Глиняный Орфей

Или то просто усталость? Окаменение? Предчувствия близкого СНА?

Где-то в груди клокочет воздух, через силу выдувая наружу череду слов. Старых, вычурных. Странных. Сначала лишь бессвязный лепет смыслов в окружении троеточий молчания:

«»иже… еси… вопиет… глас… исходят… словеса»…»

Потом внутри словно вспыхивает свет. Истина в сиянии совершенства. Солнце, дальние отблески которого он ловил всю свою жизнь.

Свет рвется из него сладкой болью. Он умирает и счастлив. Бремя было слишком тяжелым.

Больше нет нелепых поисков истины, красоты, счастья. Все воплотилось в одну эту яркую вспышку. Сейчас будет СВЕТ и СМЕРТЬ и ВСЕ.

Первые слова уже звучат, как вдруг из самой глубины гибнущего и одурманенного сознания выныривает мысль.

И все рушится. Солнце гаснет, слова рассыпаются как карточный домик, Эрд Айнес в бессилии умолкает и падает на землю. Сестры исчезают, песня обрывается, он остается жив. Все это сделала одна мысль, как молнией высветившая череду новых, до сих пор скрытых от его понимания смыслов. Эрд Айнес засыпает, а на языке по-прежнему вертится спасительное:

«»Почему боги говорят по-испански?»»

Темно. Горят свечи и камин. Любопытствующий зябко ежится и произносит в пустоту:

— Совсем у нас в Аргентине климат испортился. Уж не нашего ли Отца Облаков это козни?

Эрд Айнес понемногу приходит в себя. Он лежит на диване в апартаментах Любопытствующего. И, кажется, выздоравливает.

Первая мысль — о том же. Пересохший язык с трудом ворочается, произнося спасительные слова:

— Почему… по-испански?

Любопытствующий вздрагивает, поднимает глаза. Произносит с легкой улыбкой:

— Ну и напугал же ты меня. Я уже думал — не выберешься.

— Предатель, — пробормотал Эрд Айнес, переворачиваясь на другой бок и снова засыпая.

Снова вынужден я содрать с себя маску третьего лица и заговорить про себя «»я»». Но на сей раз не от отчаяния.

Нет, отчаянье осталось, оно никуда и не уходило, превратившись почти в мою вторую натуру. То есть в привычку — как ни жутко замечать это.

Но довольно стенаний. Точность, только точность заставляет меня написать это отступление.

Не буду скрывать — я трус. Сообщаемые мной сведения слишком невероятны, чтобы доверять их первому встречному. Бог знает, что может произойти, если тайна Острова откроется. Лучше уж поменять все возможные названия, включая свое собственное имя, и тешить себя глупой мыслью, что можешь управлять событиями.

Вот так-то. Вы спросите, почему Аргентина? А почему бы и нет? Всяко лучше, чем утомлять себя нелепыми троеточиями. Тут подойдет любая католическая страна, у которой есть морское побережье.

Так что ставьте на место несчастной Аргентины Польшу, Ирландию или Канаду и не мешайте врать дальше.

Тем более, что Эрд Айнес уже почти совсем поправился. Любопытствующий не уставал хлопотать и ухаживать за больным, как заботливая няня, попутно стараясь выведать любые крохи информации, которой Эрд Айнес мог располагать. Враг Любопытствующий или не враг, Эрд Айнес чисто по-человечески был ему очень благодарен. Что же до опасений относительно «»конвейера»», то эту часть рассказа Любопытствующий выслушал с лукавой усмешкой и в конце проговорил язвительным тоном:

— Ну, если я и агент Сестер, то очень уж подсознательный. Похоже, эти милые дамы решили воспользоваться моим длинным носом в их собственных интересах, превратив в подобие гида по Острову. Искренне благодарю вас, о небесные госпожи, но в таком случае я предпочитаю быть нем как рыба и ужасен как ваш разлюбезный Защитник.

После чего вновь вернулся к расспросам. Эрд Айнес и сам был не против заново осмыслить события последних дней, излагая пережитое такому внимательному слушателю, как Любопытствующий. Так постепенно они подошли к неожиданной догадке, внезапно нарушившей все замыслы Сестер.

И вот — неизбежный вопрос, которого Эрд Айнес ждал с самого начала беседы:

— Так при чем здесь испанский?

Голос Любопытствующего звучал как-то настороженно. Он что, внутренне корит себя за недогадливость? Боится, что Эрд Айнес узнал о чем-то запретном? Или просто очень сосредоточен в поисках разгадки? Эрд Айнес не мог дать ответ, да и дебри психологии Любопытствующего волновали его сейчас меньше всего. Пора, давно пора выговориться.

— Понимаешь, меня насторожили два факта. Первый — почему все вокруг говорят на языке этой местности? Ну ладно еще Учитель — тот сам вроде бы из Аргентины. Но Скульптор-то тут был с самого начала!

— Скульптор мог выучить испанский. Или сам быть испанцем, обученным Сестрами.

— Хорошо, а почему Хаом Свадигер писал по-испански?

Любопытствующий хмыкнул:

— А на каком еще языке, спрашивается? Свадигера отправили выманивать бежавших на континент лемов.