Глиняный Орфей

Для того, чтобы писать стихи — да еще такие стихи! — надо, по крайней мере, научиться говорить, иметь опыт, погруженность в языковую среду… А эти — едят свою плесень, бродят по улицам да спят. Не верю я, что они все это сами сочинили! Может, горожане — это что-то вроде репродуктора… своего рода?

Любопытствующий кивнул.

— Да, так оно и есть. Видишь ли, лемы…

— Так они и есть лемы?

— Да.

— А почему так называются?

— Сокращение от «»голема»», — усмехнулся Любопытствующий. — Этим жалким созданиям вполне достаточно трех букв, пяти они не заслуживают.

— Богу тоже достаточно трех букв, чтобы называться богом! — с неожиданной запальчивостью парировал Эрд Айнес.

— Замечание принято. Тем не менее, все на Острове называют их «»лемами»».

Любопытствующий подлил себе кофе и продолжил:

— Этих лемов лепит из глины один безумный старик… Скульптор. Ты его, кажется, уже видел.

— Угу. Так что, прямо вылепил — и тот пошел гулять?

— Ну, во-первых, тут не совсем обычная глина. Во-вторых, оживление голема — это ритуал не хуже умерщвления, тоже не обходится без участия нашего замечательного Глаза…

— Хорошо, а откуда стихи-то берутся?

— Из глины.

— Как — из глины? Ничего не понимаю.

— Честно говоря, и сам я до конца не понимаю. Попробую начать издалека, с того, как я сам здесь оказался.

— В эти места меня привел (кроме излишнего любопытства, конечно) один презабавный документ — дивный образец фантастической прозы восемнадцатого века. Вот он лежит у меня на полке… нет, тебе его читать бесполезно — он зашифрован, да и написан на языке, о самом существовании которого ты вряд ли узнаешь… ну, не важно. Я перескажу.

Итак, речь там шла о космической битве между двумя могущественнейшими богами неизвестно какого пантеона: добрым и злым. После долгого сражения оба оказались повержены: злой потерял рассудок и способность двигаться, а у доброго из дыры в голове на землю вытекла вся жизненная эссенция.

Так вот, по воле случая сражались они как раз здесь — на Острове. И здешняя глина оказалась насквозь пропитана жизненной эссенцией доброго бога.

А дальше произошло вот что: у доброго бога, на его счастье, было семь любящих дочерей. После смерти дорогого отца доченьки (дальше в документе их называют Сестрами) решили воскресить папочку. А чтобы воскресить, нужно было собрать разлитую по земле эссенцию.

И тут появляется некий третий бог, во всей рукописи с потрясающей конкретностью называемый в третьем лице единственного числа — «»Он»». Этот «»Он»» взялся воскрешать поверженного бога. Так сказать, «»вести обратно на трон»».

Надо сказать, что метод этот самый «Он» выбрал весьма своеобразный. Вступил в связь весьма интимного свойства со Старшей Сестрой, а после этого — хм, милейшая подробность — предложил той выколоть себе глаз, растолочь с какими-то ингредиентами и съесть.

Что послушная доченька и сделала. И результат этого достойного союза стал чудовищный ребенок, родившийся у Старшей Сестры и имевший вид огромного глазного яблока. Этот Глаз был наделен способностью оживлять глину и извлекать из нее…

Увы, на этом самом месте рукопись обрывалась. Любопытство не предоставило мне другого выбора — я немедленно отправился в путешествие. Видимо, я знал достаточно, чтобы войти в число тех немногих избранных, перед которыми раскрываются покровы иллюзии.

Вот и все, что я знаю, остальное — только догадки.

— Оч-ч-чень интересно, — протянул Эрд Айнес. — Отдает каббалой и гностическим учением об эманациях, но в сильно вульгаризированном варианте. Так все это — правда?

Любопытствующий развел руками.

— А я знаю? Несомненно, что если и правда, то не вся.

Эрд Айнес задумался:

— Значит, старик-великан, которого я видел в башне — это добрый бог? А булькающая тварь на холме — злой?

— Насколько я могу судить, это так. И оба наших небожителя явно нуждаются в срочном ремонте.

— Хорошо. Итак, каждый кусок глины должен ожить, пропеть свою песню и отправиться на вечный покой. Сестры собирают стихотворные фрагменты — а дальше что? И при чем тут Город?

— Как я и говорил, остальное — только догадки. Может быть, весь Город — это громадное устройство для ожидаемого воскрешения. А может, он нужен, чтобы каким-то особым образом настраивать психику лемов. Ничего точно не известно.

— И при чем здесь Хаом Свадигер? Он что — беглый лем?

Любопытствующий покачал головой, потом нервным аристократичным жестом щелкнул пальцами в воздухе перед собственным лицом и проговорил деловитым тоном:

— Догадки, догадки. Так всегда на Острове — на один установленный факт приходится тысяча неразрешенных вопросов. Знаешь что — у меня к тебе есть нечто вроде поручения.

Эрд Айнес ухмыльнулся:

— Предлагаешь мне уйти и забыть?