Добавить в моё избранное
130 мин, 35 сек 2465
Итак, позвольте мне продолжить. Я уже начинаю понимать всю изысканность замысла. Видимо, потомки лемов вне дома чувствуют какую-то неустроенность, тоску. Эта тоска и ожидание непонятно чего наследуются из поколения в поколение, пока однажды не переходят в ком-то (как, например, во мне) в одержимый поиск идеала красоты, неутолимый духовный голод. И тут капкан захлопывается.
— Все именно так и есть. Хаом Свадигер сыграл роль Моисея, зовущего свой народ в землю обетованную. Где их, правда, ждет не царство Израилево, а ритуальное заклание.
— И все было рассчитано так, чтобы на зов откликались только потомки лемов, никто другой? Вы, наверное, специально отбирали куски из уже извлеченных поэм, как можно более эффектные и как можно менее информативные. А потом — остается только подсунуть пару загадочных фактов биографии и просто сидеть ждать, пока несчастные лемы не приплывут сами, совершая паломничество на родину любимого поэта! Нет, Хаом Свадигер не был поэтом, скорее — тем флейтистом-крысоловом из сказки, который гонит крыс на погибель заранее заученной мелодией!
Учитель понурил голову:
— Увы, вы правы. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Каково это — быть крысой, которую тянут за веревочку ее собственных врожденных желаний. Так и с людьми, не только с лемами — сначала кичатся своей мнимой свободой воли, а потом узнают, что ими всю жизнь управляли и пользовались, и начинают расстраиваться. Ничего, утешайте себя хотя бы тем, что вы оказались очень умной крысой.
Эрд Айнес в бессилии опустился на подушки. Он чувствовал себя усталым и больным. Внезапная вспышка ярости прошла, оставив после себя только горечь во рту и дрожь озноба. Все это было уже слишком. Но какое-то упрямство внутри заставляло разжать губы и, преодолевая дремотное оцепенение, еле слышно промолвить:
— Но… может ли крыса оказаться настолько умной, чтобы не пойти на поводу у крысолова?
Старик улыбнулся — очень грустно улыбнулся:
— От этого крыса не перестанет быть крысой. Кто знает, может сам ее бунт — только предусмотренная часть плана какого-то другого крысолова? А может, этого же самого? Лемы не пошли на поводу у Сестер — и в результате подпали под влияние Защитника, толкнувшее их на самые отвратительные преступления.
Откуда-то издали раздался дрожащий от злости голос Альдо:
— Вы когда-нибудь можете обойтись без оскорблений в наш адрес, неблагодарный?
Старик все так же грустно улыбался:
— Нет, не могу. Я знаю, что вы дали мне кров и спасли от гнева Сестер. Ведь на самом деле, Эрд, и я когда-то пытался бунтовать, много позже истории с Хаомом Свадигером. Что я получил? Ничего хорошего. Сижу тут среди всех этих мерзостей и часами спорю с Альдо.
— Упрямый старый осел, — свирепо выдохнул отпадший лем.
— Ничего-ничего, — усмехнулся Учитель. — Лучше уж ругаться, чем упражняться в ваших замечательных истязательных комнатах или насиловать рабынь.
В ответ из угла донеслось неопределенное шипение.
Эрд Айнес, на минуту совсем было выключившийся из разговора, снова спросил, пользуясь установившейся паузой:
— Что же мне делать?
Учитель отвел глаза, хмуро уставившись в пол. Было видно, как разговор утомил его.
— Я не знаю… — тихо проговорил он. — Часто я думаю, что все мы — только нелепые глиняные игрушки в руках Высших Сущностей. И если есть в нас что-то высокое, так только то, что нечаянно пролилось с небес. И сейчас просто просится обратно, извергаясь с наших уст. Веди властелина на трон его, затем умри.
— Так значит, люди…
И в ответ еле слышно прозвучало:
— Людей тоже из глины лепили.
Последний разговор совсем подорвал силы.
Теперь болезнь брала свое, погружая Эрда Айнеса в неспокойные воды полубессознательной ознобной дремоты, из которой вынырнуть можно только на секунду, мгновенно испытав вспышку ясности мысли, а потом — снова назад, в сумрачный морок бреда.
Так Эрд Айнес очнулся и ненадолго подчиняющимися разуму глазами обвел сумрак опустевшей комнаты. Что-то звало его — там, наверху. Он должен был выбраться и рассказать Любопытствующему открывшуюся правду. Он должен был проникнуть в загадку глубже.
Встать с постели и, не помня себя, двинуться в обратный путь. Пройти по лабиринту изрезанных криками предсмертного ужаса коридоров, вымазавшись в желтой сырой дряни, пальцами ощущая биение живых упругих нитей чудовища, кошмар снаружи отражается переливами болезненных спазмов внутри.
Вот он уже в Ближней Пещере, чей воздух исковеркан тысячами отзвуков эха, в сверхчеловеческой насмешке вторящих органной мессе и вклинивающейся в нее залихватской песне из соседнего кабака. Дьявольская многоголосая какофония, сплетающая между собой высокое и низкое — и преподносящая результат как чудовищный гротескный шарж, кошмарную издевку над жалкими фигурками людей, затерявшихся в темноте воющего и улюлюкающего помещения.
— Все именно так и есть. Хаом Свадигер сыграл роль Моисея, зовущего свой народ в землю обетованную. Где их, правда, ждет не царство Израилево, а ритуальное заклание.
— И все было рассчитано так, чтобы на зов откликались только потомки лемов, никто другой? Вы, наверное, специально отбирали куски из уже извлеченных поэм, как можно более эффектные и как можно менее информативные. А потом — остается только подсунуть пару загадочных фактов биографии и просто сидеть ждать, пока несчастные лемы не приплывут сами, совершая паломничество на родину любимого поэта! Нет, Хаом Свадигер не был поэтом, скорее — тем флейтистом-крысоловом из сказки, который гонит крыс на погибель заранее заученной мелодией!
Учитель понурил голову:
— Увы, вы правы. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Каково это — быть крысой, которую тянут за веревочку ее собственных врожденных желаний. Так и с людьми, не только с лемами — сначала кичатся своей мнимой свободой воли, а потом узнают, что ими всю жизнь управляли и пользовались, и начинают расстраиваться. Ничего, утешайте себя хотя бы тем, что вы оказались очень умной крысой.
Эрд Айнес в бессилии опустился на подушки. Он чувствовал себя усталым и больным. Внезапная вспышка ярости прошла, оставив после себя только горечь во рту и дрожь озноба. Все это было уже слишком. Но какое-то упрямство внутри заставляло разжать губы и, преодолевая дремотное оцепенение, еле слышно промолвить:
— Но… может ли крыса оказаться настолько умной, чтобы не пойти на поводу у крысолова?
Старик улыбнулся — очень грустно улыбнулся:
— От этого крыса не перестанет быть крысой. Кто знает, может сам ее бунт — только предусмотренная часть плана какого-то другого крысолова? А может, этого же самого? Лемы не пошли на поводу у Сестер — и в результате подпали под влияние Защитника, толкнувшее их на самые отвратительные преступления.
Откуда-то издали раздался дрожащий от злости голос Альдо:
— Вы когда-нибудь можете обойтись без оскорблений в наш адрес, неблагодарный?
Старик все так же грустно улыбался:
— Нет, не могу. Я знаю, что вы дали мне кров и спасли от гнева Сестер. Ведь на самом деле, Эрд, и я когда-то пытался бунтовать, много позже истории с Хаомом Свадигером. Что я получил? Ничего хорошего. Сижу тут среди всех этих мерзостей и часами спорю с Альдо.
— Упрямый старый осел, — свирепо выдохнул отпадший лем.
— Ничего-ничего, — усмехнулся Учитель. — Лучше уж ругаться, чем упражняться в ваших замечательных истязательных комнатах или насиловать рабынь.
В ответ из угла донеслось неопределенное шипение.
Эрд Айнес, на минуту совсем было выключившийся из разговора, снова спросил, пользуясь установившейся паузой:
— Что же мне делать?
Учитель отвел глаза, хмуро уставившись в пол. Было видно, как разговор утомил его.
— Я не знаю… — тихо проговорил он. — Часто я думаю, что все мы — только нелепые глиняные игрушки в руках Высших Сущностей. И если есть в нас что-то высокое, так только то, что нечаянно пролилось с небес. И сейчас просто просится обратно, извергаясь с наших уст. Веди властелина на трон его, затем умри.
— Так значит, люди…
И в ответ еле слышно прозвучало:
— Людей тоже из глины лепили.
Последний разговор совсем подорвал силы.
Теперь болезнь брала свое, погружая Эрда Айнеса в неспокойные воды полубессознательной ознобной дремоты, из которой вынырнуть можно только на секунду, мгновенно испытав вспышку ясности мысли, а потом — снова назад, в сумрачный морок бреда.
Так Эрд Айнес очнулся и ненадолго подчиняющимися разуму глазами обвел сумрак опустевшей комнаты. Что-то звало его — там, наверху. Он должен был выбраться и рассказать Любопытствующему открывшуюся правду. Он должен был проникнуть в загадку глубже.
Встать с постели и, не помня себя, двинуться в обратный путь. Пройти по лабиринту изрезанных криками предсмертного ужаса коридоров, вымазавшись в желтой сырой дряни, пальцами ощущая биение живых упругих нитей чудовища, кошмар снаружи отражается переливами болезненных спазмов внутри.
Вот он уже в Ближней Пещере, чей воздух исковеркан тысячами отзвуков эха, в сверхчеловеческой насмешке вторящих органной мессе и вклинивающейся в нее залихватской песне из соседнего кабака. Дьявольская многоголосая какофония, сплетающая между собой высокое и низкое — и преподносящая результат как чудовищный гротескный шарж, кошмарную издевку над жалкими фигурками людей, затерявшихся в темноте воющего и улюлюкающего помещения.
Страница
25 из 38
25 из 38
