикиваясь друг с другом, чтобы не потеряться. Кто больше соберет. Потом, они собирались вместе на полянках и хвастались друг перед другом своим урожаем. Дразня друг друга, подтрунивая над наименее удачливым сборщиком. Раскладывали на полянке скатерть. Обедали той нехитрой снедью, что жена запасала для таких ягодно-грибных экспедиций. Как они ждали этих воскресных дней, чтобы побыть вместе!!! С середины недели дочка собирала корзины и приставала к родителям с планами на сбор ягод да грибов! Он на работе постоянно, да и мать в конторе — вот для нее и был шанс быть с матерью и отцом! И солнце светило сквозь вековые кроны деревьев, согревая их маленькое семейное счастье в лесу, наполненном щебетом птиц и ароматами лесных трав и цветов. Потом, уставшие и счастливые, с грузом лесных даров, они шли домой. Дочь тогда совсем пацанкой — девчушкой была, то забегала вперед, а потом с криком выскакивала из кустов якобы попугать их, то все норовила ему на плечи забраться, да чтоб вот так и нес он ее домой на плечах. Он и нес. Всю дорогу. И лицо девчушки светилось от счастья и гордости, когда они шли по центральной поселковой дороге и ее ровесники видели ее — на плечах у отца. Видели и завидовали — какой у нее отец! Не пьянствует как у них! Не бьет! А жена обязательно прихватывала с собой еще и букетик лесных цветов — они стояли долго, до следующего похода в лес. До следующих выходных. Он помнил, как болела дочурка, и как вместе с женой выхаживали они ее в студеные зимние дни. И сказки он ей читал, и помнит он, как сейчас, как ее руки обвивались вокруг его шеи и как поверяла она ему свои детские секреты, как жаловалась она ему на ухо на мать, после того как получала от нее нагоняй за свои детские шалости. Помнил Иван эти светлые деньки. Вот то, что потом произошло — кто его разберет! Словно траву косой срезали те деньки… Подросла дочка. Как будто за считанные минуты. Охнуть не успел Иван, как подросла дочурка, стала девушкой, красавицей писаной — а его теперь и знать не знает и не хочет знать! Все с матерью, только с ней! А он так, мебель в доме. Пропасть меж ними — бездонная! Однажды почувствовал он на себе ее взгляд, сзади, в спину смотрела на него подросшая дочка — он тогда резко обернулся, чтобы поймать выражение ее глаз — лучше бы не пробовал!
На сердце Ивана тоска и досада. Рвется он домой, а дома то что?! Жена, которая молчит целыми днями?! Разладилась у них совместная жизнь, совсем. Чужие они стали. Живут по привычке. Развестись — так это столько бумажной мороки, да и недосуг ему все. Мерзковатая у них теперь жизнь, как та слякоть под ногами… Он еще мужик, не сказать, чтоб совсем старый, а она ему не дает — как замок на одно место повесила! Наотрез! Она ему как-то раз и сказала, что если ему невтерпеж, то пусть найдет себе ту, которой это дело нужнее — она, его законная супруга, возражать не станет. Да и бабе той если будет хорошо — так и прекрасно, полсела алкоголики, не просыхают, им бы себя поднять, не то что мудьи свои… А им, еще не старым бабам одна мука без мужской ласки. Так что ты Иван дуй к кому-нибудь, к кому хочешь. Я тебя прощаю, а раз так, то и Бог тебя простит…
Так что его ждет дома?! Телевизор?! Корова?! Что?! Дочь выросла. Родилась она не сразу после свадьбы, годков три, а то и четыре, прошло, прежде чем супруга забеременела. Что только не пробовали, и по врачам ходили, в районном центре, и бабкиными заговорами пользовались… Зато девчушка вышла на славу — глазки темные. Волосы черные тоже. В мать. У той вся родня темная — хотя испокон веков русаки, и почище других однако, но темные русские… А теперь семнадцать лет ей уже. Учится в техникуме в райцентре. Станет бухгалтером. Станет, если в него пошла! Но и с ней никаких родственных связей. Письма пишет только матери. Когда приезжает, с ним не разговаривает — привет, да до свидания и ничего посредине. Словно не отец он ей! В его сторону даже не смотрит, а если смотрит то так, мимо — и во взгляде ее — такая пустота и равнодушие, словно нету его вовсе. Сидят вечно с матерью и шушукаются о чем-то. Пробовал с ней заговорить — опустит глаза, кивнет коротко, без слов, да уходит — и ведь ремнем не дашь по заднему месту, взрослая уже, самостоятельная!!! С родным отцом то словечком не может перекинуться! Зазналась что ли?! Приезжает на выходные, старается подгадать так, чтобы отца дома не было. Все о ней узнает со слов жены. Жена тоже не особо разговаривает с ним. Плохо это! Гадко!
А ведь помнил Иван еще те времена, далекие, да теплые. Как ходили они в леса в летнюю пору, что поселок окружают. По ягоды, да по грибы. Разбегутся все по своим сторонам и вперед. Собирать, то, что лес дает. Перекрикиваясь друг с другом, чтобы не потеряться. Кто больше соберет. Потом, они собирались вместе на полянках и хвастались друг перед другом своим урожаем. Дразня друг друга, подтрунивая над наименее удачливым сборщиком. Раскладывали на полянке скатерть. Обедали той нехитрой снедью, что жена запасала для таких ягодно-грибных экспедиций. Как они ждали этих воскресных дней, чтобы побыть вместе!!! С середины недели дочка собирала корзины и приставала к родителям с планами на сбор ягод да грибов! Он на работе постоянно, да и мать в конторе — вот для нее и был шанс быть с матерью и отцом! И солнце светило сквозь вековые кроны деревьев, согревая их маленькое семейное счастье в лесу, наполненном щебетом птиц и ароматами лесных трав и цветов. Потом, уставшие и счастливые, с грузом лесных даров, они шли домой. Дочь тогда совсем пацанкой — девчушкой была, то забегала вперед, а потом с криком выскакивала из кустов якобы попугать их, то все норовила ему на плечи забраться, да чтоб вот так и нес он ее домой на плечах. Он и нес. Всю дорогу. И лицо девчушки светилось от счастья и гордости, когда они шли по центральной поселковой дороге и ее ровесники видели ее — на плечах у отца. Видели и завидовали — какой у нее отец! Не пьянствует как у них! Не бьет! А жена обязательно прихватывала с собой еще и букетик лесных цветов — они стояли долго, до следующего похода в лес. До следующих выходных. Он помнил, как болела дочурка, и как вместе с женой выхаживали они ее в студеные зимние дни. И сказки он ей читал, и помнит он, как сейчас, как ее руки обвивались вокруг его шеи и как поверяла она ему свои детские секреты, как жаловалась она ему на ухо на мать, после того как получала от нее нагоняй за свои детские шалости. Помнил Иван эти светлые деньки. Вот то, что потом произошло — кто его разберет! Словно траву косой срезали те деньки… Подросла дочка. Как будто за считанные минуты. Охнуть не успел Иван, как подросла дочурка, стала девушкой, красавицей писаной — а его теперь и знать не знает и не хочет знать! Все с матерью, только с ней! А он так, мебель в доме. Пропасть меж ними — бездонная! Однажды почувствовал он на себе ее взгляд, сзади, в спину смотрела на него подросшая дочка — он тогда резко обернулся, чтобы поймать выражение ее глаз — лучше бы не пробовал!
Страница
5 из 39
5 из 39
